«Мы будем это вспоминать …»
Мы будем это вспоминать —
в воспоминаньях будем счастливы, —
как муж с женой, дитя и мать,
на век не возводя напраслины,
переходили в век иной,
как переходят через улицу,
и светофор горел шальной,
и чудилось, что все-то сбудется,
и, весь из круглых полных лун,
с высокой шеей лебединою,
век начинался, свеж и юн,
и нежность нес неистребимую,
и розовели облака,
и тело мира жить хотело,
мелела времени река,
число миллениума млело.
О стихах Ольги Кучкиной
Ольгу Кучкину знают как критика, журналиста, драматурга. Мало кто знает, что она пишет стихи. Ей, видимо, казалось, что она их пишет «для себя». Мне довелось прочитать ее рукопись, и оказалось, что это стихи и для всех. В лирике Ольги Кучкиной есть своя скрытая драматургия, стихи ее идут от истинного переживания. И написаны своими словами.
Владимир Соколов, 1990
Эти стихи каждый должен читать один, для себя. Это особого рода стихи. Меня книга удивила и даже потрясла. Во-первых, какой-то молодостью удивительной. Во-вторых, тем, что она ни на кого не похожа. Мы дико устали от проповедей, а теперь устаем от исповедей, особенно женских – женщины несут все свои беды и на нас обрушивают, да каждая еще громко, да еще с истерикой, по принципу выведения шлаков. Кажется, что у Кучкиной – другое. Она ни от чего не освобождается. Боль остается с нею, а вот как бы тень боли, дыхание, ветерок от этой боли достаются нам. И вообще она не навязывает себя. Наоборот, показывает себя нам как бы в перевернутый бинокль. Тут благородство. Это редкий случай. Я даже, по-моему, этого еще не встречал. Она пришла и перевернула все мои представления о поэзии. Я думаю, что каждый поэт, если он настоящий, приходит и переворачивает наши представления. Если он не переворачивает, он во втором или третьем ряду.
Владимир Корнилов, 1999
Не так уж много случаев в истории литературы, когда стихи начинают писаться уже после прозы, после драматургии. Хотя «казус журналистики» – особый. В конце концов Ольга Кучки-на сначала журналист, потом – писатель. Однако рамки очерка становятся вдруг тесны. А чужие судьбы, те, что в проживании рождают классную публицистику, рано или поздно начинают заслонять, замещать собственную личность. И тут требуется немало душевных сил, чтобы вернуться к себе. Но тогда-то, быть может, и начинается настоящая поэзия. Та, что не встает в газетную полосу, но (и потому, может быть, тема «свободы духа» одна из ключевых для этой поэтики) чужой взгляд все равно проступает, и где бы ты ни был, образы слетаются к тебе, как бабочка из стихотворения «Итальянская бабочка». И сам поэт – эта бабочка: «Так задумала природа, / нет вины, а есть свобода. / Но семья не без урода – / ты в чужой горсти, прости»…
Главное, будет ли в уже сбывшейся жизни – новая жизнь, как новая свобода упорхнувшей-таки из чужой горсти – пустой – бабочки. И чем заполнить пустоту ладоней?..
Корм этой поэзии – чувство. И оказывается, что сегодня можно писать не только «про текст», но и про себя самого. Себя саму – узнаваемую и тем не менее скользяще неуловимую.
Александр Вознесенский, 1999
Родная Оля! Перечитываю и перечитываю твои страницы. Ты очень многое вдохнула в стихи – свое обнаженное сердце, странный мир… Это сейчас и мне помогает жить. Благодарю тебя. Володин. 11 августа 2000 года.
Александр Володин, 2000
Читатели России знают Ольгу Кучкину как острого журналиста, вдумчивого эссеиста, добросовестного прозаика. Менее известна она как своеобычный лирический поэт. Поэзия наших дней колеблется в амплитуде от эклектики до постмодернизма, но настоящий поэтический голос живет своей жизнью, не присоединяясь к литературным тусовкам. Он дышит воздухом творчества, а не соображениями эстетической конъюнктуры. Это требует культурного мужества, но окупается независимым результатом – который в случае Кучкиной налицо.
Юрий Кублановский, 2002
«Високосный век» – наиболее полное на сегодняшний день собрание стихотворений Ольги Кучкиной, которую большинство читателей «Комсомолки» знают как первоклассного обозревателя, а знатоки российской драматургии – как одну из лучших учениц Арбузова… Радостно видеть, что журналистика не съела этого обаятельного и оригинального поэта. Стихи ее не претендуют ни на что – это в подлинном смысле слова лирический дневник; автор не слишком заботится о соблюдении ритма, может себе позволить неточную рифму или прозаизм – не в них дело. Она заговаривает собственную тоску, а в результате помогает и читателю. В общем, иногда поэтом становится тот, кто меньше всего на это рассчитывает – просто пишет урывками в свободные минуты и все.
Дмитрий Быков, 2002
Новую книгу стихов Ольга Кучкина назвала «Високосный век».
Часы, отмеряющие ощущения жизни, не показывают суету сиюминутности и тщету спешки. Аккумуляция чувств занимает многолетие.
Вот любовь, боль тут же, рядом. Прогноз и констатация. Нерешаемые задачи. Работа над ошибками. Отчаяния нет. Иначе и один високосный год не вытянуть.
Я живу каждый день огромный,
растворяясь
в сухом остатке
красных листьев,
ноябрьского грома,
чаепитья в простом порядке.
Ольга Кучкина – сильный хрупкий человек. Магией очарования владеет в совершенстве. Профессионализм журналиста зашкаливает. Дар драматурга естественным образом сочетается с чутьем критика. Одна из красивейших женщин столетия…
Прекрасно то, что муза, вдохновляющая, сама играет лирику.
Екатерина Дробязко, 2002
Я хотел тебе сказать очень многое. Это удивительное выражение того, что вижу и чувствую, и это такое сочетание несочетаемого, такой порыв и такое удивительное выражение невыра-жаемого, такое вытаскивание того, чего нельзя сказать, поэтому так напряженно, так рвано, и это мгновения какого-то особого состояния! Иногда это удается, иногда нет, но чаще удается, и это какое-то совершенно новое дело. Во всяком случае я такого раньше не читал. Я коряво говорю, потому что невозможно сразу сказать. Это настолько талантливо, что надо читать второй, третий, четвертый раз, и это еще сильнее. Такая изумительная ересь, которую ты говоришь, что я просто поражен. Это высоко. Это потрясающе. Дай тебе Бог больше этого бреда, такого грандиозного. Это здорово. Олька, ты умница. Где ты достаешь, откуда из себя, каким напряжением сил?
Валентин Гафт, 2008
Думается, что Ольга Кучкина не «прозаик-реалист», не «драматург» и не «поэт». В ней нет профессионально упертой сосредоточенности в жанровых координатах, она оперирует внутренними законами жанра, а не догматически следует традиционным профиллюзиям. Произведения ее (в прозе, драматургии, поэзии) – один из тех удивительных феноменов, которые нечасто появляются в нашей культуре. Приведу пример: известно, что Владимир Высоцкий не является в прямом смысле ни поэтом, ни певцом, ни музыкантом. Но сложение этих трех составляющих явило потрясающий результат – сложился российский гений. Сложение «внежанровых составляющих» Ольги Кучкиной (плюс, конечно же, ее профессиональная работа в журналистике) дает уникальный симбиоз индивидуального литературного существования – пытливого, талантливого, стремящегося «во всем дойти до самой сути».
