<1903–1905> Неугасимая лампада * Она молчит, она теперь спокойна. Но радость не вернется к ней: в тот день. Когда его могилу закидали Сырой землей, простилась с нею радость. Она молчит, — ее душа теперь Пуста, как намогильная часовня, Где над немой гробницей день и ночь Горит неугасимая лампада. <1903–1905>
Вершина * Леса, скалистые теснины — И целый день, в конце теснин, Громада снеговой вершины Из-за лесных глядит вершин. Селений нет, ущелья дики, Леса синеют и молчат, И серых скал нагие пики На скатах из лесов торчат. Но целый день, — куда ни кину Вдоль по горам смущенный взор, — Лишь эту белую вершину Повсюду вижу из-за гор. Она полнеба заступила, За облака ушла венцом — И все смирилось, все застыло Пред этим льдистым мертвецом. <1903–1905> Тропами потаенными * Тропами потаенными, глухими В лесные чащи сумерки идут. Засыпанные листьями сухими, Леса молчат — осенней ночи ждут. Вот крикнул сыч в пустынном буераке… Вот темный лист свалился, чуть шурша… Ночь близится: уж реет в полумраке Ее немая, скорбная душа. <1903–1905> В открытом море * В открытом море — только небо, Вода да ветер. Тяжело Идет волна, и низко кренит Фелюка серое крыло. В открытом море ветер гонит То свет, то тень — и в облака Сквозит лазурь… А ты забыта, Ты бесконечно далека! Но волны, пенясь и качаясь, Идут, бегут навстречу мне — И кто-то синими глазами Глядит в мелькающей волне. И что-то вольное, живое, Как эта синяя вода, Опять, опять напоминает То, что забыто навсегда! <1903–1905> Под вечер * Угрюмо шмель гудит, толкаясь по стеклу… В окно зарница глянула тревожно… Притихший соловей в сирени на валу Выводит трели осторожно. Гром, проворчав в саду, скатился за гумно; Но воздух меркнет, небо потухает… А тополь тянется в открытое окно И ладаном благоухает. <1903–1905> Сквозь ветви * Осень листья темной краской метит: Не уйти им от своей судьбы! Но светло и нежно небо светит Сквозь нагие черные дубы, Что-то неземное обещает, К тишине уводит от забот — И опять, опять душа прощает Промелькнувший, обманувший год! <1903–1905> Келья * День распогодился с закатом. Сквозь стекла в старый кабинет Льет солнце золотистый свет; Широким палевым квадратом Окно рисует на стене, А в нем бессильно, как во сне, Скользит трепещущим узором Тень от березы над забором… Как грустно на закате мне! Зачем ты, солнце, на прощанье, В своем сиянье золотом, Вошло в мой одинокий дом? Он пуст, в нем вечное молчанье! Я был спокоен за трудом, Я позабыл твое сиянье: Зачем же думы о былом И это грустное веселье В давно безлюдной, тихой келье? <1903–1905> Судра * Жизнь впереди, до старости далеко. Но вот и я уж думаю о ней… О, как нам будет в мире одиноко! Как грустно на закате дней! Умершие оставили одежды — Их носит бедный Судра. Так и мне Оставит жизнь не радость и надежды, А только скорбь о старине. Мы проживем, быть может, не напрасно; Но тем больнее будет до конца С улыбкою печальной и безгласной Влачить одежды мертвеца! <1903–1905> Огонь * Нет ничего грустней ночного Костра, забытого в бору. О, как дрожит он, потухая И разгораясь на ветру! Ночной холодный ветер с моря Внезапно залетает в бор: Он, бешено кружась, бросает В костер истлевший хвойный сор — И пламя вспыхивает жадно, И тьма, висевшая шатром, Вдруг затрепещет, открывая Стволы и ветви над костром. Но ветер пролетает мимо, Теряясь в черной высоте, И ветру отвечает гулом Весь бор, невидный в темноте, И снова затопляет тьмою Свет замирающий… О, да! Еще порыв, еще усилье — И он исчезнет без следа, И явственней во мраке станет Звон сонной хвои, скрип стволов И этот жуткий, все растущий, Протяжный гул морских валов. |
