Моральная сторона вопроса не обсуждалась — имели значение лишь безопасность и счастье Кэтлин. Несмотря на возраст, она по-прежнему жила в своей детской комнатке в дальнем крыле дома, потому что эта комната ей нравилась и потому что Кэтлин не имела ничего против того, чтобы жить с родителями. Она уже давно пользовалась полной свободой, но до сих пор не встречала мужчину, с которым ей хотелось бы провести ночь. Марк был другим.

— Только не оставляй нас в неведении, дорогая. Запиши номер Марка — когда ты с ним, мы за тебя спокойны.

Родители Кэтлин ни разу не встречались с Марком после того, как миссис Дженкинс выписалась из больницы, но у обоих остались о нем самые теплые воспоминания.

К концу января Кэтлин, с разрешения Марка, купила пружинный матрас, четыре пуховые подушки вместо прежних комковатых и два комплекта изящного постельного белья. В гостиной появились живые цветы, а на стене — красно-белый университетский вымпел.

Коробки с воспоминаниями Марк забросил на антресоли. Мало-помалу его жилище стало выглядеть лучше, просторнее, удобнее, и все благодаря Кэтлин. Теперь это была их квартира.

— Не хватает внешнего лоска, — заявила вдруг Кэтлин. — Гостиную надо покрасить, повесить картины...

— И кто этим займется?

— Я, если ты не против. Выберу день, когда ты на дежурстве, чтобы краска успела выветриться. О’кей? Ну пожалуйста!

— Конечно, дорогая, — кивнул Марк, обнимая ее за плечи, — раз тебе этого хочется.

Утром пятого февраля Дженет поднималась в квартиру Марка. Она никогда не бывала здесь, но Марк дал ей адрес. С собой она несла коробку — остатки воспоминаний — и почту. Ничего ценного. Все это можно оставить у двери.

Сама Дженет тоже собиралась переезжать. Она не посвящала Марка в свои планы. Ей вообще не хотелось с ним говорить — слишком болезненно, да и сказать, в сущности, нечего. Она специально выбрала это время — десять утра в четверг, — поскольку знала, что его дома не будет.

К ее удивлению, дверь была нараспашку. Пахло краской. Дженет вошла в квартиру. Раз уж открыто, коробку можно оставить и внутри.

— Есть тут кто-нибудь? — крикнула она.

— А как же! — послышался в ответ задорный женский голос. Дженет прошла в комнату и нос к носу столкнулась с Кэтлин.

— Привет! — сказала та, не подозревая, что перед ней бывшая жена Марка.

— Меня зовут Дженет. Я бы хотела оставить эту коробку для Марка.

— Здравствуйте. Я — Кэтлин, друг Марка. Вот вызвалась покрасить его квартиру.

Лицо этой женщины Кэтлин узнала сразу. Оставалось надеяться, что Дженет не узнает ее в заляпанной краской одежде. Однако Дженет узнала.

— Это вы? Кажется, вчера мы...

— Да.

Накануне в театре «Юнион-сквер» состоялось финальное прослушивание претенденток на главную роль в мюзикле «Джоанна». Ему предшествовали две сумасшедшие недели, во время которых перед хореографами, режиссерами, продюсерами и членами труппы прошло бессчетное число девиц, горевших желанием получить заветную роль. Решающее слово принадлежало художественному совету, куда входила Кэтлин.

«Джоанна» была смелым, даже рискованным, проектом. Впервые оригинальная музыкальная постановка должна была появиться не в Нью-Йорке на Бродвее, а в Сан-Франциско. Эпохальное событие для театра! Теперь предстояло не ошибиться в выборе исполнителей.

Дженет попала и число финалисток — единственная любительница среди профессионалов. «Дж. Уэллс». Кэтлин вспомнила, что именно это имя значилось в списке. Его носила женщина с миловидным лицом и очаровательным голосом.

Кэтлин настояла на том, чтобы Дж. Уэллс взяли на главную роль, а не во вспомогательный состав. Дженет слышала весь разговор и запомнила свою защитницу. И вот судьба снова свела ее с изысканной молодой дамой с черными как смоль волосами и фиалковыми глазами.

— Так вы — жена Марка?

— Бывшая.

— Вчера я не знала, кто вы. Фамилия другая...

— Я взяла девичью фамилию.

Другая фамилия. Другая женщина.

Марк ничего не рассказывал о Дженет, и Кэтлин представляла ее эдакой деревенской простушкой, пухленькой и глуповатой. Думать так было утешительно.

Уходя с прослушивания, Кэтлин никак не могла выбросить из головы статистку, которая очаровала весь худсовет и, без сомнения, сумеет покорить публику не только в Сан-Франциско, но и в Нью-Йорке. «Кто же она, эта талантливая красотка с большими серыми глазами?» — спрашивала себя Кэтлин.

Сегодня она получила ответ на свой вопрос.

— Вы замечательно пели.

— Спасибо.

— Решение вам известно?

— Нет. Мне обещали позвонить, — ответила Дженет, торопясь уйти. Ей было неприятно видеть Кэтлин в квартире Марка. Та вела себя как хозяйка, и Дженет чувствовала себя чужой. Чем скорее она покинет этот дом, тем лучше.

Но Кэтлин ее остановила.

— Они должны были позвонить в девять. Вы победили, Дженет! Обошли всех этих самонадеянных профессионалов. Поздравляю! Вы были самой лучшей.

Опять эти ненавистные два слова! Дженет поморщилась. Она была согласна на любую роль, поскольку чувствовала: если не вернется на сцену, то сойдет с ума. Но главная роль...

Не веря своим ушам, она уставилась на Кэтлин. Казалось невероятным, что в постановке малоизвестного мюзикла на главную роль утвердили никому не известную дебютантку. Затея выглядела рискованной, слишком рискованной. Дженет не могла себе представить, чтобы кто-нибудь взялся за эту непосильную задачу.

Но она не знала Росса Макмиллана. Росс смело шел на риск, превращая его в феноменальный успех. Когда в 1976 году он основал «Юнион-сквер», все предрекали ему провал. В Сан-Франциско и так достаточно театров. Кому нужен еще один? Не прошло и года, как театралы стали покупать билеты на весь сезон и с нетерпением ждать каждой новой постановки «Юнион-сквер». И они никогда не бывали разочарованы.

Росс Макмиллан любил рисковать. Собственно говоря, когда он вставал у творческого кормила, риск переставал быть риском и превращался в возможность. Из любой возможности Росс умел сделать нечто сногсшибательное.

Ему было тридцать три года, и выглядел он так, что его скорее можно было вообразить на сцене, чем за кулисами. Но даже привлекательная внешность (Росса часто сравнивали с Робертом Редфордом) меркла перед его режиссерским талантом. Кроме того, он принадлежал к числу детишек Карлтон-клуба.

Решение утвердить Дженет Уэллс в качестве Джоанны принадлежало Россу — худсовет лишь одобрил его.

— Какой номер вы им оставили? — спросила Кэтлин.

— Рабочий. Но по четвергам я начинаю в двенадцать.

— Звоните им. Немедленно! Вчера, когда я уходила из театра, роль была вашей. И все же лучше удостовериться...

Кэтлин жестом показала, где телефон, слишком поздно вспомнив, что над аппаратом красуется фотография в роскошной рамке — они с Марком во время празднования Рождества. Милая, романтическая картинка. Их общее воспоминание.

Увидев фото, Дженет вздрогнула и тут же, овладев собой, набрала номер офиса. Да, ей звонил Росс Макмиллан из «Юнион-сквер». Телефон театра она помнила наизусть.

— Это правда? Я буду играть Джоанну? — Сердце Дженет бешено застучало. — Да, в понедельник в восемь утра я у вас. Да. Благодарю вас, мистер Макмиллан.

Положив трубку, она снова взглянула на фотографию, затем обернулась к Кэтлин. Огромные серые глаза подозрительно блестели, но Дженет пыталась улыбаться.

— А он быстро утешился! Или... — Она запнулась. А вдруг Кэтлин — причина того, что Марк месяцами не прикасался к ней? Как долго они вместе? Год? Полтора?

— Дженет, — мягко проговорила Кэтлин, смаргивая слезы. Теперь она понимала, что имел в виду Марк, когда говорил, что ему грустно расставаться с Дженет. Это, безусловно, потеря — потеря для них обоих. — Мы с Марком познакомились после того, как... словом, когда у вас все кончилось. И утешился он совсем не быстро. Поверьте!

— Мне пора. — Дженет ринулась к двери, едва сдерживая слезы, и на пороге обернулась. — Мы еще увидимся?