Что толку мечтать о несбыточном, одернула себя Лесли, припарковывая свой автомобиль рядом с машиной Джеймса. Лучше подумать о том приятном, что ей предстоит через несколько минут.

Джеймс разговаривал по телефону.

— В понедельник утром?

— Конечно, мне следовало предупредить тебя заранее, но дело решилось только что.

— Ничего страшного. Понедельник меня вполне устраивает.

— Отлет в половине девятого. К полудню доберемся до места, отдохнем, а во вторник и в среду встретимся с подрядчиками. Обратный рейс в четверг утром. Ты возьмешь кого-нибудь с собой?

Джеймс посмотрел на календарь, куда было внесено расписание Линн, а дни, когда он встречался с Лесли, были помечены синими точками. Жена вернется из рейса в понедельник вечером и будет свободна до четверга. Если она не прилетит к нему на Мауи, что крайне маловероятно, значит, они не увидятся целую неделю. Зато ни одного свидания с Лесли он не пропустит, поскольку следующее — в четверг вечером.

— Вряд ли.

— Если передумаешь, можешь специально мне не сообщать. Просто приводи, и все.

Объяснив Джеймсу, где их будет ждать фирменный самолет, Эрик Лансдейл повесил трубку.

— Ты уезжаешь в понедельник? — спросила Лесли. Джеймс с мрачным видом кивнул.

— Что-нибудь случилось?

— Извини, но я... должен предупредить Линн. Может, мне удастся застать ее в Нью-Йорке.

— Разумеется. А я, чтобы тебе не мешать, пока приму душ. Она направилась в ванную, но Джеймс ее остановил.

— Пожалуйста, не сердись, — смущенно улыбаясь, попросил он.

— О чем ты? Третий лишний тут я, а не Линн. Дождавшись ухода Лесли, Джеймс набрал нью-йоркский номер. В его ежедневнике имелось подробное расписание Линн с обозначением времени вылета и прилета рейсов, местонахождением отелей и номерами телефонов. Хотя Джеймс всегда носил это расписание с собой, он редко им пользовался. Так повелось еще с тех пор, когда он только начал работать в фирме. Приходилось экономить, а междугородные переговоры стоили недешево. Поэтому супруги решили, что без крайней надобности звонить друг другу не будут. Теперь плата была им по карману, но прежняя привычка осталась. Линн сняла трубку после второго гудка.

— Линн?

— Джеймс! Что случилось? Что-нибудь с мамой?.. — «А может быть, ты все-таки заглянул в папку, которую я оставила тебе накануне?» — с бьющимся сердцем подумала она.

— Нет-нет, не волнуйся. Ничего не случилось. Просто хотел тебе сообщить, что в понедельник я улетаю на Мауи. Эрик прикупил участок и хочет, чтобы я на него взглянул.

— Понятно.

— Не желаешь присоединиться?

— Но ведь я вернусь только в понедельник вечером.

— Знаю. По расписанию так, но ты могла бы поменяться. Мы летим на фирменном самолете. Вернемся к четвергу.

— Нет, не получится, — ровным голосом возразила Линн, гадая, пригласил ли он ее первую и откуда звонит. Она ненавидела себя за то, что всю ночь названивала домой. Неужели нужны еще какие-то доказательства? Она и так все знает. Она поняла это с самого начала, когда увидела мужа тринадцатого сентября. Потому и написала специальную главу для «Моники» и оставила ему прочесть. Ей хотелось заставить Джеймса разговориться.

— Ты прочел мою писанину? — поинтересовалась она, заранее зная ответ. Раз он не ночевал дома, значит, не читал. Он был с той, которая претендует на ее место.

— Пока нет. Но перед отъездом прочту обязательно.

— Не надо, — торопливо перебила Линн. Она вдруг почувствовала, что смертельно устала. Последний месяц ей было постоянно не по себе: слабость, тошнота. И усталость. Непонятная усталость, не оставлявшая ей сил бороться за мужа.

— Ты уверена?

— Да. Глава получилась не слишком удачной. Мне придется еще над ней поработать.

— Ладно. А как ты себя чувствуешь?

— Все так же. Каждый вечер, ложась спать, надеюсь, что наутро проснусь здоровой. Но увы... Наверное, это просто грипп. У нас уже все им переболели. Просто мой длится дольше, — объяснила Линн. «У меня нет сил бороться с болезнью. Ночами я лежу без сна, думая о том, что муж мне изменил. Мне надо уйти от него, но даже на это не хватает сил».

— Может, стоит показаться врачу? Ты ведь будешь дома во вторник и в среду.

— Пожалуй. А еще я решила устроить себе небольшие каникулы. Проведу День благодарения с мамой. Уеду во вторник и вернусь в воскресенье.

Джеймс заглянул в календарь.

— Значит, за все это время мы увидимся всего один раз — в понедельник накануне праздника?

— Очевидно. Наступило молчание.

— Почему бы мне не поехать с тобой в Денвер? — неожиданно предложил Джеймс.

— Не стоит. Я хочу побыть с мамой вдвоем.

— Послушай, Линн, с тобой все в порядке?

— Нет. Я же сказала — я плохо себя чувствую.

— И все? Ничего больше?

— Нет, — подтвердила она. Как приятно, что он о ней беспокоится! А может, ничего плохого и нет? Или было, но кончилось? Как знать...

— Я оставлю название отеля и номер телефона на холодильнике. Если хочешь, позвони мне на Мауи. И обязательно сходи к врачу.

Последнюю фразу услышала Лесли, только что вышедшая из душа.

— Линн заболела? — участливо поинтересовалась девушка и тут же мысленно одернула себя: «Зачем я это делаю? Мне не стоит говорить о ней. Или пытаюсь приблизить конец?»

— Да. Гриппует уже почти месяц.

«Грипп, какой бы он ни был, не может длиться так долго», — мелькнуло у Лесли.

— И что ее беспокоит?

— Я не хочу говорить о своей жене.

— А может быть, как раз это нам и нужно? Поговорить о Линн, о нас с тобой. О том, что не в порядке.

— У Линн грипп, а поправиться она не может потому, что, как обычно, много работает, — отрезал Джеймс. — А у нас с тобой все в порядке, — чуть мягче добавил он.

— Ты действительно так думаешь? — спросила она, слабея под взглядом этих пронзительных зеленых глаз.

— Разумеется. Хотя нет... Одну вещь мы упустили.

— Что же?

— Нам следовало заняться любовью тогда, на пароме. Помнишь, как мы прятались под лестницей?

— Помню.

— Давай поищем паром и возместим этот пробел. А если паром нам не встретится, вернемся домой и займемся любовью здесь.

— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— А как же! Иначе кого же мне любить?

Никогда еще Линн не чувствовала себя такой усталой и больной, как утром в понедельник, когда в половине десятого поднималась по трапу в самолет, вылетавший из Ла-Гуардиа в Чикаго. За две ночи она едва ли проспала два часа. Поговорив с Джеймсом в субботу, она до утра проворочалась в постели, думая о том, права ли в своих догадках, и отчаянно надеясь, что ошибается.

Наконец в шесть часов — по сан-францисскому времени было три — она в очередной раз набрала номер домашнего телефона. Двадцать гудков. Тридцать. Каждый занозой вонзался ей в сердце, убеждая, что она все-таки права.

Ей вспомнилась глава «Моники», которую она оставила Джеймсу. Глупая выходка! Но Линн хотелось деликатно дать мужу понять, что она все знает, очень страдает и хотела бы обсудить это с ним. Глава начиналась так: «В васильковых глазах Моники показались слезы, медленно скатившиеся на ее мягкую пушистую шубку. Моника была в отчаянии — она потеряла своего лучшего друга Томаса».

Томас был не только другом, но и возлюбленным Моники. Он появлялся в каждой книжке. В главе, специально написанной для Джеймса, рассказывалось о том, как Моника начала подозревать друга в неверности и какую боль ей это доставило. Она ведь была так уверена в его дружбе и любви!

В конце концов Линн решила, что это даже хорошо, что Джеймс не прочел ее писанину. По книге выходило, что она уязвлена и обижена. Теперь же, слушая телефонные звонки, ясно говорившие о том, что муж проводит время в чужой постели, Линн поняла, что ее чувства изменились. Она испытывала не обиду, а гнев.

Она не станет объясняться с Джеймсом эзоповым языком, выставляя себя в образе пушистой кошечки. Нет, их столкновение будет прямым и открытым. И она уйдет от него, как только у нее достанет на это сил.