2. IX.15 Глотово «Лик прекрасный и бескровный…» * Лик прекрасный и бескровный, Смоляная борода, Взор архангельский, церковный, Вязь тюрбана в три ряда. Плечи круты и покаты, Вышит золотом халат, — Точно старые дукаты На шелку его лежат. Шалью, ярко расцвеченной, Подпоясан ладный стан, На ноге сухой, точеной Малахитовый сафьян. Наклоняясь вместе с баркой, На корме сидит весь день. А жена в каюте жаркой С черной нянькой делит лень. Он глядит на белый парус Да читает суры вслух, А жена сквозь тонкий гарус С потных губ сдувает мух. <12.IX.15>
Невеста («Косоглазая девушка, ножки скрестив…») * Косоглазая девушка, ножки скрестив, На циновке сидит глянцевитой. В зимнем солнце есть теплый, янтарный отлив, Но свежо на веранде раскрытой. А свежо не от тех ли снегов, Что в лазурь вознесла Хираями? Не от тех ли молочных, тугих лепестков, Что покрыли весь жертвенник в храме? Не от этих ли зыбких, медлительных рей, Что в заливе, за голым платаном? Не от тех ли далеких морей, Где жених первый раз капитаном? 12. IX.15 Глотово Кинематограф * В окно пустое ветер дул, В нем лунное белело небо; Тюремщик кинул корку хлеба, Захлопнул дверь, замок замкнул И удалился. Шум и гул Стоял в его холодной келье. К окну, к решетке он прильнул: Под ней, в безжизненном веселье, Кипел, теснясь меж черных скал, Ходил, ярился пенный вал, Его справляя новоселье. А там, вдали, морская ширь В просторе светлой ночи млела, И огоньком краснел несмело На диких скалах монастырь. 2. IX.1915 Бретань * Ночь ледяная и немая, Пески и скалы берегов. Тяжелый парус поднимая, Рыбак идет на дальний лов. Зачем ему дан ловчий жребий? Зачем в глухую ночь, зимой, Простер и ты свой невод в небе, Рыбак нещадный и немой? Свет серебристый, тихий, вечный. Кресты погибших. И в туман Уходит плащаницей млечной Под звездной сетью океан. 22. I.16 Молчание * По раскаленному ущелью, Долиной Смерти и Огня, В нагую каменную келью Пустынный Ангел ввел меня. Он повелел зажечь лампаду, Иссечь на камне знак Креста — И тихо положил преграду На буйные мои уста. Так, господи! Ничтожным словом Не оскверню души моей. Я знаю: ты в огне громовом Уже не снидешь на людей! Ты не рассеешь по вселенной, Как прах пустынь, как некий тлен, Род кровожадный и презренный В грызне скатавшихся гиен! 6. II.1916 По теченью * «Девушка, что ты чертила Зонтиком в светлой реке?» Девушка зонтик раскрыла И прилегла в челноке. «Любит — не любит…» Но просит Сердце любви, как цветок… Тихо теченье уносит Зонтик и белый челнок. 11. II.16 На нубийском базаре * Она черна, и блещет скат Ее плечей, и блещут груди: Так два тугих плода лежат На крепко выкованном блюде. Пылит песок, дымит котел, Кричат купцы, теснятся в давке Верблюды, нищие, ослы — Они с утра стоят у лавки. Жует медлительно тростник, Косясь на груды пестрых тканей, Зубами светит… А язык — Лилово-бледный, обезьяний. 13. II.16 Венчик * Колокола переводили, Кадили на открытый гроб — И венчик розовый лепили На костяной лимонный лоб. И лишь пристал он и с поклоном Назад священник отступил, Труп приобщился вдруг иконам, Святым и холоду могил. В тлетворной сладости, смердящей От гроба, дыма и цветов, Пышнее стал сухой, блестящий Из золотой парчи покров — И пала тень ресниц чернее, И обострилися черты: Несть часа на земле страшнее И несть грознее красоты. |
