Лесли сама не заметила, как задремала. Ее разбудил резкий звук. Будильник? Вряд ли. Ей стоило некоторого труда сообразить, что звук исходит из домофона, соединенного с вестибюлем престижного многоквартирного здания. Лесли вспомнила, как поступал в этом случае Эрик, и нажала черную кнопку.

— Кто там? — спросила она.

— К вам миссис Лансдейл, — послышался голос охранника. — Она говорит, что мистер Лансдейл ее ожидает.

— Да-да, конечно. Попросите ее подняться наверх. Мать Эрика должна была приехать через месяц. Почему она перенесла визит? Судя по рассказам Эрика, Флоренс Лансдейл не принадлежала к числу людей, склонных устраивать подобные сюрпризы.

Немного волнуясь, Лесли включила свет. Просторная гостиная, как обычно, выглядела довольно безлико. Лесли мельком взглянула на каминные часы. Пять сорок пять.

«Надеюсь, я сумею ее развлечь в течение часа с четвертью, — подумала девушка. — Если, конечно, она заранее не настроена против меня».

Раздался звонок. Лесли открыла дверь. На пороге стояла довольно молодая рыжеволосая женщина с проницательным взглядом.

— Здравствуйте. — Она протянула холеную, без колец, руку. — Меня зовут Виктория Лансдейл. А вы, должно быть, Лесли.

— Да, — кивнула девушка. «Кто это такая и откуда она меня знает?» — Входите.

— Эрик ждет меня только завтра. Но я решила приехать пораньше, пока дорогу не размыло дождями. Кстати, где он?

— На пути из Нью-Йорка. Должен быть в семь.

— Понятно. Значит, нам все же довелось познакомиться. Эрик говорил, что завтра вечером вы будете заняты на дежурстве.

— Верно. — «Ей и это известно?» — Позвольте взять ваше пальто. Хотите выпить?

— Спасибо, с удовольствием. А что у вас есть?

— Горячий шоколад.

— Отлично! Хотя я бы предпочла что-нибудь покрепче. Для встречи с Эриком мне надо быть в форме.

Лесли удивленно подняла брови.

— Дело в том, что мы не виделись почти одиннадцать лет, — пояснила гостья.

— Понимаю, — с расстановкой промолвила Лесли, хотя на самом деле не понимала ровным счетом ничего.

— Ну да, одиннадцать, — продолжала Виктория уже не таким бодрым тоном. — С тех пор как Бобби...

Она вдруг умолкла и прикрыла рот рукой. Ее глаза сузились.

— О Боже, — прошептала она. — Вы ведь даже не представляете, кто я такая!

Лесли виновато покачала головой и протянула Виктории шоколад.

— Боюсь, что нет.

Спокойное дружелюбие гостьи как рукой сняло. Она порывисто вскочила с дивана, чуть не опрокинув чашку, и бросилась к шкафу, где висело ее пальто.

— Я лучше уйду.

— Погодите, Виктория! Я действительно ничего не понимаю.

— Ну разумеется. Он же вам ни черта не рассказал!

— А почему бы вам этого не сделать? — несмело предложила Лесли. От нее явно что-то скрыли, но что?

Насколько это важно и не пожалеет ли она, если проникнет в тайну?

— Ну нет. Раз Эрик предпочел молчать, у него наверняка есть на это причины. Не хочу, чтобы он на меня разозлился. Вы же знаете, какой у него бешеный характер.

«Бешеный? У Эрика? Это для меня новость. Такая же, как вы и этот, как его?.. Бобби».

— Прошу вас, останьтесь. Эрик знает, что вы должны приехать.

— Он специально назначил встречу на завтра, когда вы будете отсутствовать.

— Кто такой Бобби? Ответьте же. — В голосе Лесли появились несвойственные ей требовательные нотки.

Глаза Виктории затуманились при воспоминании о безвременно умершем сыне. Возможно, у Эрика есть резонные основания не посвящать новую знакомую в подробности своей прошлой жизни, но отрицать существование Бобби он не имеет права. Напротив, она, его мать, имеет право рассказать Лесли все, что сочтет нужным.

Миссис Лансдейл неторопливо вернулась в гостиную. Устроившись на обитой кремовой кожей кушетке, она обвила пальцами еще теплую чашку и прерывисто вздохнула, собираясь с мыслями.

Вскоре Лесли знала все, начиная с романа Чарли и Эрика. Виктория вскользь упомянула о том, что в их отношениях бывали сложные моменты, и без тени смущения призналась, что в один из таких моментов, когда Эрик искал утешения на стороне, она забеременела. Со слезами на глазах несчастная мать поведала своей слушательнице, каким замечательным ребенком был их сын и как они оба горевали, потеряв его.

Лесли слушала, раздираемая противоречивыми эмоциями: сочувствием, болью, гневом. Слова гостьи эхом отдавались у нее в ушах, лишая способности соображать.

Чарли была его невестой. Чарли любила его, а он — ее. Что, если это чувство до сих пор не угасло?

Бобби погиб от синдрома Рейе. Теперь понятно, почему Эрик с такой неохотой обратился к врачу, когда поранил руку, почему отказался от анестезии, почему упорно не желал вникать в подробности ее работы, особенно когда речь шла о больных детях. Вид любого ребенка — Лесли вспомнила о малыше Майкле — доставлял ему невыносимые страдания.

Чарли. Виктория. Бобби. Люди, которых Эрик любил, которые составляли — и составляют — часть его жизни, а значит, неотделимы от его отношений с Лесли.

Теперь многое стало понятно. Но почему он молчал?..

— Иногда я думаю — а мог бы Эрик быть счастлив с Чарли? — негромко, словно рассуждая сама с собой, произнесла миссис Лансдейл. — Конечно, если учесть...

— Виктория!

При звуке знакомого голоса она в испуге обернулась. На пороге стоял ее бывший муж. Интересно, давно ли он здесь? Наверняка давно, так что слышал достаточно.

Лесли тоже подняла голову. Гнев, даже ярость, написанные на лице Эрика, изумили ее. Очевидно, это проявление того самого бешеного характера, о котором толковала Виктория.

Бросив уничтожающий взгляд на бывшую жену, Лансдейл перевел глаза на Лесли. В то же мгновение выражение его лица изменилось — гнев уступил место беспокойству.

— Лесли... — несмело начал он, пытаясь понять, насколько глубока нанесенная ей рана, и тут же осекся под взглядом сапфировых глаз, превратившихся в холодные льдинки. Такой он ее никогда не видел.

— Я пойду, — отрывисто проговорила девушка, чуть не бегом устремляясь из гостиной. Ей вдруг показалось, что она задыхается. «Поскорей бы выбраться отсюда! На меня столько всего обрушилось... Я должна подумать, спокойно разобраться в том, что только что услышала».

— Я тебе все объясню. Эрик бросился за ней следом.

— Не стоит. Виктория уже все объяснила, и я ей чрезвычайно благодарна. Мне давно следовало бы узнать об этом, — безжизненным тоном промолвила она.

— Но нам надо поговорить.

— Я не могу. — Она запнулась. Глаза смотрели с немым укором. «Я люблю тебя. И ненавижу. Зачем ты это сделал? Почему не доверился мне?»

— Я приду к тебе позже, — предложил он.

— Не надо. Мне необходимо побыть одной. Пожалуйста! Как только за ней захлопнулась дверь, Эрик вернулся в гостиную и тяжело опустился на кушетку, уронив голову на руки. Он настолько погрузился в свои мысли, что совсем забыл о бывшей жене. Она сама вывела его из задумчивости, демонстративно встав рядом. Она приготовилась к буре, но, когда Эрик поднял голову, в его глазах читалась мука, а не гнев.

— Только не вздумай обвинять во всем меня, — начала Виктория. Как она ни крепилась, ее голос все же дрогнул. — Я много размышляла над тем, что с нами произошло, и пришла к выводу, что неповинна в смерти Бобби, хотя ты всегда считал иначе. Вначале я была виновата в том, что он родился, потом — в том, что умер. Ты и меня пытался в этом убедить, и я поверила, потому что привыкла тебе верить. — Голос Виктории немного окреп и теперь звучал почти спокойно. — Но ты ошибся. Этой страшной вины на мне нет. Мой — наш — сын умер, но я, слава Богу, к этому непричастна.

Она остановилась, чтобы перевести дух. Сердце ее стучало как молот. Для чего она явилась сюда после стольких лет — чтобы доказать бывшему мужу, как он был несправедлив, или оправдаться в собственных глазах? Теперь это было уже не важно. Ее гнев улетучился. Она видела, что Эрик тоже страдает, пусть по-другому, но не менее сильно, чем она.