Присутствие друг друга враждующие группировки ощутили сразу. Как птица над морем сообщала мореплавателям прошлого о близости берега, так и первый же мелькнувший на радаре самолет указывал на присутствие в море-океане подвижной площадки для его взлета. Чаще это был даже не сам самолет, а краешек его собственного радиоэлектронного щупальца. Этот, иногда очень слабый, эхо-отголосок его проснувшегося локатора становился достаточной причиной для взведения курка — на палубах авиационных монстров начиналась лихорадочная активность.

К моменту обнаружения группировками дислокаций друг друга все способное летать уже парило в пространстве. Иногда неторопливо зависая на одном месте, рубя атмосферу в невидимые лоскуты огромными винтами — так делали спасательные вертолеты; чаще — накручивая над соединением пятидесятимильные восьмерки, — что еще было делать истребителям-бомбардировщикам в ожидании команды «фас»? А вдали, в тысяче и более миль во все стороны от АУГ, рыскали над волнами самолеты-разведчики разных мастей, даже беспилотные, ведь и после обнаружения одной вражеской армады кто мог сказать с уверенностью, что это все? А на кораблях сворачивались в бухты заправочные шланги, задраивались огне- и водоупорные двери, расчехлялись орудия и включалось питание на стоящие в готовности ракеты.

А когда соединения нащупали передовые рубежи охранения друг друга, размещенные в воде, — фрегаты и корветы, иногда эсминцы-охотники, в дело сразу включились бомбардировщики, снаряженные аккуратненькими ракетами «Мейверик». Действительно, зачем было тратить на легкие корабли дальнобойные «Гарпуны»? Теперь вопрос состоял в том, чтобы сойтись с обнаруженными кораблями на дистанцию пятнадцати-двадцати километров — дальше ракеты «Мейверик» не летали. Однако противовоздушная оборона малых кораблей имеет приблизительно такой же радиус, а обнаружить атаку можно еще с большей дистанции. Никто, конечно, и не надеялся, что намеченные жертвы безропотно примут приговор, но все же, учитывая наличие «молока», расчет базировался на внезапности.

Авианосец «Рональд Рейган» был готов к бою «от» и «до». Его палуба была почти пуста: два спасательных вертолета «Сикорский» — вот и все, что на ней покоилось. Неподвижные заправленные самолеты — самая уязвимая часть 333-метрового гиганта — начисто отсутствовали. Огнетушители, специальные пожарные машины, раздвижные створки, самостоятельно делящие ангары на части при угрозе пожара — все было на стреме. Три последовательно размещенные друг над другом броневые палубы, шестидесятимиллиметровые кожуха из кевлара вокруг всех жизненно важных узлов, а в общей сложности шестьдесят тысяч тонн высококачественной стали, вот что ждало русские ракеты, даже если бы они пробивали все защитные барьеры обороны АУГ. А против торпед — второе водонепроницаемое и также бронированное дно и многослойные борта с пустотами, залитыми вязким заполнителем, ловящим осколки, как клейкая лента мух. А уж про активную защиту и говорить нечего, долго можно перечислять ТТХ зенитных ракет, пушек и истребителей.

Ну, а здесь, поближе к врагу, еще рубеж обороны — корабли прикрытия. Не кишмя кишат, конечно, как в годы Вьетнама, — подсократился флот, не сравнить его заполнение эсминцами и крейсерами со старыми временами. Даже не так уж давно вставшие в строй древние линкоры, и те снова на покое — делают из них музеи в угоду публике. Конечно, корабли стали похитрее устроены, но мало их.

Однако мы об охране боевого ордера. Посмотришь на все эти рубежи, и жуть берет. Но русским деваться некуда — они в состоянии войны.

Да, «молочный туман» (МТ) мешал использовать освоенные в годы мирной учебы приемы, по крайней мере большинство самых простых, но на них свет клином не сошелся, а потому это не могло служить сильным ограничением наступательного порыва.

Как только враждующие группировки обнаружили друг друга, — а сделали они это практически одновременно, — то тут же и набросились на недругов самыми быстрыми средствами поражения, которые имелись под рукой. Что есть самое быстрое средство поражения начала двадцать первого века? Как и в конце двадцатого — ракеты и авиация. Напали группировки друг на друга авиацией морского базирования. Главным видом оружия в море стала авиация. Следовательно, с кем надо в первую голову бороться? Ясно, с ней же. Но не прямым путем — то задача истребителей, а обходным — уничтожать подвижные аэродромы. Враг тоже не дурак, он заблокирует, то есть попытается прикрыть именно кратчайшее направление. Значит, надо накрыть его со всех ракурсов, дабы силы обороны распылил и от ракетобомб ни в жизнь не отмахался. Следовательно, некоторые из авиагрупп заранее помчатся кружным маневром, дабы глупого обмануть, а умного переплюнуть. Но это еще не все. Ведь супостат тоже атакует. Не может ли случиться так, что летящие для атаки с торпедами под брюхом бомбардировщики встретят равных себе, летящих навстречу с той же целью — атаковать корабли? Вероятность мала. Во-первых, не забывайте, что то пароходы плывут по плоскости воды, а лайнеры воздушные парят в трех измерениях, а потому могут миновать встречи, болтаясь на разных высотах. И самое главное, кто из противников знает точное положение авианосцев враждебного флота? И те, и те знают его приблизительно, единственное, в чем они четко уверены, это в том, что авианосцы врага существуют. Ни тот, ни другой из участников схватки даже не ведает, сколько их. А потому у самолетов-разведчиков немало работы.

Но разговор не о них, разговор о тех, что с бомбами и ракетами во внутренностях. Что и как они делают? В общем, несмотря на обилие маршрутов подхода, несмотря на тактическое разнообразие, цель одна и та же — всадить в железное вражеское пузо как можно больше наличного на борту железа.

Так вот, несколько таких групп самолетов умудрились на фоне МТ нащупать и атаковать надводные корабли противника. Что и как там происходило, мы примерно понимаем. В кабинах нападающих тишь да гладь, поскольку уши к реву собственных форсажных монстров окончательно притерпелись, только блики перед глазами на экранах дисплеев, кое-где — на самых современных моделях, выведенных прямо на стекло переднего обзора. Зато там, внизу, много грохота, шума и суеты: там рвутся на части боеголовки — всякие разные: кумулятивные, осколочные и прочие; там крики раненых, скрежет раздираемого железа…

Каковы итоги боев? Поначалу сами атакованные не разберутся, где уж тем, кто сбросил ракеты, уразуметь что к чему. Приблизительно девять десятых доложенных удачных пусков — чистая мистика, порождение нашего необузданного фактами воображения. Досконально известно лишь одно — ракета, или бомба, или торпеда с борта ушла. Да и то, это если самолет возвратился на базу.

Понятно, у тех, переживших катаклизмы небесной атаки, надводных, в головах тоже эйфорические миражи побед над крылатыми супостатами — что-то там на индикаторах зенитчиков мигало, а затем пропадало. Если принимать все эти доклады за чистую монету, тогда за сутки боев окажется потопленной армада, а в небе сгинет воздушный флот.

А вообще, как вы помните, официально никакая война не ведется, так — ученья идут. Правда, максимально приближенные к боевым. Можно посочувствовать задействованным американским асам.

— Товарищ адмирал, — доложили Геннадию Павловичу Гриценко подчиненные капитаны первого ранга, — скорее всего это не просто нарушение акваторий. Поскольку окружающее нас «помеховое поле» более проницаемо для локаторов в вертикальной плоскости, мы довольно хорошо смотрим вверх.

— И что же там — наверху? — спросил адмирал Гриценко.

— Там спутники.

— Спутники?! — удивился адмирал.

— Так точно.

— А это не могут быть головки ракет?