1893 Мать * И дни и ночи до утра В степи бураны бушевали, И вешки снегом заметали, И заносили хутора. Они врывались в мертвый дом — И стекла в рамах дребезжали, И снег сухой в старинной зале Кружился в сумраке ночном. Но был огонь — не угасая, Светил в пристройке по ночам, И мать всю ночь ходила там, Глаз до рассвета не смыкая. Она мерцавшую свечу Старинной книгой заслонила И, положив дитя к плечу, Все напевала и ходила… И ночь тянулась без конца… Порой, дремотой обвевая, Шумела тише вьюга злая, Шуршала снегом у крыльца. Когда ж буран в порыве диком Внезапным шквалом налетал, Казалось ей, что дом дрожал, Что кто-то слабым, дальним криком В степи на помощь призывал. И до утра не раз слезами Ее усталый взор блестел, И мальчик вздрагивал, глядел Большими темными глазами… 1893
Ковыль * Что ми шумитъ, что ми звенить давеча рано предъ зорями? Сл. о Пл. Игор. I Что шумит-звенит перед зарею? Что колышет ветер в темном поле? Холодеет ночь перед зарею, Смутно травы шепчутся сухие, — Сладкий сон их нарушает ветер. Опускаясь низко над полями, По курганам, по могилам сонным, Нависает в темных балках сумрак. Бледный день над сумраком забрезжил, И рассвет ненастный задымился… Что шумит-звенит перед зарею? Что колышет ветер в темном поле? Холодеет ночь перед зарею, Серой мглой подернулися балки… Или это ратный стан белеет? Или снова веет вольный ветер Над глубоко спящими полками? Не ковыль ли, старый и сонливый, Он качает, клонит и качает, Вежи половецкие колышет И бежит-звенит старинной былью? II Ненастный день. Дорога прихотливо Уходит вдаль. Кругом все степь да степь. Шумит трава дремотно и лениво, Немых могил сторожевая цепь Среди хлебов загадочно синеет, Кричат орлы, пустынный ветер веет В задумчивых, тоскующих полях, Да день от туч кочующих темнеет. А путь бежит… Не тот ли это шлях, Где Игоря обозы проходили На синий Дон? Не в этих ли местах, В глухую ночь, в яругах волки выли, А днем орлы на медленных крылах Его в степи безбрежной провожали И клектом псов на кости созывали, Грозя ему великою бедой? — Гей, отзовись, степной орел седой! Ответь мне, ветер буйный и тоскливый! …Безмолвна степь. Один ковыль сонливый Шуршит, склоняясь ровной чередой… 1894 «Могилы, ветряки, дороги и курганы…» * Могилы, ветряки, дороги и курганы — Все смерклось, отошло и скрылося из глаз. За дальней их чертой погас закат румяный, Но точно ждет чего вечерний тихий час. И вот идет она, Степная Ночь, с востока… За нею синий мрак над нивами встает… На меркнущий закат, грустна и одинока, Она задумчиво среди хлебов идет. И медлит на межах, и слушает молчанье… Глядит вослед зари, где в призрачной дали Еще мерещутся колосьев очертанья И слабо брезжит свет над сумраком земли. И полон взор ее, загадочно-унылый, Великой кротости и думы вековой О том, что ведают лишь темные могилы, Степь молчаливая да звезд узор живой. 1894 «Неуловимый свет разлился над землею…» * Неуловимый свет разлился над землею, Над кровлями безмолвного села. Отчетливей кричат перед зарею Далеко на степи перепела. Нет ни души кругом — ни звука, ни тревоги… Спят безмятежным сном зеленые овсы… Нахохлясь, кобчик спит на кочке у дороги, Покрытый пылью матовой росы… Но уж светлеет даль… Зелено-серебристый, Неуловимый свет восходит над землей, И белый пар лугов, холодный и душистый, Как фимиам, плывет перед зарей. 1894 «Если б только можно было…» * Если б только можно было Одного себя любить, Если б прошлое забыть, — Все, что ты уже забыла, Не смущал бы, не страшил Вечный сумрак вечной ночи: Утомившиеся очи Я бы с радостью закрыл! 1894
«Нагая степь пустыней веет…» * Нагая степь пустыней веет… Уж пал зазимок на поля, И в черных пашнях снег белеет, Как будто в трауре земля. Глубоким сном среди лощины Деревня спит… Ноябрь идет, Пруд застывает, и с плотины Листва поблекшая лозины Уныло сыплется на лед. Вот день… Но скупо над землею Сияет солнце; поглядит Из-за бугра оно зарею Сквозь сучья черные ракит, Пригреет кроткими лучами — И вновь потонет в облаках… А ветер жидкими тенями В саду играет под ветвями, Сухой травой шуршит в кустах… |
