Желтый дом Желтая штукатурка потрескалась, зданье в заморочках и забвенье, не надо движения резкого — робкое требуется движенье. Требуются глаза, словно блюдца, с выраженьем, в котором внимание, а если в блюдца плюются, должно быть, договорились заранее. Лица, напоминающие тени, бродят по желтому зданию в будни. А воскресение проводят по спецрасписанию: из общего желтого дома, из окруженья врача и медбрата, в дом частный идут знакомый, где жили семьей когда-то, где были любовь и песни, где душа казалась на месте, но отчего-то, хоть тресни, зачаток душевной болезни. Там обстановочка, словно порох, и ты ходишь там, словно потрох, и в сумерках возвращаешься в город с глазами, плевки в которых. Тяжела у медбратьев поступь, сживают с желтого свету — не кричи, молчи просто. Вход есть, а выхода нету. Не так Такого пожелать нельзя и палачу — с утра и дотемна, под звездами и в слякоть, я больше не могу, я больше не хочу со всеми погибать и надо всеми плакать. Я больше не могу обманывать судьбу, вступая в договор, который не по силам, возлюбленного лик запоминать в гробу и забывать других, которых смерть скосила. Я больше не хочу надежды надевать, натягивать грехи, примеривать соблазны, на лоб высокий мысль, как шляпу, надвигать, геройски щеголять на подиумах праздных. Окликнула душа: вот малая слеза… за каждую слезу несчастного ребенка… Но выплаканы все несчастные глаза, история хрипит, как пьяная бабенка. Я больше не хочу, как пыльные мешки, таскать свою вину за все на этом свете, как в кошкином дому раздавлены кишки, и одичалый ветер свищет по планете. Я больше не могу… Но поворот ключа: заводит Бог опять творимую игрушку — хватаешься за кончик тонкого луча и пишешь им не так всю эту заварушку. «Натягиваю улыбку. А больше ничего на мне нет…» Натягиваю улыбку. А больше ничего на мне нет. Вытягиваю ошибку рожденья и появленья на белый свет. О мама, мама, тоска, до тошноты и рвоты тоска, как будто и впрямь близка гробовая доска. О Боже мой, моя дочь живет не со мной, а в одной из стран через океан, о Боже мой, и внучка моя уж который год там живет, и у меня от бессмыслицы болит живот. О мама, ты никогда не узнаешь, какая кругом ерунда, и ничего не поправишь, потому что просто вода разлилась меж людьми, что могут ехать туда и сюда, и только дом без людей стоит как беда. Натягиваю улыбку и выхожу в свет, под этой улыбкой зыбкой ничего нет. О, если бы знать, на каком перекрестке шагнул не туда! И только пустующий дом стоит, как стоит вода. «Ах, придурок, перестарок…»
Ах, придурок, перестарок, любопытный к бытию, как подарок без помарок от спросонья к забытью. Ни балов, ни сцен, ни скачек, ни тщеславию наград, тайно спрячет то, что значит, и построит ряд преград, чтоб никто не заподозрил, что там кроется внутри, что за мир придурок создал — отойди и не смотри. От несчастия хохочет, слез от счастья не видать, мир на выворотку хочет вдруг в оглядке угадать. Грызть – любимое занятье сушку, знанье и себя, чтобы тайное заклятье, снять, как платье с короля, чтоб услышать ритм и трепет акустической среды, звездный шорох, лунный лепет и молчанье резеды. «Температура выше потолка…» Температура выше потолка, а потолок обрушивает стены, разруха подступает постепенно, и сутолока мусорно мелка. Испанка, кашель, горячо глазам, в висках и сердце серп и он же молот, и отчего-то нестерпимо молод и просишь потрепать по волосам. Больница Снизойдите, ритмы, с верхотуры, обнаружьте распростертый мелос, где звенело, и лилось, и пелось, как по нотным записям натуры. Повязали связки горловые, усекли и уплотнили голос, чтоб зачах и смолк певучий логос, шибанули точки болевые. Я тяну наверх худые руки, про себя молитву сотворяю, дверь ключом скрипичным отворяю в вышний дом, где возвращают звуки. Молитва Страх за ребенка животный — самая сильная страсть после страсти любовной, в какую нет сил не впасть. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Сила ломит солому, бессилье молится мной: приему противу лому обучи меня, Боже мой. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй. Ты Отче. Я мать. Вместе мы победим зло. Ангел шепнет небесный: вот женщине повезло. |
