— О! — «А с тобой все в порядке?» — хотел спросить он и не решился.

— Что у тебя?

— Пятидесятилетний мужчина, мистер Петерсон. Рак печени, осложненный гепатитом.

Итак, снова гематология и онкология.

— Сейчас буду.

Шесть часов спустя — за это время в отделение поступили еще два пациента — Марк зашел в ординаторскую и обнаружил, что Лесли с отсутствующим видом смотрит в окно. Это его встревожило. Что можно разглядеть в темноте?

— Лесли... — осторожно окликнул он.

Она резко обернулась. Ее сапфировые глаза были полны слез.

— Ну почему она умерла? — жалобно спросила девушка, и слезы полились у нее по щекам.

Марк, не раздумывая, бросился к ней, обнял, прижал к себе и начал гладить по темным кудряшкам.

— Это было ужасно — смотреть, как она умирает, — призналась Лесли, всхлипывая у него на груди. — Просто смотреть и знать, что не можешь помочь.

— Знаю, дорогая, знаю, — прошептал он, касаясь губами мягких каштановых завитков.

В конце мая, в их предпоследнее совместное дежурство, Марк наткнулся на Лесли в пять часов утра. Она сидела у окна на одиннадцатом этаже.

— Так вот где скрывается Ночной страж! — пошутил он. От неожиданности Лесли вздрогнула, а когда обернулась, у нее перехватило дыхание. «Как он красив!» — подумала она.

Марк стоял перед ней непричесанный, в белых мешковатых брюках, перехваченных у талии старым кожаным ремнем, и голубой куртке, какие обычно носят хирурги. В треугольном вырезе виднелась голая грудь с темными курчавыми волосками. Короткие рукава не закрывали сильных мускулистых рук. Рубашка, галстук, белый халат, медицинские инструменты — все это осталось, вероятно, в его кабинете. В таком виде он выглядел почти обнаженным.

— Да, здесь он скрывается, когда отпадает надобность сторожить. А это происходит на рассвете, — поддержала шутку Лесли и тут же озабоченно спросила: — Какие-то проблемы?

— Нет. Благодаря тебе я проспал шесть часов подряд и теперь бодр и весел. Вот решил удостовериться, правду ли говорят, что ты по-прежнему несешь вахту, как и в первый день стажировки.

— Несу, как видишь, — несколько сухо подтвердила девушка, задетая его тоном, и обернулась к окну. — Ты посмотри, как красиво! — восхитилась она, имея в виду мост «Золотые ворота» и залив, освещенные лучами восходящего солнца.

— Я вовсе не хотел тебя обидеть, — спохватился Марк, послушно глядя в окно.

— Наверное, я немного не в духе, — виновато призналась она.

— А в чем дело?

— Вчера Грег предложил мне побегать с ним в парке. Это в двенадцать часов дня! А на больных, значит, наплевать?

— На него похоже, — кивнул Марк.

— Я постаралась дать ему понять, что возмущена. Молча, разумеется.

Как ни странно, Марк понял, что она имеет в виду. Эти сапфировые глаза, как он успел убедиться за прошедший год, могли посылать ясные, недвусмысленные сигналы, а порой наносили прямой удар. Теперь они не всегда были веселыми. Как и прежде, Лесли ничем не выражала своего возмущения или неодобрения, никогда не выходила из себя, но два огромных темно-голубых сапфира свидетельствовали о настроении своей обладательницы помимо ее воли.

Пока что Марку не приходилось быть объектом выразительных взглядов Лесли, и он от души надеялся, что так будет и впредь.

— Не сомневаюсь. И как реагировал на это Грег?

— Сказал, что я похожа на натянутую струну — если до меня дотронуться, раздастся звон.

Марк поперхнулся от смеха.

— Для идиота вроде Грега довольно остроумно. Надеюсь, больные не пострадали?

— Нет, разумеется. Пока он упражнялся, ими занималась я.

— Выходит, он не такой уж идиот? Свою выгоду понимает.

— Все равно ему не следовало так говорить, — с обидой произнесла Лесли.

— Тем более что это неправда, — подхватил Марк. — Когда я до тебя дотрагивался, ты не звенела.

Напротив, она была такой мягкой! Маленький обиженный котенок, свернувшийся у него на груди в поисках защиты. Марк до сих пор помнил хрупкость ее тела, женственную округлость груди, теплую мягкость кожи и бешеный стук сердца.

«Когда ты до меня дотронулся, вернее, обнял, — подумала Лесли, устремляя взор на воды залива, — я хотела навсегда остаться в твоих объятиях».

Они долго сидели рядом, молча наблюдая, как разгорается новый день. У нее на языке вертелся вопрос, который она никак не отваживалась задать, боясь рассердить его. Но Марк был ей небезразличен, и в конце концов она собралась с духом:

— Ты уже принял решение?

— Какое?

— Бросить медицину.

— Бросить медицину? С чего ты взяла?

— Ты сам сказал в тот вечер, когда мы ходили в театр, что не хочешь быть врачом, — с невинным видом пояснила Лесли, хотя оба знали, что все было не так.

— Что ты выдумываешь? — удивился Марк. — Я никогда такого не говорил.

— Ты прав. Но я услышала именно это.

— Ну хорошо, — устало вздохнул Марк. — Может быть, я действительно не хочу быть врачом. Может быть, — повторил он, глядя в полные сочувствия глаза Лесли. — Никогда прежде я этого не говорил. И вообще понял только недавно.

— Что ты теперь намерен делать? Уйти?

— Легко сказать! Но как? Формально, конечно, все просто, но есть масса сопутствующих факторов... Я даже не уверен, что мне этого хочется. В медицине есть масса вещей, которые мне нравятся, по которым я буду скучать, если ее брошу. Вот если бы найти способ совмещать практику с... — Он запнулся.

— С тем, что ты любишь? — подсказала Лесли.

— Ну да. С чтением, например, или сочинительством.

— Но все же ты рассматриваешь такую возможность?

— Я только начал над этим думать. Прикидываю, что могу сделать. Что должен.

— Ты можешь и должен уйти. Как можно скорее, — отчеканила девушка.

Марк не ожидал такого тона. Весь прошедший месяц, работая рядом с Лесли, он словно заразился ее энтузиазмом и редко думал о том, что может уйти из больницы. А думать об этом было так приятно!

— Так вот каким представляют мое будущее эти кристально голубые глаза!

— Я не могу предугадать, кем ты станешь. — «Может быть, деканом медицинского факультета в Гарварде», — мысленно добавила она. — Я только знаю, как тебе следует поступить сейчас.

— По-твоему, в эскулапы я не гожусь? — шутливо спросил Марк, не понимая, почему Лесли принимает ситуацию так близко к сердцу.

— Ты сам знаешь, что я о тебе думаю. Ты... — Она замялась. Эх, была не была! — ...самый лучший.

Через три ночи, в их последнее дежурство, Марк поджидал Лесли на одиннадцатом этаже у окна. Она появилась в половине шестого.

— Я думала, ты спишь, — удивилась девушка, чувствуя, как бьется ее сердце. Почему он здесь?

— Уже выспался. Я хотел поговорить с тобой, — пояснил Марк, опускаясь на брезентовую кушетку и жестом предлагая Лесли сесть рядом.

Она предпочла стул напротив.

— Мы могли бы поговорить и днем, — резонно заметила она.

— Днем не получается.

Лесли понимала, что он прав. Во время работы они общались только на медицинские темы. И лишь сейчас, когда за окном занимался рассвет, а вся больница, включая персонал, погрузилась в сон, можно было позволить себе отвлечься.

— Я хотел сказать, что, на мой взгляд, ты прекрасный врач, — помолчав, неожиданно изрек Марк. — Беда в том, что у нас не принято хвалить человека. Вот поругать — это всегда пожалуйста. В общем, я хочу, чтобы ты знала, как я тобой восхищаюсь.

— Ты как будто прощаешься со мной.

— Напротив. Я только что смотрел расписание — весь июль мы работаем вместе в городской больнице Сан-Франциско.

— Не может быть! Как чудесно... Мне это доставит огромное удовольствие.

— Что за высокопарность! Позвольте признаться, сударыня, что и я получил громадное удовольствие от работы с вами.

— Я даже знаю почему: ты вдоволь выспался.

— Угадала. Но...

— А выспаться тебе было необходимо, — невозмутимо продолжала Лесли. — Ты ведь ведешь такую активную жизнь. Во всяком случае, так утверждают некоторые наши сестры.