— Ни у кого нет возражений против моей рационализации? — обвел он всех внимательным взглядом. — Нравится?
— Да! — хором ответили мы.
— А вам, товарищ Цаца, нравится? — спросил заведующий у новенького, который всего лишь неделю работает в нашем отделе и впервые попал на пятиминутку.
— Нет… — ответил Цаца.
— Как это нет? — оторопел заведующий.
— Нет… — снова повторил он.
— Да знаете ли вы, что моя рационализация понравилась самому директору? А вы говорите «нет»!
Мы, перебивая друг друга, стали доказывать Цаце, что он ошибается, что такую рационализацию нельзя не одобрить, что домохозяйки за это спасибо скажут.
— Нет… — упрямо твердил свое Цаца.
Заведующий дрожащим от волнения голосом объявил, что пятиминутка окончена.
Через час он вызвал меня к себе.
— Вы знаете, я думаю — молодец Цаца. Припципиальный! Приятно, когда человек не просто тебе поддакивает, а спорит, свое доказывает. Надо его на должность консультанта выдвинуть. Я вот только что еще раз пересмотрел свои расчеты и нашел-таки одну неувязочку. Прав он, что не соглашается со всем так легко, как, скажем, вы.
На следующее утро заведующий рассказывал о рационализации своей рационализации.
— Великолепно! — воскликнули мы хором.
— Ну, а в таком варианте вам нравится моя рационализация? — обратился заведующий к Цаце.
— Нет… — ответил он.
— Вы считаете, что новая картофелечистка не прославит наш институт? — возмутился заведующий.
— Нет… — покрутил головой Цаца.
— Это уж слишком! — набросились мы на него. — Человек, можно сказать, открытие сделал, а вы упрямо не желаете признать. Неужели вам непонятно, что это новое слово в технике?
— Нет… — сказал Цаца.
Заведующий, дрожа от негодования, вышел из комнаты. А через полчаса вызвал меня к себе.
— Подумайте, какой настойчивый! — восхищенно произнес он. — Другой бы давно капитулировал. А этот доказывает свое, несмотря на авторитеты. Знаете, я тут прикинул и думаю, что его смело можно назначить старшим консультантом. Кстати, в моей рационализации есть-таки одна слабинка. Так что молодец Цаца!
Собрав нас после обеда, заведующий рассказал о дополнениях к своей рационализации.
— В таком виде, мне кажется, она безупречна, — резюмировал он. — А вам нравится? — повернул голову к Цаце.
— Нет…
Заведующий полез в карман за валидолом.
В конце рабочего дня он снова вызвал меня.
— А все-таки прав Цаца! Стоит один винтик заменить, и себестоимость картофелечистки намного уменьшится. Сообразительный! И главное, упрямо стоит на своем. С таким и посоветоваться приятно. Всю правду в глаза режет. Прямо сейчас напишу рапорт директору — будем делать его моим заместителем…
— Поздравляю! — прибежав в отдел, стал я жать руку Цаце, чтоб, не дай бог, никто из коллег не опередил. — Вас хотят сделать заместителем нашего начальника. Вы, наверное, на седьмом небе от счастья?
— Нет… — сказал Цаца.
— Опять «нет»! — удивился я. — Неужели вы не рады?
— Я все ви-ви-ви-время пытаюсь сказать, — наконец вымолвил Цаца, медленно растягивая слова, — что нет во-во-возражений…
По объявлению
На четвертой странице вечерней газеты я прочитал объявление: «Уважаемые мужчины! Если вы не удовлетворены своей внешностью, загляните в операционный кабинет Института красоты и гигиены. Пластическая операция, которую амбулаторно сделает вам опытный хирург, совершит чудо. Вы станете таким красавцем, что и родная жена не узнает…»
«Почему бы и не попробовать? — подумал я. — Почему бы не стать красавцем?»
Утром я был уже в институте.
У операционной собралось немало желающих улучшить свою внешность.
— Кто последний — я за вами! — приветствовал я будущих красавцев и, глянув на часы, заметил: — Наверное, всех принять не успеют.
— Может, и не успеют, — согласился мужчина с большими ушами.
— А чего он так долго возится? — спросил я через минуту.
— Это вам не зуб рвать, — объяснил ушастый.
— Ох, не зуб! — кивнул я. — Зуб рвать — совсем другое дело. Там хоть морально спокоен.
— А вы что, морально неспокойны? — поинтересовался мужчина с очень длинным носом.
— Но то слово. Я, наверно, после этой операции без снотворного и спать не лягу, — сказал я.
— Неужели операция влияет на сон? — удивился мужчина с большими ушами.
— Может, на вас и не повлияет, — вызывающе глянул я на него, — а меня сомнения загрызут, угрызения совести замучают.
— Интересно, какая связь между моим желанием стать красивым и угрызениями совести? — пожал недоуменно плечами длинноносый.
— Прямая, — сказал я и окинул взглядом присутствующих, которые буквально впились в меня глазами.
— Не понимаю, — подсел поближе ушастый.
— Что же тут понимать? — начал я. — Вот вы, скажем, где-то работаете. Возможно, даже пользуетесь уважением у коллег.
— Пользуюсь, — подтвердил ушастый. — Меня любят товарищи.
— Видите, даже любят. И любят они вас вот такого, извините, ушастого. А когда вы укоротите свои уши, это будете уже не вы. Это будет другой человек, которому едва ли удастся завоевать любовь своих коллег.
— Я завоюю!
— Нет, не завоюете. Потому что с нормальными ушами вы станете красавцем. И вам будут завидовать.
— Пусть завидуют! — воинственно расправил плечи ушастый.
— А разве вы не читали, что завистливый человек способен на все? Он ни перед чем не остановится. После операции вам ничего не останется делать, как добровольно подать заявление об увольнении. Так сказать, предвосхитить события.
— Еще неизвестно, чем… — хотел было возразить длинноносый.
Но я понял его с полуслова:
— Известно, чем. Все это закончится тем, что в вас начнут влюбляться женщины, писать вам слезные письма, охотиться за вами везде и всюду. С вами случится то, что случается иногда со знаменитыми футболистами и популярными певцами. Слышали, наверно, про звездную болезнь? Вы растеряете друзей, настоящих друзей, А возможно, и родственников. Вот вы… — повернулся я к ушастому.
Но ого словно ветром сдуло. А вместе с ним и добрую половину клиентов.
— А ваша жена, — обратился я к длинноносому. — Разве она будет мириться с вашим успехом у женщин?
С тем, что каждая станет называть вас «единственным в мире», «принцем своей мечты», «властелином своего сердца»? После нескольких ужасных сцен с битьем посуды и окон она покинет вас, уйдет к маме…
Носатый заерзал на стуле, достал носовой платок, чтобы вытереть вспотевшую шею.
— А кто в конечном счете от всего этого пострадает? В первую очередь — дети. Ваши дети останутся без отца. Полусиротами! О, как вы будете проклинать день, когда переступили порог этого, с позволения сказать, института красоты…
Последние слова я произнес уже в пустой комнате.
— Чья очередь? — вышел из кабинета врач.
— Очередь моя, — сказал я. И в ответ на его удивление объяснил: — Почему-то вдруг все испугались.
— Так заходите, — пригласил он.
— Нет, лучше в другой раз, — буркнул я, почувствовав, как у меня подкашиваются ноги, и попятился к выходу.
«Если все люди боятся, значит, имеют на это основание», — подумал я, спускаясь по лестнице.
Спросите, если не верите
Я решительно вошел в кабинет директора, на ходу сбрасывая плащ и шляпу. Потом снял пиджак, встряхнул его и кинул на спинку кресла. Устроился с ногами на диван и с наслаждением закурил сигарету.
Директор словно язык проглотил. Потрясенный, он не сводил с меня глаз.
Диван и сигарета настраивали на лирику. И я задумчиво запел: «Летала кукушка мимо дома…»
— Вы что себе позволяете? — наконец выдавил из себя директор.
Пропустив его слова мимо ушей, я сделал на диване «березку» (как раз было время производственной гимнастики) и начал по методу йогов каждые три секунды вдыхать воздух, а каждые четыре — выдыхать.
