А что еще против нас, размышлял далее Панин, и что за? Хорошо, что в России теперь есть Конституционный Суд, а в мире Организация Объединенных Наций, но нам-то что за дело? Знаем мы слишком много, и нельзя нас в этот Конституционный Суд, как и во все прочие, допускать, нет нам туда дороги. В былые советские времена родного мира, мягкого, не сталинского периода, была бы нам прямая и ровная дорога в сумасшедший дом: ковры красные расстелены и двери с музыкой нараспашку. Но канули безвозвратно те благие годы, когда правил… Загадка на эрудицию. Брови черные, густые, речи длинные, пустые? Теперь таких опасных людей, как Панин, тех, кто много знает, но контролю не поддается — отстреливают. Впрочем, как и во все остальные времена, что это мы в самообман и идеализацию ударились?

Что еще против нас? Все то же. Большие вертикально подчиненные организации, охраняющие стабильность и порядок в мире. Сцена другая — статисты прежние. Ну и, конечно, плохо, что отступать уже некуда. Да и зрителей в зале нет, не перед кем куражиться.

Так что бежим дальше, смело бежим. И поскольку будущее неизвестно, то любое направление изотропно.

Однажды, после первой бутылки пятизвездочного армянского коньяка, Баженов внезапно вспомнил о том, что его волновало после встречи с Колокололовым.

— Кстати, товарищ капитан третьего ранга, — сказал лже-Скрипов, покосившись на свой собственный сверкающий погон (за столиком с офицерами восседали две дамы, потому он тщательно следил за формой одежды), — вы так и не рассказали, как вы добрались вплавь до Кавказа.

— А откуда? — поинтересовалась Вероника.

— От Тасмании, — пояснил Баженов, любуясь своей возлюбленной.

— Это где? — спросила возлюбленная.

— Возле Австралии, на юге, — со знанием дела выдал географические данные Баженов-Скрипов.

— Как интересно, — округлила глаза Вероника, — и вы правда добрались оттуда вплавь?

— Да нет, — смутился Маклай Колокололов, — по воде я добрался только до равнины Налларбор. Снесло течением. А вплавь совсем мало, километров десять-двадцать.

— Но ведь до Австралии гораздо дальше? — удивился Баженов разочарованно — ему уже несколько раз снились сны-эпопеи о героическом плавании Маклая, только он их плохо запоминал.

— Так ведь поначалу я двигался на танке, — пояснил адмиралу капитан третьего ранга.

— На танке? — выпучил глаза Баженов. — Под водой? Ах да, вы же подводник.

— Да нет, я по образованию торпедист, — отмахнулся Колокололов, — но чем, по большому счету, танк отличается от торпеды?

— Он, наверное, больше? — предположил лже-Скрипов.

— Само собой, однако главное, что у него гусеницы заместо винта.

— Правда? — снова почувствовал моральное превосходство физиков над лириками Баженов.

— Кроме того, это был плавающий танк, — объяснился для верности Колокололов.

— Плавающий? — удивились присутствующие женщины.

— Да, марка ЛВТ. Я бы вас, адмирал, тоже прихватил, но не нашел вас тогда в лагере. Так что я взял с собой одного механика-водителя. Мы и поехали. Вначале долго с приливными волнами боролись, покуда механик вождение не освоил, а потом погнали вперед.

— Вы герой, — восхитилась Вероника. Маклай Колокололов смутился.

— Да нет. Танк этот, видимо, на ремонт привезли, он совсем не охранялся. Мы бензинчика налили и понеслись.

— И как вы не испугались? — наконец подала признаки жизни вторая дама. — Вы не боитесь акул?

— У них же пушка, — пояснил уязвленный героизмом товарища Баженов.

— Нет, — отмахнулся Колокололов, — пушки не было. Танк и пригнали на ремонт по поводу того, что ему снарядом башню снесло. Вместе с пушкой и пулеметом. Но акулы нас поначалу не трогали, больно сильно танк ревел. Это уже потом, когда горючее кончилось, пришлось их веслом отгонять.

— У вас и весла были? — восхитился предусмотрительности Баженов.

— Конечно, они, оказывается, входят в комплектацию. Зато вместо снарядов и патронов мы смогли погрузить целую кучу сухих пайков и три канистры воды.

— Зачем?

— Так ведь дальше нас просто течениями носило-вихляло, куда судьба прикажет, вот и пригодились сухарики.

— Так чего ж вы веслами не гребли? — осудил буржуазный пережиток — пассивность — лжеадмирал.

— А куда? Я же вам объяснял, Полярной звезды оттуда не видно.

— А… — вспомнил Баженов.

— Механик-водитель тоже не знал, куда плыть. Есть еще такая штука — компас, но мы про него поначалу забыли, да и вообще, вы его когда-нибудь видели? Стрелка у него дурацкая — красно-синяя, кто разберет, какая сторона показывает на север? Так нас и таскало ветром и солнцем, покуда вдали берег не показался, на третью или четвертую неделю, не помню. Погребли мы чуток веслами — ни с места подлая железяка, я же не знаю, сколько в ней, может, тонн сто-двести будет. Тогда говорю механику моему: «Пошли вплавь». Он ни в какую. Может, плыть боится, Сталин его знает. Пожали мы тогда друг другу руки, а он довольный, небось подсчитал, что если я за борт сигану, у него пайков в два раза больше окажется на душу населения. Но я, конечно, ничего с собой не взял, только водички хлебнул напоследок вволю и нырнул. Уж не знаю, сколько часов плыл. Вы спросили, каким стилем? Я, похоже, все перепробовал.

— Может, выпьем за героев? — предложили дамы.

— Вы достойны жить в будущем коммунизме, — сообщил Колокололову Баженов.

Потом они заказали еще бутылку коньяка и даже икру.

И вот теперь эту славную Машину, это достижение конструкторской мысли, это выдающееся детище мировой цивилизации двадцать первого века, которая в подавляющем большинстве про Машину ведать не ведало, это великое творение, достойное од, поэм и прочего, необходимо было разрушить до основания. Зачем, спросите вы. А вот зачем. С помощью такой Машины можно забросить ядерный заряд сквозь любой барьер противоракетной либо противокосмической обороны, достаточно лишь запрограммировать ее так, чтобы исконная боеголовка на пару десятков минут ушла в тот мир, а затем явилась обратно, но в другом месте — эдакий параллельный перенос — ведь все эти минуты меченная Машиной железяка двигалась бы там, резала неугомонно мили, а здесь не наблюдалась. Каково? То-то. Такая машина сделала любое существующее оружие устаревшим, все эти «МХ» и «Стеллсы» стали после ее появления кремневыми ружьями, заряжающимися, кроме всего прочего, через ствол.

Вот потому-то эта самая Машина и минировалась теперь. Зачем была одной супердержаве и одной бывшей супердержаве такая болезнь, обнуляющая все их грандиозные арсеналы? Нужно было прятать концы в воду, покуда другие страны не разобрались, что к чему, и срочно подписывать соглашение о прекращении всяческих подобных экспериментов.

И взорваться обе Машины должны были одновременно, минута в минуту по Гринвичу, но, конечно, после того как…

Жизнь все-таки похожа на зебру. Вот и кончилась в жизни Баженова долгая, спектрально-плотная белая полоса.

Однажды, возвратившись в родную одноместную комнату санатория, лже-Скрипов застал в своих адмиральских апартаментах троих симпатичных мордатых курортников.

— Вам не кажется, товарищи граждане, что вы ошиблись номером? — сказал Баженов-Скрипов, отрыгивая послеобеденное пивко.

— Адмирал Скрипов? — спросил его один из мордоворотов в красивой, расшитой национальными украинскими узорами белой рубахе.

— Так точно, а вы что, мои новые соседи?

— Собирайтесь, товарищ адмирал, вас срочно вызывают в Ставку Верховного Главнокомандующего.

— А кто вы будете? — удивился Скрипов-Баженов.

— Майор Сидоров, — представился самый крупногабаритный гость, — а это капитан Петров и старший лейтенант Иванов.

— А когда мне надо быть в столице? — трезвел на глазах лже-Скрипов.