<1906> Змея («Покуда март гудит…») * Покуда март гудит в лесу по голым Снастям ветвей, — бесцветна и плоска, Я сплю в дупле. Я сплю в листве тяжелым, Холодным сном— и жду: весна близка. Уж в облаках, как синие оконца, Сквозит лазурь… Подсохло у корней, И мотылек в горячем свете солнца Припал к листве… Я шевелюсь под ней, Я развиваю кольца, опьяняюсь Теплом лучей… Я медленно ползу — И вновь цвету, горю, меняюсь, Ряжусь то в медь, то в сталь, то в бирюзу. Где суше лес, где много пестрых листьев И желтых мух, там пестрый жгут — змея. Чем жарче день, чем мухи золотистей — Тем ядовитей я. <1906>
Невольник * Песок, сребристый и горячий, Вожу я к морю на волах, Чтоб усыпать дорожки к даче, Как снег, белеющий в скалах. И скучно мне. Все то же, то же: Волы, скрипучий трудный путь, Иссохшее речное ложе, Песок, сверкающий, как ртуть. И клонит голову дремота. И мнится, что уж много лет Я вижу кожу бегемота — Горы морщинистый хребет, И моря синий треугольник, И к морю длинный след колес… Я покорился. Я невольник, Живу лишь сонным ядом грез. <1903–1906> Печаль * На диких скалах, средь развалин — Рать кипарисов. Она гудит Под ветром с моря. Угрюм, печален Пустынный остров, нагой гранит. Уж берег темен — заходят тучи. Как крылья чаек, среди камней Мелькает пена. Прибой все круче, Порывы ветра все холодней. И кто-то скорбный, в одежде темной, Стоит над морем… Вдали — печаль И сумрак ночи… <1903–1906> Песня («Я — простая девка на баштане…») * Я — простая девка на баштане, Он — рыбак, веселый человек. Тонет белый парус на Лимане, Много видел он морей и рек. Говорят, гречанки на Босфоре Хороши… А я черна, худа. Утопает белый парус в море — Может, не вернется никогда! Буду ждать в погоду, в непогоду… Не дождусь — с баштана разочтусь, Выйду к морю, брошу перстень в воду И косою черной удавлюсь. <1903–1906> Детская * От пихт и елей в горнице темней, Скучней, старинней. Древнее есть что-то В уборе их. И вечером красней Сквозь них зари морозной позолота. Узорно-легкой, мягкой бахромой Лежит их тень на рдеющих обоях — И грустны, грустны сумерки зимой В заброшенных помещичьих покоях! Сидишь и смотришь в окна из угла И думаешь о жизни старосветской… Увы! Ведь эта горница была Когда-то нашей детской! <1903–1906> Речка * Светло, легко и своенравно Она блестит среди болот И к старым мельницам так плавно Несет стекло весенних вод. Несет — и знать себе не хочет, Что там, над омутом в лесу, Безумно Водяной грохочет, Стремглав летя по колесу,— Пылит на мельницах помолом, Трясет и жернов и привод — И, падая, в бреду тяжелом Кружит седой водоворот. <1903–1906> Пахарь * Легко и бледно небо голубое, Поля в весенней дымке. Влажный пар Взрезаю я — и лезут на подвои Пласты земли, бесценный божий дар. По борозде спеша за сошниками, Я оставляю мягкие следы — Так хорошо разутыми ногами Ступать на бархат теплой борозды! В лилово-синем море чернозема Затерен я. И далеко за мной, Где тусклый блеск лежит на кровле дома, Струится первый зной. <1903–1906> Две радуги * Две радуги — и золотистый, редкий Весенний дождь. На западе вот-вот Блеснут лучи. На самой верхней ветке Садов, густых от майских непогод, На мрачном фоне тучи озаренной Чернеет точкой птица. Все свежей Свет радуг фиолетово-зеленый И сладкий запах ржи. <1903–1906> Закат («Вдыхая тонкий запах четок…») * Вдыхая тонкий запах четок, Из-за чернеющих решеток Глядят монахи на посад, На синь лесов и на закат. Вся келья в жарком, красном блеске: Костром в далеком перелеске Гнездо Жар-Птицы занялось И за сосною тонет вкось. Оно сгорает, но из дыма Встают, слагаются незримо Над синим сумраком земли Туманно-сизые кремли. |
