— Я немедленно еду. Вы будете с ним?

— Да, я буду рядом.

Два часа спустя Марк по-прежнему находился в операционной. Дженет, Лесли и Кэтлин сидели в соседней палате. Прессе не составило труда определить их местонахождение, тем более что по крайней мере две женщины из трех чрезвычайно заинтересовали журналистов — голубоглазая медичка, отказавшаяся от интервью, и восходящая звезда «Юнион-сквер». Слава Богу, что пока никто не вычислил Кэтлин.

Всякий раз, наведываясь в операционную, чтобы узнать о состоянии Марка, Лесли проходила как сквозь строй. Все трое чувствовали себя в западне. Каждая сидела на отдельной кушетке в трех разных углах комнаты, прислонившись к бледно-желтой стене.

Чтобы уберечь коллегу от посягательств репортеров, добрая душа Гвен вызвалась приносить сводки сама.

— Ему перевязали артерию. Пришлось удалить нижнюю часть правого легкого.

Кэтлин и Дженет хором ахнули. Лесли и Гвен в один голос заверили их, что это совсем не страшно.

— Почему он все еще там? — с тревогой спросила Дженет.

— Рана загрязнена. Ее надо промыть, вытащить осколки костей. Наши хирурги делают все очень тщательно. Оснований для беспокойства нет.

— А давление? — со страхом задала Лесли тот вопрос, который больше всего ее мучил. Услышав ответ, она нахмурилась.

— Это плохо? — встревожилась Кэтлин, наблюдавшая за выражением ее лица.

— Низковато, — нехотя признала та. «Если бы я раньше добралась до артерии!..»

— Эти журналисты такие назойливые, — пожаловалась Гвен, заходя в палату в третий раз. — Я хотела их выгнать, но они сразу раскусили, что я мелкая сошка, и не стали даже слушать. Вот если бы привлечь мужчину... Боюсь, леди, в нашей больнице по-прежнему процветает мужской шовинизм.

— Пожалуй. — Лесли на мгновение задумалась. — Слушай, Гвен, отсюда позвонить нельзя. А сюда?

— Оператор может соединить. С кем бы ты хотела поговорить?

— С доктором Хэлом Роллинсом. Достаточно передать на пейджер — обычно он сразу отвечает.

Лесли вдруг вспомнила, какое необычное выражение лица было у Хэла, когда она выходила из травматологии. До сих пор он ни разу не смотрел на нее так.

Телефон зазвонил через три минуты.

— Привет, шеф!

— Как там дела, Хэл?

— Отлично! Кажется, весь мир озабочен состоянием Марка.

— Понятно. Послушай, ты можешь выполнить мою просьбу?

— Нет проблем, шеф... то есть Лесли, — неожиданно серьезно произнес парень и, не давая ей вставить слово, скороговоркой выпалил: — Это было потрясающе! Ты спасла ему жизнь. Ты точно знала, что надо делать, и именно так и поступила.

Лесли онемела от изумления. Только сейчас она догадалась, что тогда, у травматологии, Хэл смотрел на нее с восхищением.

— Спасибо. Теперь слушай, что мне от тебя нужно. Подойди к палате В и представься каким-нибудь начальником. Можешь наплести все, что угодно, только заставь этих настырных журналистов убраться отсюда. Не вообще из больницы, а от операционной. О’кей?

— Ясно. Нет проблем.

Стоя у двери, Лесли слушала вдохновенное вранье своего стажера и удивлялась его находчивости и уверенности.

— Леди и джентльмены! Я доктор Роллинс, представитель лечебного отдела. Мне очень жаль, но в отношении палат ожидания у нас есть определенные правила. Мы осознаем, что в данном случае первая поправка к конституции вступает в противоречие с правом пациента на конфиденциальность, и очень надеемся на ваше понимание. При любом изменении в состоянии доктора Тейлора вы будете оповещены немедленно. А пока прошу проследовать за доктором Роудсом в кафетерий... В этот час он закрыт для посетителей, но лечебный отдел выдаст вам специальные пропуска. Леди и джентльмены, позвольте представить доктора Роудса.

Журналисты, как загипнотизированные, потянулись за Роудсом, розовощеким студентом третьего курса, сжимавшим в руке пачку желтых бумажек. «Месячный запас самого Хэла, — догадалась Лесли. — Выходит, я недооценивала этого парня».

Как только «противник» отступил, Хэл явился в палату В.

— Ну как, шеф? — По голосу чувствовалось, что главное, что ему сейчас нужно, — это одобрение Лесли.

— Бесподобно! Честное слово. Я прослежу, чтобы тебе вернули пропуска.

— Да ладно. Я еще достану. В лечебном отделе у меня все схвачено.

Секретарша отдела слыла чрезвычайно скупой особой. То, что Хэл сумел найти к ней подход, не удивило Лесли после того, что она только что видела. Стажер открылся ей с неожиданной стороны, как и она ему. Оба испытывали друг к другу благодарность и неподдельное восхищение.

Дождавшись, пока журналисты покинут отделение, Дженет поднялась с кушетки:

— Я, пожалуй, пойду.

Лесли попыталась возразить, но бывшая жена Марка уже вышла в коридор. Подруга последовала за ней.

— Мне кажется, я здесь лишняя. Марку я помочь все равно не могу, а при мне Кэтлин стесняется с тобой разговаривать. Позвони мне, пожалуйста, как только что-то станет известно.

— Непременно.

Дженет оказалась права — стоило ей уйти, как Кэтлин обратилась к Лесли с неожиданными словами:

— Я знаю, что вы меня недолюбливаете и как относитесь к Марку. Поверьте, я люблю его всем сердцем. И он меня тоже.

— Знаю, — кивнула Лесли. — Она действительно поняла это только недавно, увидев, как загорелись его глаза при упоминании имени любимой.

— О Боже, как бы мне хотелось, чтобы он бросил медицину! — продолжала Кэтлин со слезами на глазах. — Но он же не бросит. Он обожает свою профессию...

Значит, она ничего не знает. Возможно, Марк ей не рассказал, а возможно, сам преодолел свой внутренний разлад. Лесли вспомнилось, каким спокойным, счастливым он выглядел в этот вечер. До того как...

— А почему вы хотите, чтобы он перестал быть врачом? — поинтересовалась девушка.

— Из чистого эгоизма. Тогда он был бы в безопасности. Без угрозы заражения, без угрозы быть подстреленным. Что это за профессия, ради которой стоило бы рисковать жизнью? — гневно воскликнула Кэтлин.

На это возразить было нечего. Марк — не первый врач, пострадавший подобным образом. В них и раньше стреляли — недовольные пациенты и их родственники, наркоманы, требовавшие наркотиков, психопаты...

Так и не найдя ответа, Лесли, в свою очередь, полюбопытствовала:

— Значит, вам все равно, будет ли Марк врачом?

— Абсолютно все равно! Главное, чтобы он был со мной. — Кэтлин мечтательно улыбнулась, вспоминая прошлые счастливые минуты или предвкушая будущие. — Если он бросит медицину, у него будет больше времени для меня. Я же говорила, что я эгоистка.

Их разговор прервала Гвен, объявившая, что операция подходит к концу. Через двадцать минут Марка переведут в блок интенсивной терапии.

Девушкам с трудом удалось просочиться сквозь толпу журналистов, оккупировавших весь коридор. В центре внимания был Хэл. По его словам, один из хирургов согласился дать интервью, как только освободится.

Лесли познакомила Кэтлин с Эдом Муром, записывавшим в журнал указания для медсестер.

— Пока все в порядке, — объявил травматолог. — Но давление катастрофически низкое. Ему не хватает крови. Мы ввели железо через вену.

«Чтобы организм начал вырабатывать красные кровяные тельца», — догадалась Лесли.

— Ты настоящий герой, Эд!

— Да ладно. Мы сделали все, что могли. Ну и немного везения, конечно. — Заметив до сих пор не забинтованные порезы на ее руках, он добавил с неожиданным восхищением: — Это ты настоящая героиня, Лесли. Ты спасла ему жизнь.

Девушка покачала головой, смущенная тем, что он хвалит ее в присутствии Кэтлин.

— Это правда. И вот доказательство. — Эд ласково погладил ее по руке. — Через полчаса жду тебя в травматологии. Такие раны нельзя оставлять без внимания.

Входить к Марку разрешалось только родственникам. Лесли пришлось вмешаться, чтобы Кэтлин пропустили.

— Да эта девушка ему ближе, чем родственница. И если они не удосужились получить соответствующую бумажку, это ничего не значит, — убеждала она старшую сестру. «Пока не удосужились», — мысленно добавила она.