Как назло, возле финишного участка маршрута — оставшегося для прохода трапа — Баженов натолкнулся на сухощавую фигуру старшего лейтенанта Горбатова.

— Салют комсомольцам! — приветствовал он Баженова вместо положенного по уставу приложения руки к головному убору перед вышестоящим званием. — Как дела? Взносы все собрал напоследок?

Ничуть не вспотевшие за время перехода писаря позади уже скалились.

— Некогда мне, — принимая обеспокоенную делами позу, произнес Баженов, — дай-ка пройдем.

— Не торопись, комсомол-добровол, — одернул его Горбатов. — Ты небось вниз, в машинное, ведомости свои сжигать?

Что было тут отвечать?

— Да уж. Все тебе, товарищ Валера, надо знать. Только я в котельную, а не в машинное.

— Какая, к чертям, разница. Не суетись, говорю, Подросшая Пионерия, будешь крайним.

— А что, очередь? — удивился Баженов.

— А то. Надо было своих канцелярских крыс гнать побыстрее, зажрались они у вас. Ты же знаешь, что дело туго, зажали нас янки крепко. Думаешь, у одних политотдельцев есть лишние бумаги? Там впереди человек пятьдесят.

— Да ты что? — еще раз удивился Баженов. Он стал быстро размышлять над новой проблемой: долго дежурить внизу, в жаре котельной, не улыбалось, но ведь он не мог оставить без присмотра опечатанные мешки, чтобы спуститься вниз и занять очередь к пылающим топкам.

— Пошли туда какого-нибудь из своих олухов, — одним махом разрешил сомнения Баженова старший лейтенант. — Если, конечно, ты сам не хочешь провести там комсомольское собрание без отрыва от производства.

В словах Горбатова, правда, был резон, сказывалась незакомплексованность офицера-практика.

— Товарищ Булкин, — обратился к одному из писарей Баженов, — вот тебе внеплановое поручение от имени ВЛКСМ, сходи-ка вниз и найди там крайнего.

— Всегда так, — негромко, но так, дабы его расслышал начальник, проворчал старший матрос, — всегда крайний Булкин, — но все же стал неторопливо спускаться. Когда он приподнял люк, оттуда пыхнуло жаром.

— Курить будешь, Смена Партии? — спросил Баженова Горбатов.

— Ты что, здесь же нельзя.

— Не смеши, Комсомол, чему здесь гореть. Вот на корме, где гидропланы, там да. — Он уже самостоятельно сделал затяжку. — Знаешь, Молодость Партии, я бы на твоем месте отвел бы этого твоего Булкина в тихий закуток внизу и произвел маленький несчастный случай с его телом и лицом, дабы уважал старших по званию. Не бойся, там так шумно, что его голос, взывающий к твоей партийной совести, услышан не будет.

— Так нельзя же, неуставщина.

— Ты сколько служишь, Пионерия — Дети Рабочих? Вот именно — уставщина. Ты оторвись от своих «Задач Союза» и открой устав. В боевой обстановке все методы, вплоть до применения оружия. А уж у нас сейчас боевая что ни на есть.

— Что, совсем плохо дело? — спросил Баженов, тоже закуривая, но без затяжки — эдакая имитация процесса для вливания в не заботящиеся о здоровье массы.

— Еще бы, — понизил голос Горбатов, насколько это позволяли окружающие корабельные шумы. Как всякий человек, допущенный к секретной информации, он страсть как желал ею поделиться с первым встречным знакомым. — Против нас приблизительно семь линкоров и два авианосца, и это только со стороны американцев.

— Да, а еще кто?

— Англичане подогнали «Вангуард» и авианосец «Херкьюлиз».

— А «Вангуард» — это что?

— Ну, ты даешь, Воспитатель Молодежи. «Вангуард» — это линкор. Калибры орудий триста восемьдесят один миллиметр. Правда, сомневаюсь, что они им пригодятся.

— Это почему?

— Как только разветрится погодка, они пустят в дело аэроразведку. Потом — торпедоносцы. Разделают нас под орех.

— У нас сто пятьдесят зенитных пулеметов, ты что, забыл? — завуалированно похвастался своими технологическими познаниями Баженов.

— Ни хрена, ты, Племя Молодое, не секёшь. Без истребителей противовоздушная оборона, даже соединения кораблей, неэффективна. А у нас — далеко не соединение.

Баженов был поражен.

— И что наши будут делать? — ошарашенно спросил он.

— Жги свои бумаги старательно, Синие Ночи Дети Рабочих. «Врагу не сдается наш гордый «Варяг» — вот что будет.

— Да ты что, Валера. Ты хоть бы потише, не пугай личный состав.

— Сегодня командование попытается проскочить под штормовой завесой. Будем надеяться.

— Вот это другое дело. Как они нас в непогоду увидят?

— Так же, как и мы их, — радиолокатором.

— А…

— Ладно, хватит о печальном, Комсомол. Я бы тебе действительно советовал спешно заняться воспитанием своих писарей, — Горбатов кивнул в сторону уже задремавшего, развалившегося на секретных мешках матросика. — Если надо, я подпрягусь. По-моему, они один другого стоят, так что можно начинать с любого края. Давай начнем с этого?

— Да нехорошо это, бить подчиненного по мордасам, Валера.

— Не будь чистоплюем, если будешь все время подтирать им задницы и придерживать штанишки, быть тебе в дерьме по уши. Если не хочешь дружески-наставительного применения кулака, тогда надо пустить под трибунал одного-двух, а лучше трех. Говорят, тоже помогает. Те, кто остается, ходят потом на задних лапках и в рот заглядывают, а главное, по-настоящему уважают, от всей души, ей-богу.

— Ты что, верующий, Валера?

— Дурь не говори.

— А чего же все время то бога, то черта поминаешь? — Баженов наконец-то нашел, чем можно прижучить Горбатова.

— Да я бы сейчас поминал кого ни попадя, если бы еще кого знал. Вот сам скоро познакомишься с Нептуном вблизи, тогда запоешь.

— Опять ты панику распускаешь, товарищ Горбатов. Что нам торпеды янки, у нас ведь противоторпедная защита — лучшая в мире.

— Слушай, Партийная Совесть, наш линкор в каком году на воду спущен?

— В сорок третьем, забыл, что ли?

— Нет, не забыл. А ты думаешь, все эти годы прогресс военный стоял на месте? Ладно, заболтался я, пойду проверю, как моя очередь движется.

— И правда медленно, чего так? — поинтересовался напоследок Баженов. — Всего делов-то, вытряхнул мешок в печь и отряхнул ручки о брючки.

— А протокол? А подписи свидетелей? А пересчитывание уничтожаемых листов?

— Да, действительно.

На том они расстались, потому как очередь Горбатова действительно уже подходила.

В окружающем мире царила ночь. Хуже, там царствовал полный мрак непроглядного липкого тумана. Море штормило, гоняя высокую волну во все стороны одновременно. Как все эти несуразности могли сочетаться между собой, было вовсе непонятно. Торопливые, хаотичные валы вдребезги бились о железную стену «Советского Союза», стараясь в последнем угасающем усилии забраться на палубу и утащить во мрак какого-нибудь зазевавшегося матросика. А внутри титанической, вяло качающейся громадины — тишь и благодать. Здесь срезались, гасились бронированным корпусом звуки природного хаоса. С потолка лился не слишком резкий свет, а в воздухе зависали, надежно впечатываясь в мозг, спокойные команды и доклады.

Глава местного комсомола Баженов занимался ответственнейшей, поставленной верховным замполитом Скриповым задачей — фиксацией на бумагу всего происходящего в святая святых — боевой рубке. В основном Баженов просто стенографировал, он знал, что всякие возникающие в глубине организма ощущения, а также выражения лиц, состояние погоды и прочие нюансы гораздо достовернее можно будет досочинять впоследствии в милой сердцу двухместной каюте или в одной из многочисленных Ленинских комнат.

В бронированной боевой рубке дежурила целая команда офицеров. Главным, как положено, был, судя по будущим газетным вырезкам, абсолютно не нуждающийся во сне и отдыхе контр-адмирал Пронь. Вообще-то на кораблях даже такого класса для командования хватало капитана первого ранга, но первенец советского линкоростроения был особым случаем, а его текущее задание — очень даже особым. Конечно, проглядывалась некоторая аналогия с рейдами немецких супердредноутов в Атлантику, но они все же не забирались в такие дали от родных берегов. Кроме этого, с тех, вроде бы недавних, времен сменились не только принципы морского боя — ушла в историю целая эпоха. Тактические изменения были вызваны не только участием людей и кораблей в реальных боях, но еще и скачком в развитии новой техники. Радиолокатор и авианосец, вот что теперь определяло главенство на театре военных действий. Давало ли наличие на борту «Советского Союза» контр-адмирала дополнительные преимущества по сравнению с превосходящим его количественно западным флотом? Может быть, и давало, но не слишком значительное, парочка торпедных катеров пригодилась бы больше, хотя даже она не решила бы ситуацию радикально.