<1903–1904> Сказка * …И снилось мне, что мы, как в сказке, Шли вдоль пустынных берегов Над диким синим лукоморьем, В глухом бору, среди песков. Был летний светозарный полдень, Был жаркий день, и озарен Весь лес был солнцем, и от солнца Веселым блеском напоен. Узорами ложились тени На теплый розовый песок, И синий небосклон над бором Был чист и радостно-высок. Играл зеркальный отблеск моря В вершинах сосен, и текла Вдоль по коре, сухой и жесткой, Смола, прозрачнее стекла… Мне снилось северное море, Лесов пустынные края… Мне снилась даль, мне снилась сказка — Мне снилась молодость моя. <1903–1904>
Розы * Блистая, облака лепились В лазури пламенного дня. Две розы под окном раскрылись — Две чаши, полные огня. В окно, в прохладный сумрак дома, Глядел зеленый знойный сад, И сена душная истома Струила сладкий аромат. Порою, звучный и тяжелый, Высоко в небе грохотал Громовый гул… Но пели пчелы, Звенели мухи — день сиял. Порою шумно пробегали Потоки ливней голубых… Но солнце и лазурь мигали В зеркально-зыбком блеске их — И день сиял, и млели розы, Головки томные клоня, И улыбалися сквозь слезы Очами, полными огня. <1903–1904> На маяке * В пустой маяк, в лазурь оконных впадин, Осенний ветер дует — и, звеня, Гудит вверху. Он влажен и прохладен, Он опьяняет свежестью меня. Остановясь на лестнице отвесной, Гляжу в окно. Внизу шумит прибой И зыбь бежит. А выше — свод небесный И океан туманно-голубой. Внизу — шум волн, а наверху, как струны, Звенит-поет решетка маяка. И все плывет: маяк, залив, буруны, И я, и небеса, и облака. <1903–1904> В горах («Катится диском золотым…») * Катится диском золотым Луна в провалы черной тучи, И тает в ней, и льет сквозь дым Свой блеск на каменные кручи. Но погляди на небосклон: Луна стоит, а дым мелькает… Не Время в вечность убегает, А нашей жизни бледный сон! <1903–1904> Штиль * На плоском взморье — мертвый зной и штиль. Слепит горячий свет, струится воздух чистый, Расплавленной смолой сверкает черный киль Рыбацкого челна на мели золотистой. С нестройным криком голых татарчат Сливается порой пронзительный и жалкий, Зловещий визг серебряной рыбалки. Но небо ясно, отмели молчат. Разлит залив зеркальностью безбрежной, И глубоко на золоте песка, Под хрусталем воды, сияет белоснежный Недвижный отблеск маяка. <1903–1904> На белых песках * На белых песках от прилива Немало осталось к заре Сверкающих луж и затонов — Зеркальных полос в серебре. Немало камней самоцветных Осталось на дюнах нагих, И смотрит, как ангел лазурный, Весеннее утро на них. А к западу сумрак теснится, И с сумраком, в сизый туман, Свивается сонный, угрюмый, Тяжелый удав — Океан. <1903–1904> Самсон * Был ослеплен Самсон, был господом обижен, Был чадами греха поруган и унижен И приведен на пир. Там, опустив к земле Незрячие глаза, он слушал смех и клики, Но мгла текла пред ним — и в этой жуткой мгле Пылали грозные архангельские лики. Они росли, как смерч, — и вдруг разверзлась твердь, Прорезал тьму глагол: «Восстань, мой раб любимый!» И просиял слепец красой непостижимой, Затрепетал, как кедр, и побледнел, как смерть. О, не пленит его теперь Ваала хохот, Не обольстит очей ни пурпур, ни виссон! — И целый мир потряс громовый гул и грохот: Зане был слеп Самсон. (1903–1904) Склон гор * Склон гор, сады и минарет. К звездам стремятся кипарисы, Спит море. Теплый лунный свет Позолотил холмы и мысы. И кроток этот свет: настал Час мертвой тишины — уж клонит Луна свой лик, уж между скал Протяжно полуночник стонет. И замер аромат садов. Узорный блеск под их ветвями Стал угасать среди цветов, Сплетаясь с длинными тенями. И неподвижно Ночь сидит Над тихим морем: на колено Облокотилася, — глядит На валуны, где тает пена. Передрассветный лунный свет Чуть золотит холмы и мысы. Свечой желтеет минарет, Чернеют маги-кипарисы, Блестя, ушел в морской простор Залив зеркальными луками, Таинственно вершины гор Мерцают вечными снегами. |
