27. VI.16 Отлив * В кипящей пене валуны, Волна, блистая, заходила — Ее уж тянет, тянет Сила Всходящей за морем луны. Во тьме кокосовых лесов Горят стволы, дробятся тени — Луна глядит — и, в блеске, в пене, Спешит волна на тайный зов. И будет час: луна в зенит Войдет и станет надо мною, Леса затопит белизною И мертвый обнажит гранит, И мир застынет — на весу, И выйду я один — и буду Глядеть на каменного Будду, Сидящего в пустом лесу. 28. VI.16 Богиня * Навес кумирни, жертвенник в жасмине — И девственниц склоненных белый ряд. Тростинки благовонные чадят Перед хрустальной статуей богини, Потупившей свой узкий, козий взгляд. Лес, утро, зной. То зелень изумруда, То хризолиты светят в хрустале. На кованном из золота столе Сидит она спокойная, как Будда, Пречистая в раю и на земле. И взгляд ее, загадочный и зыбкий, Мерцает все бесстрастней и мертвей Из-под косых приподнятых бровей, И тонкою недоброю улыбкой Чуть озарен блестящий лик у ней. 28. VI.16 В цирке * С застывшими в блеске зрачками, В лазурной пустой вышине, Упруго, качаясь, толчками Скользила она по струне. И скрипка таинственно пела, И тысячи взоров впились Туда, где мерцала, шипела Пустая лазурная высь, Где некая сжатая сила Струну колебала, свистя, Где тихо над бездной скользила Наяда, лунатик, дитя. 28. VI.16 Спутница * Шелковой юбкой шурша, Четко стуча каблучками, Ты выбегаешь дышать Утром, морскими парами. Мать еще спит, ты одна… Палубу моют, смолою, Темная, пахнет она, Море — соленою мглою. Мглистая свежесть кругом Смешана с золотом жарким Раннего солнца, с теплом, С морем цветистым и ярким. Только что вымытых рук Крепко и нежно пожатье, В радостном взгляде — испуг За башмаки и за платье: С шваброй разутый матрос Лезет, не выспавшись, чертом… Льется, горит купорос, Сине-лиловый, за бортом… Ах, но на сердце тоска! Скоро Афины, и скоро Только кивнешь ты слегка С полуопущенным взором! 28. VI.16 Святилище * Сверкала Ступа снежной белизною Меж тонких и нагих кокосовых стволов, И Храмовое Дерево от зною Молочный цвет роняло надо мною На черный камень жертвенных столов. Под черепицей низкая вихара Таила господа в святилище своем, И я вошел в час солнечного жара В его приют, принес ему два дара — Цветы и рис — и посветил огнем: Покоился он в сумраке пахучем, Расписан золотом и лаками, пленен Полдневным сном, блаженным и тягучим; К его плечам, округлым и могучим, Вдоль по груди всползал хамелеон: Горел как ярь, сощурив глаз кошачий, Дул горло желтое и плетью опустил Эмаль хвоста, а лапы раскорячил; Зубчатый гребень, огненно-горячий, Был ярче и острее адских пил. И адскими картинами блистала Вся задняя стена, — на страх душе земной, И сушью раскаленного металла Вихара полутемная дышала — И вышел я на вольный свет и зной. И снова сел в двуколку с сингалесом, И голый сингалес, коричневый Адам, Погнал бычка под веерным навесом Высоких пальм, сквозным и жарким лесом, К священным водоемам и прудам. 29. VI.16 Феска * Мятую красную феску мастер водой окропил, Кинул на медный горячий болван и, покрывши Медною феской, формою с ручками, давит, Крутит за ручки, а красная феска шипит На раскаленном болване… Твердая, теплая выйдет из формы она, Гордо наденешь ее и в кофейне Сядешь мечтать и курить, не стыдясь за лохмотья И за курдюк на верблюжьих штанах, весь в заплатах. Холодно, сыро, в тумане морской горизонт, В бухте зеленой качаются голые мачты, Липкая грязь на базаре, Горы в свинцовом дыму… Но цветут, розовеют сады, Мглистые, синие, сладостно дремлют долины… Женщина, глянь, проходя, сквозь сияющий шелковый газ На золотые усы и на твердую красную феску! |
