25. VIII.17 «Вот знакомый погост у цветной Средиземной волны…» * Вот знакомый погост у цветной Средиземной волны, Черный ряд кипарисов в квадрате высокой стены, Белизна мавзолеев, блестящих на солнце кругом, Зимний холод мистраля, пригретый весенним теплом, Шум и свежесть валов, что, как сосны, шумят за стеной, И небес гиацинт в снеговых облаках надо мной. 29. VIII.17
«Как много звезд на тусклой синеве!..» * Как много звезд на тусклой синеве! Весь небосклон в их траурном уборе. Степь выжжена. Густая пыль в траве. Чернеет сад. За ним — обрывы, море. Оно молчит. Весь мир молчит — затем, Что в мире бог, а бог от века нем. Сажусь на камень теплого балкона. Он озарен могильно, — бледный свет Разлит от звезд. Не слышно даже звона Ночных цикад… Да, в мире жизни нет. Есть только бог над горними огнями, Есть только он, несметный, ветхий днями. 29. VIII.17 «Вид на залив из садика таверны…» * Вид на залив из садика таверны. В простом вине, что взял я на обед, Есть странный вкус — вкус виноградно-серный — И розоватый цвет. Пью под дождем, — весна здесь прихотлива, Миндаль цветет на Капри в холода, — И смутно в синеватой мгле залива Далекие белеют города. 10. IX.17 «Роняя снег, проходят тучи…» * Роняя снег, проходят тучи, И солнце резко золотит Умбрийских гор нагие кручи, Сухой кустарник и гранит. И часто в тучах за горами Обрывки радуги цветут — Святые нимбы над главами Анахоретов, живших тут. 12. IX.17 Луна * Настанет Ночь моя, Ночь долгая, немая. Тогда велит господь, творящий чудеса, Светилу новому взойти на небеса. — Сияй, сияй, Луна, все выше поднимая Свой, Солнцем данный лик. Да будет миру весть, Что День мой догорел, но след мой в мире — есть. 15. IX.17 «У ворот Сиона, над Кедроном…» * У ворот Сиона, над Кедроном, На бугре, ветрами обожженном, Там, где тень бывает от стены, Сел я как-то рядом с прокаженным, Евшим зерна спелой белены. Он дышал невыразимым смрадом, Он, безумный, отравлялся ядом, А меж тем, с улыбкой на губах, Поводил кругом блаженным взглядом, Бормоча: «Благословен аллах!» Боже милосердый, для чего ты Дал нам страсти, думы и заботы, Жажду дела, славы и утех? Радостны калеки, идиоты, Прокаженный радостнее всех. 16. IX.17 Эпитафия («На земле ты была…») * На земле ты была точно дивная райская птица На ветвях кипариса, среди золоченых гробниц. Юный голос звучал, как в полуденной роще цевница, И лучистые солнца сияли из черных ресниц. Рок отметил тебя. На земле ты была не жилица. Красота лишь в Эдеме не знает запретных границ. 19. IX.17 Воспоминание * Золотыми цветут остриями У кровати полночные свечи. За открытым окном, в черной яме, Шепчет сад беспокойные речи. Эта тьма, дождевая, сырая, Веет в горницу свежим дыханьем — И цветы, золотясь, вырастая, На лазурном дрожат основанье. Засыпаю в постели прохладной, Очарован их дрожью растущей, Молодой, беззаботный, с отрадной Думой-песней о песне грядущей. 19. IX.17 Волны * Смотрит на море старый Султан Из сераля, из окон Дивана: В море — пенистых волн караван, Слышен говор и гул каравана: «Мы зеленые, в белых чалмах, Мы к Стамбулу спешим издалека, — Мы сподобились зреть, падишах, И пустыню и город пророка!» Понимает укоры Султан И склоняет печальные вежды… За тюрбаном белеет тюрбан, И зеленые веют одежды. 19. IX.17
Ландыш * В голых рощах веял холод… Ты светился меж сухих, Мертвых листьев… Я был молод, Я слагал свой первый стих — И навек сроднился с чистой Молодой моей душой Влажно-свежий, водянистый, Кисловатый запах твой! |