10. VIII.16 «Настанет день — исчезну я…» * Настанет день — исчезну я, А в этой комнате пустой Все то же будет: стол, скамья Да образ, древний и простой. И так же будет залетать Цветная бабочка в шелку — Порхать, шуршать и трепетать По голубому потолку. И так же будет неба дно Смотреть в открытое окно, И море ровной синевой Манить в простор пустынный свой. 10. VIII.16
Памяти друга * Вечерних туч над морем шла гряда, И золотисто-светлыми столпами Сияла безграничная вода, Как небеса лежавшая пред нами. И ты сказал: «Послушай, где, когда Я прежде жил? Я странно болен — снами, Тоской о том, что прежде был я бог… О, если б вновь обнять весь мир я мог!» Ты верил, что откликнется мгновенно В моей душе твой бред, твоя тоска, Как помню я усмешку, неизменно Твои уста кривившую слегка, Как эта скорбь и жажда — быть вселенной, Полями, морем, небом — мне близка! Как остро мы любили мир с тобою Любовью неразгаданной, слепою! Те радости и муки без причин, Та сладостная боль соприкасанья Душой со всем живущим, что один Ты разделял со мною, — нет названья, Нет имени для них, — и до седин Я донесу порывы воссозданья Своей любви, своих плененных сил… А ты их вольной смертью погасил. И прав ли ты, не превозмогший тесной Судьбы своей и жребия творца, Лишенного гармонии небесной, И для чего я мучусь без конца В стремленье вновь дать некий вид телесный Чертам уж бестелесного лица, Зачем я этот вечер вспоминаю, Зачем ищу ничтожных слов, — не знаю. 12. VIII.16 На Невском * Колеса мелкий снег взрывали и скрипели, Два вороных надменно пролетели, Каретный кузов быстро промелькнул, Блеснувши глянцем стекол мерзлых, Слуга, сидевший с кучером на козлах, От вихрей голову нагнул, Поджал губу, синевшую щетиной, И ветер веял красной пелериной В орлах на позументе золотом… Все пронеслось и скрылось за мостом, В темнеющем буране… Зажигали Огни в несметных окнах вкруг меня, Чернели грубо баржи на канале, И на мосту, с дыбящего коня И с бронзового юноши нагого, Повисшего у диких конских ног, Дымились клочья праха снегового… Я молод был, безвестен, одинок В чужом мне мире, сложном и огромном, Всю жизнь я позабыть не мог Об этом вечере бездомном. 27. VIII.16 «Тихой ночью поздний месяц вышел…» * Тихой ночью поздний месяц вышел Из-за черных лип. Дверь балкона скрипнула, — я слышал Этот легкий скрип. В глупой ссоре мы одни не спали, А для нас, для нас В темноте аллей цветы дышали В этот сладкий час. Нам тогда — тебе шестнадцать было, Мне семнадцать лет, Но ты помнишь, как ты отворила Дверь на лунный свет? Ты к губам платочек прижимала, Смокшийся от слез, Ты, рыдая и дрожа, роняла Шпильки из волос, У меня от нежности и боли Разрывалась грудь… Если б, друг мой, было в нашей воле Эту ночь вернуть! 27. VIII.16 Помпея * Помпея! Сколько раз я проходил По этим переулкам! Но Помпея Казалась мне скучней пустых могил, Мертвей и чище нового музея. Я ль виноват, что все перезабыл: И где кто жил, и где какая фея В нагих стенах, без крыши, без стропил, Шла в хоровод, прозрачной тканью вея! Я помню только римские следы, Протертые колесами в воротах, Туман долин, Везувий и сады. Была весна. Как мед в незримых сотах, Я в сердце жадно, радостно копил Избыток сил — и только жизнь любил. 28. VIII.16 Калабрийский пастух * Лохмотья, нож — и цвета черной крови Недвижные глаза… Сон давних дней на этой древней нови. Поют дрозды. Пять-шесть овец, коза. Кругом, в пустыне каменистой, Желтеет дрок. Вдали руины, храм. Вдали полдневных гор хребет лазурно-мглистый И тени облаков по выжженным буграм. 28. VIII.16 Компас * Качка слабых мучит и пьянит. Круглое окошко поминутно Гасит, заливает хлябью мутной — И трепещет, мечется магнит. Но откуда б, в ветре и тумане, Ни швыряло пеной через борт, Верю — он опять поймает Nord, Крепко сплю, мотаясь на диване. Не собьет с пути меня никто. Некий Nord моей душою правит, Он меня в скитаньях не оставит, Он мне скажет, если что: не то! |
