— Понимаете, были такие обстоятельства, что пришлось… Ну что поделаешь, грешный, каюсь…

Это вы завтра Крокве объясните. Он аж зеленый от ярости. Обещал на вас рапорт написать.

— Ладно, завтра разберемся, — сказал Несмачный.

…Утром он проснулся от телефонного звонка. Было без пяти девять.

— Вот так на вас надейся, — пристыдила его Галина. — А обещали ровно в семь позвонить и разбудить. Уже на работу слетала, обо всем договорилась. Моя напарница удивилась, что я беру второй отгул подряд. Но я ей конфеты пообещала. Ну, так когда мы встречаемся?

— У меня утром кое-какие дела, — начал было Несмачный.

Но Галина решительно его перебила:

— Это какие еще дела за ночь у вас появились? Вчера вечером ясно мне сказали, что готовы еще один день посвятить экскурсиям. Ведь запланированную культурную программу мы с вами выполнили лишь наполовину. Прямо сейчас едем в Беруны. Бабушка вчера нас ждала, а если мы и сегодня не приедем… А потом куда, не забыли?

— Да помню. Только если бы у меня был напарник и так же легко, как вы, я мог бы с ним договориться!..

— Эти ваши служебные подробности меня не касаются! — раздраженно сказала Галина. — Если вы через двадцать минут не спуститесь, то я, имейте в виду, на вас очень обижусь. Надо было вчера думать, а не морочить мне голову!..

Поздно вечером, когда Несмачный возвратился в гостиницу, дежурная по этажу сообщила, что к нему приходили и долго ждали.

— И письмо оставили, — вспомнила она.

Несмачный вскрыл конверт. У лейтенанта Бойчука был четкий, почти каллиграфический почерк.

«Уважаемый Анатолий Петрович! Ничего не понимаю. Что происходит? Начальство теряется в догадках. Позвоните Крокве, когда бы вы ни пришли (его номер телефона 41-89-12). Я тоже жду вашего звонка».

Разговор с начальником управления Несмачный решил оставить на завтра. А Бойчуку позвонил:

— Прошу прощения, Владислав, что беспокою так поздно…

— Лучше позже, чем никогда, — обрадовался лейтенант. — Все куда-то исчезаете, а нам расхлебывать.

Опять целая толпа собралась в управлении. Люди возмущаются. Я уже после обеда догадался сорвать с дверей кабинета эту вашу записку: «Буду через час». Кстати, из газеты приходили. Фельетонист Зареба. Тоже возмущался. Говорит, что в редакцию звонят беспрерывно. Мол, если в таком солидном заведении позволяют себе людей по нескольку дней за нос водить, что ж тогда от других требовать! Обещал, что вам это так не пройдет…

— Ну и страхов вы мне наговорили! Плохо спать буду, — сказал Несмачный.

— Считал своим долгом вас предупредить.

— Правильно сделали. А завтра утром, Владислав, вы мне будете очень нужны. Давайте ровно в девять встретимся в управлении.

— Договорились, буду ждать, — ответил лейтенант и пожелал спокойной ночи.

Утренняя прохлада бодрила и помогала собраться с мыслями. Несмачный остановился у киоска «Союзпечать», купил свежие газеты и пачку сигарет «Столичные». Как ни старался идти медленно, а попал в управление без четверти девять. Но ключа от его кабинета уже не было.

— Бойчук забрал, — сказал дежурный.

Лейтенант встретил его с такой постной физиономией, будто только что получил известие о кончине близкого родственника.

— Читали?

— Что именно?

— Газету нашу читали?

— Еще не успел, только вот купил.

— Там реплика. По вашему адресу…

— По моему? — Несмачный развернул газету. — Где? Что-то не вижу. Ах, вот, кажется… Называется «Одну минутку»?

— Она.

Несмачный пробежал глазами реплику. А затем, сев за стол, начал снова читать уже вслух:

— «Нам говорит продавщица: «Одну минутку!» — и на час исчезает в подсобке. «Одну минутку!» — слышим мы от официанта, и час ждем заказа. «Одну минутку!» — захлопывает перед нашим носом окошко справочного бюро симпатичная блондинка и навсегда забывает о нашем существовании. Мы возмущаемся, делаем соответствующие записи в книге жалоб и предложений, но наше с вами драгоценное время, уважаемые читатели, нахально крадут. И крадут безнаказанно. Даже извиниться не считают нужным. Насколько бесцеремонным бывает иногда в этом плане поведение отдельных товарищей, работающих в довольно-таки солидных учреждениях, свидетельствует и вот такой свежий факт…»

Несмачный достал сигарету, закурил.

Забежала секретарша и сказала, что лейтенанта вызывает начальник.

— Представляю, в каком настроении сейчас Кроква! Ему лучше под руку не попадать, — сказал Бойчук и сочувственно, чуть коснувшись плеча Несмачного, подмигнул. — Держитесь, что теперь сделаешь!

Несмачный кивнул и продолжал читать. Дальше в реплике шла речь о его, «с позволения сказать, странном поведении», которое привело к тому, что «не один, не десять, а сотни людей несколько дней простаивают под дверью, изучая надпись на приклеенной записке: «Буду через час».

В следующем абзаце автор реплики, спрятавшийся под псевдонимом «И. Наблюдательный», разглагольствовал о том, что, кроме морального, эта проблема имеет еще в экономический аспект, который измеряется «тысячами человеко-часов, нахально украденных у жителей города…»

Раздался телефонный звонок.

Несмачный снял трубку. Звонила Галина, Она только что прочитала газету и была вне себя от возмущения.

— Ну как вам это нравится! — кричала она в трубку. — Человек не имеет права повысить свой культурный уровень. Ему сразу же шьют какой-то криминал. Такое сказать — обокрал жителей города! Часы, видите ли, у них украл! Да им же, видно, делать нечего, если часами под чужими кабинетами выстаивают! — Она на мгновение замолкла и вдруг сменила воинственный тон на извинительный: — Это я виновата… Это обо мне надо было писать…

— Не переживайте, — весело сказал Несмачмый. — Я вам вечером позвоню. Меня срочно к начальству вызывают…

Секретарша начальника терпеливо ждала, пока он закончит телефонную беседу. На нее это было не похоже. Наверное, тоже сочувствует, отметил Несмачный.

— Вас к Крокве, — сказала секретарша и виновато улыбнулась: — Такого еще не было. Все управление гудит.

— Ну, а как сам товарищ Кроква?

— Представьте себе, спокоен. А потом, по Андрею Васильевичу никогда не видно, когда он очень сердится, а когда просто серьезный.

Весь день Несмачный принимал посетителей. Но количество желающих попасть к нему на прием все увеличивалось.

Бальзаковского возраста женщина нервно теребила «молнию» на яркой косметичке, лежавшей у нее на коленях, и жаловалась голосом капризной первоклассницы:

— У меня постоянно болит сердце, товарищ следователь. Такой уж, наверное, характер — все принимаю близко. Другой сделает какую-нибудь пакость — и хоть бы что! А я переживаю. Представьте себе, еду в троллейбусе без билета. Пульс сто двадцать. В голове стучит. Руки дрожат. Боюсь: вдруг контролер придет, сраму не оберешься! Минуты тянутся, словно их кто-то за хвост держит. А водитель, будто нарочно, на остановках стоит подолгу и троллейбус ведет медленно-медленно. Вот такая я дурная! А недавно передала мне продавщица рубль. Согласитесь, не часто продавцы себя обсчитывают. Я за тот рубль — и ходу! Иду по магазину, а ноги подкашиваются. Лицо аж горит от волнения. Сейчас, думаю, окликнут, стыдно будет! Иной десятку из чужого кармана вытащит и глазом не моргнет. А я из-за несчастного рубля столько здоровья теряю! Или когда работала в кондитерском цеху…

— Для чего вы мне все это рассказываете? — не выдержав, спросил Несмачный.

— Говорю же, больная я. Сердце у меня слабое. Потому что впечатлительная. А мне соседка такое выделывает, что сил нет терпеть…

— И что же вы хотите?

— Ясно что — выселить ее. Я с моим сердцем имею право жить отдельно. Говорю сейчас с вами, а у самой пульс как минимум сто пятьдесят. Вот вам мое заявление, а я выйду на воздух, немного успокоюсь.