Те, кто думает, будто сражение авианосных ударных групп представляет собой полностью вышедшее из-под контроля нагромождение ударов и контрударов, ошибаются. Даже в условиях невиданного доселе природного феномена, ограничивающего возможности и локаторов, и зрения, битва все же не становилась полностью хаотичным явлением. Да, из-за непредвиденного казуса с противоспутниковыми ракетами русских кое-какие задуманные в бункерах Пентагона планы пришлось оставить. Например, пошло прахом согласованное действие АУГ, штурмующих зону тумана с разных направлений, то есть советское соединение, не ведая о том, получило дополнительное преимущество. Но в силах, в предварительном планировании, в общем понимании ситуации у янки был перевес.

Что же оставалось положительного у русских? Вполне может быть — неведение, полное непонимание глобальности происходящего вокруг. А разве может незнание иметь положительный эффект? Может. Ведь еще неизвестно, как бы повел себя адмирал Геннадий Гриценко, понимай он, что подчиненный ему флот в настоящий момент не патрулирует вверенную акваторию, а забрался в неясные метагалактические дали. (Мы сейчас рассматриваем факторы, имеющие значение для боя, а не для чего-нибудь еще.) Незнание истинной картины приводило и его, и подчиненных к обычному, стереотипному восприятию происходящего. Далее: ни Гриценко, ни кто-либо из его заместителей не мог представить, что против них собраны такие бешеные силы — почти весь активный флот США в Тихом океане. Там, в их мире, это было просто невозможно — как бы Штаты оставили без внимания остальные регионы, если везде и повсюду против них агрессивные армады русских? Потому, если бы на капитанском мостике «Юрия Андропова» ведали о нескольких, сходящихся к месту действия АУГ, они бы были вынуждены поставить все наличные силы в оборонительные рубежи, а так, обнаружив ближайшее соединение противника, Краснознаменный Тихоокеанский флот тут же перешел в наступление.

Что еще было на стороне пришельцев? Опыт, вот что. У американцев, несмотря на их высокую учебно-боевую выучку, со времен войны с Японией не было возможности, да и необходимости, бороться с равными по мощи авианосными кораблями — ни у кого из потенциальных противников попросту не имелось таковых. В отличие от них, прибывшие русские адмиралы имели большой опыт в схватках с морскими драконами. После вьетнамского опыта таковые действия проделывались неоднократно, хотя, конечно, чаще, те, штатовцы Мира-2, не слишком наглели, а при явной угрозе — скоренько улепетывали в свой загон — Западное полушарие, — откуда уже смело грозили кулаками и смеялись над русскими недотепами, от которых ускользнули играючи.

Беря во внимание все это, можно с уверенностью предсказать, что должно было последовать далее. Обнаружив вторгшееся соединение, американцы ускоренно и немедля атаковали его тем, чего у них было больше — авиацией. Уже после первого опыта стало ясно, что торопились они не зря. После сбивания спутников связи и разведки от пришельцев можно было ожидать чего угодно. Не исключалась возможность ядерных ударов даже стратегического уровня.

Русские же, обнаружив вторгшегося в подконтрольную акваторию агрессора, не стали изобретать велосипед. Да, совсем согласованного плана не получалось из-за проблемы связи, однако каноны тактики от этого мало менялись. К тому же людям, занятым привычным, много раз учебно, а также реально отработанным делом, стало как-то не до панических размышлений о природе растекшегося в округе тумана и прочем. Тактика русских не слишком совпадала с тактикой американцев, еще бы, ведь у них имелись некоторые неизвестные или забытые в нашем мире средства ведения войны. О новинках мы уже говорили, а из хорошо забытого старого были, например, линкоры. Что за бред, скажете вы? И что толку от этого анахронизма? С «толком» мы еще разберемся, вопрос в другом. Обладая линейными кораблями, пришельцы понятия не имели, что это для них большой плюс, ведь там, в их мире, линкоры оставались на вооружении и у противной стороны.

Поэтому, когда соединение линкоров и ракетных крейсеров начало делать охват предположительного местонахождения американской АУГ, морское командование русских и не предполагало, что в своем движении большие бронированные корабли не встретят ничего равнозначного по классу.

Все в «Тропическом» было хорошо. И стремительность, и тренированность экипажа. Приятно было глянуть на его горизонтальный полет, обгоняющий взбесившуюся пену позади. Одно огорчало — шумность. Впрочем, вибрация при движении на малых «экранах» была такой, что капитан-лейтенант Тёмкин одно время подозревал у себя наличие аритмии — туловище тряслось так, что казалось, выпрыгивает сердце. Вначале он, как и все остальные в экипаже, наивно надеялся, что со временем свыкнется с этой напастью. Увы, у многих эта «трясучка» перешла в болезнь, сходную, а может, и одинаковую с той, что возникает у шахтеров после многолетних объятий с пневматическим отбойным молотком. Даже засчитывание одного реального года за три, как у будущих, двадцать второго века, астронавтов, обживавших Марс, не вызвало затухания повально косившей экипажи болезни. Дело дошло до того, что были уменьшены сроки службы на малых экранопланах. После двух лет офицеры уходили на другие классы кораблей.

Однако где было набрать специалистов на все растущие и растущие эскадры экранопланов? Училища задыхались, выпуская «спринтеров» пачками («спринтерами» прозвали тех, кого готовили для «экранов»), но нельзя же было, в самом деле, выпускать всех подряд? Кого-то ведь нужно было и отчислять, хотя бы по здоровью тела, не говоря о духе. Так что иногда приходилось через некоторое время, дав офицерам несколько отдышаться на обычных кораблях, снова направлять их командовать «экранами». Например, у капитана-лейтенанта Тёмкина это был третий по счету «экран».

Надо сказать, что, несмотря на плохонькую учебу в училище, в офицерской службе Тёмкин преуспел, правда не сразу. Вначале, на чисто технической должности, было тяжко. В электрических схемах капитан-лейтенант, а тогда лейтенант, не понимал ничегошеньки. Продвигаться он начал лишь через три года, когда однажды на его ловкие руки обратил внимание до странности наблюдательный начальник. Перед этим капитан третьего ранга разбил о головы двух операторов-неумех два служебных микрофона. «Лейтенант! Идите-ка сюда! — рявкнул он охрипшим от напряжения голосом. — Попробуйте поработать за этого матросика, он никуда не годен. Присылают каких-то неумех, да еще операторами наведения назначают». И Тёмкин сел за пульт. Через три месяца он уже восседал в кресле старшего офицера наведения. Честно говоря, его мозги успевали мало что понять из происходящего на экране действия — бежали куда-то сверкающие метки, мерцали зеленью и краснотой, неслись водопады цифр, — однако его волшебные руки успевали делать все вовремя и с абсолютной правильностью. Его стали уважать.

Иногда, возвращаясь из плавания, морской офицер Тёмкин внимательно смотрел на свои руки — что в них такого? Худощавые кисти, выпуклые, налитые — мечта делающей инъекцию медсестры — вены, тонкие паучьи пальцы пианиста. Ну, в общем, он не видел ничего необычного. И все-таки, через эти руки, он тоже стал себя уважать.

Прорывающее фланг авианосной группы «Рональда Рейгана» русское надводное соединение, конечно же, несло потери, причем гигантские. Но оно экономило самое главное — ракетные крейсера и сами их ракеты. Спереди крейсера прикрывали бронированные громады линкоров, с воздуха оберегали собственные вертолеты, а ракеты экономились сами по себе, поскольку не запускались. Их берегли для того часа, когда оборонительный рубеж авианосца утончится до пленочки. А американцы не то чтобы не обращали внимания на придвигающуюся и придвигающуюся к ним опасность, просто они не могли до конца сориентироваться. Ведь, кроме линкорной группы, на их боевые порядки то тут, то там набрасывались экранопланы или подводные лодки, не говоря об истребителях-бомбардировщиках. Это было второе в истории, после недавнего, нападение на АУГ, но ведь в прошлый раз все ограничилось межсамолетными разборками. То, что теперь группа кораблей во главе с «Рональдом Рейганом» попала в абсолютно другую ситуацию, было еще до конца не ясно.