6 сентября 2005 Опус – Так целебно смотреть на девушек. – Так смотри. – Так целебно брать их за руку. – Так бери. – Так целебно лежать с ними в постели. – Так лежи. Только знай, что я тебя убью. – Так целебно смотреть на девушек. – Так смотри. – Так целебно брать их за руку. – Так бери. – Так целебно лежать с ними в постели. – Так лежи. Делай, что хочешь, только будь жив. 6 сентября 2005 «Спрашивают: зачем вы пишете…» Спрашивают: зачем вы пишете, когда до вас писали Пушкин и Гете? Спрашиваю: зачем вы живете, когда до вас жили Цезарь и Македонский? 6 сентября 2005 «В госпитале располосованы метры…» В госпитале располосованы метры, полоса розовая и голубая — ровно гекзаметры. Геометры клали пол – как стихи слагали. Кто-то же озаботился, чтобы родом молитвы в этом месте скуки, тоски и боли нежных линий зазвучали ритмы, и полегчало само собою. От луны на полу квадраты, светотени нарисованы ставнями. Кто-то же озаботился моей бессонницей стандартною не погубить – а полюбить заново. 9 сентября 2005 На 28 сентября 2005 Забраться в глухую деревню, в приморский и горный отель, на небо смотреть и деревья, где всё – акварель и пастель, зеленое и голубое, сверкающий ультрамарин, — пока ты со мной, я с тобою, и мы в этом царстве царим. Не скучно ли – ты меня спросишь, не скучно – отвечу тебе, пока на душе твоей просинь, и осень прозрачнее весен, и бес при седой бороде. 28 сентября 2005 «Бугенвилии, бугенвилии…» Бугенвилии, бугенвилии, цвета розы и малины, здесь оливки и маслины, красотой нас перевили, и здесь лимоны и гранаты на деревьях, а не в сумках, а тем более в подсумках, чем прославлены пенаты. Здесь, по случаю, налетом, из пенат Аэрофлотом, чтобы чудо-бугенвилии горечь-сволочь перебили. И я срываю плод маслинный, бок надкусываю длинный — горечь свежая пронзает, горький вкус язык терзает. Только вымочена в соли, горечи теряя доли, несъедобная маслина обретает вкус старинный. Я себя к плоду примерю, счет на соль и вкус проверю. Бугенвилии, бугенвилии душу мне растеребили и… 28 сентября 2005
«С ума сойти, какая осень…» С ума сойти, какая осень, стоит погода по заказу, синее небо раз от разу и зеленее шапки сосен. Над головами, под ногами царит сухая позолота, как будто изменилось что-то, то, что над нами и за нами. Там залило водою город, там треснула кора земная, там, по дороге все сминая, промчался ураган, как голод. А тут стоят, стоят погоды так непривычно и прекрасно, как будто вовсе не напрасно, что с нами было в эти годы. 12 октября 2005 «Колючки выставив заранее…» Колючки выставив заранее, оскалив молодые зубы, безбожно-нежное создание оскалом угрожает грубым. В ответ иная неизбежность, иной потешный перевертыш: таит безбожно-грубый нежность, хотя калач, признаться, тертый. Обманка и волшба по прихоти, и повторяется без устали, а без того, что тихо, лихо ли, не плоско ли, не пусто ли? 21 октября 2005 «Продается вдохновенье …» Продается вдохновенье — на Тверской висит растяжка. Хлеб, варенье, ложка, чашка, после завтрака творенье. Как темна вода в колодце, так темно стиха явленье. Но сияет объявленье: вдохновенье продается. К месту, вовремя и кстати средь соперников волненье: что в халате, что в палате важных мест распределенье. Выдвиженье, достиженье, спрос рождает предложенье, все торгуют вдохновеньем, чудным дорожа мгновеньем. Вдохновенье бьет ключом. Почем продажа? Нипочем. 24 ноября 2005 «Теперь свою рассказывает жизнь…» Теперь свою рассказывает жизнь, как анекдот, легко и беспечально, обводит контур прежнего молчанья без гнева, без тоски, без укоризн. Обводит пальцем карту и чертеж, сама себя обводит вокруг пальца и в одеяльце трупик идеальца на снег выносит и в промозглый дождь. Теперь я вам легко, как анекдот, перескажу себя и вас построчно, мой пересказ, где точно, где неточно, перечитайте задом наперед. |
