— Погодите с вашей повестью, — устало сказал управляющий. — Тут мне уже прислали четыре анонимные рукописи о недостатках нашего института: две в стихах, одна в форме комедии, а одна даже с музыкальным сопровождением.

«Ну, музыка — это Грача работа, — догадался я. — Он один у нас ноты знает. Стихи — это Дериглаз и Величко. А вот то, что Рассолов комедии пишет, никогда бы не подумал…»

— Это, конечно, не мое дело, но, мне кажется, ваше решение поспешно, — сказал заведующий театральным буфетом главному режиссеру. — Я думаю, моя дочь намного лучше бы сыграла роль Христи, чем ваша новая прима.

— Уважаемый, — мягко улыбнулся главреж, — я очень ценю ваше умение готовить вкусные бутерброды. Что же касается того, кому и какие давать роли, позвольте это решать мне.

— А все-таки зря вы не хотите роль Христи дать моей дочке, — вздохнул заведующий буфетом. — Я уже не первый десяток лет работаю в театре и хорошо знаю, кому какая роль под силу.

— Вы хотите сказать, что новая прима не осилит этой роли? — усмехнулся главреж.

— Я просто советую как друг: отдайте роль Христи моей дочке…

Премьера нового спектакля началась при полном зале. Главный режиссер торжествовал. Но вдруг он заметил, как ряды зрителей начали таять.

Героиня мужественно продолжала монолог, нервно дергая рюшки на бархатной юбке. А партер катастрофически пустел. Один за другим покидали свои места зрители, почти бегом направляясь к выходу.

Наконец спасительный антракт.

— Какой ужас! — охватила голову руками актриса.

— Полный провал! — согласился режиссер.

— Что же вы стоите? — выскочил из своей будки суфлер. — Разве не слышали — в буфете тараньку продают!..

Я вызвался организовать в нашем студенческом общежитии клуб веселых и находчивых.

И вот в назначенный час обе команды собрались в красном уголке. Зрители в зале топали ногами от нетерпения.

Программа соревнования для команд была неожиданной. Они зубрили математические формулы и готовили рифмованные экспромты. Штудировали популярные истины по бионике и теории относительности. Заучивали на память целые разделы на книги «Хочу все знать».

Но я предложил нм совсем другую тему — быт.

— Капитаны команд, на сцену! — прозвучал мои звонкий голос. — Вот вам по десять пар ботинок, А в этом ящике вакса и щетки. За пять минут ботинки должны блестеть, как зеркало!

Оркестр заиграл туш, а я включил секундомер.

Жюри долго изучало все двадцать пар ботинок и, определив, что все они вычищены идеально, присудило командам по три очка.

Следующее задание было на сообразительность.

— Надо, — сказал я, — найти неисправность в пылесосе и отремонтировать его.

Представитель одной команды быстро нашел поломку, представитель другой отремонтировал пылесос.

Жюри под бурные аплодисменты болельщиков присудило командам по семь очков.

— Итак, обе команды имеют по десять очков! — напомнил я соперникам и дал им новое задание.

Нужно было с помощью песка и мела начистить до блеска заржавевшие столовые приборы, посуду.

Видели бы вы, с каким старанием, с какой артистичностью девушки и парни чистили ножи и вилки, скребли кастрюли и сковороды! Через несколько минут вся посуда и столовые приборы выглядели так, что хоть в витрине магазина выставляй.

Растроганные члены жюри присудили каждой команде по двадцать очков!

— А теперь вот вам по два мешка постельного белья. Кто быстрее выстирает и выгладит его, тот и победит в сегодняшнем конкурсе! Только, — добавил я, — в задании есть маленькая «закавыка» — утюги, которыми вы должны погладить белье, испорчены.

Представители команд тут же засуетились возле корыт и выварок. В считанные минуты все утюги были отремонтированы.

— Мо-лод-цы! — скандировал зал, восхищаясь мастерством своих товарищей.

Какая из команд выиграла тогда, я сейчас уже не помню. Но кто бы ни выиграл, в любом случае выиграл и я — комендант студенческого общежития, поскольку прибывшая на следующий день комиссия из ректората установила, что жалоба, подписанная всеми жильцами, в том числе и членами обеих команд, была необоснованна. Ни грязного постельного белья, ни поломанных утюгов, ни бездействующих пылесосов комиссия в нашем общежитии не обнаружила.

Он пришел в редакцию и, учтиво поздоровавшись, протянул несколько исписанных листков:

— Вот фельетон написал. Прочитайте, пожалуйста.

Я прочитал и не смог сдержать возмущения:

— Где же вы разыскали такого мерзкого Семена Петровича?

— Далеко искать не пришлось, — ответил спокойно посетитель.

— Вы хотите сказать, что такие люди, как ваш «герой», у нас часто встречаются?

— Я хочу сказать, что этот омерзительный тип сидит перед вами. Герой фельетона Семен Петрович — это я. Решил вот обнажить свою непривлекательную сущность, разложить по косточкам свое отсталое мировоззрение.

— Вон что, — удивился я. — И вы настаиваете, чтобы фельетон появился в газете?

— Настаиваю! — вздохнул Семен Петрович и, низко склонив голову, горестно обхватил ее ладонями.

— А может, вы просто возвели на себя поклеп в состоянии аффекта?

— К сожалению, нет. В фельетоне настоящие факты.

— Но факты в таком освещении! Мне кажется, вы несколько сгустили краски…

— Спасибо за сочувствие, только ничего я не сгустил.

— А известно ли вам, что признание вины смягчает ответственность? Уже одно то, что вы можете трезво, говорить о своих недостатках, свидетельствует в вашу пользу.

— Мне все известно. И все-таки очень прошу напечатать фельетон.

— Но мне кажется, не такой уж вы и скверный человек, чтобы о вас фельетон печатать.

— Разве тех фактов, о которых я написал, не достаточно, чтобы предать меня общественному осуждению?

— По количеству — достаточно. Но если взять каждый факт отдельно… Вот этот, например, о том, что вы — злостный прогульщик…

— Ой, злостный! — воскликнул Семен Петрович.

— Но за это вас уже наказали! Сами же пишете, что три выговора имеете.

— Три только за прогулы. А четвертый — строгий с последним предупреждением — мне влепили за систематическую пьянку. Читайте внимательнее, я обо всем пишу.

— Но вот сегодня же вы трезвый. Значит, можете, если захотите, не пить?

— Могу! И клянусь, что больше в рот не возьму!

— Вот видите, а вы фельетон о себе пишете. Не такой уж вы и плохой, чтобы фельетоны о вас печатать.

— Ну тогда, — повеселел Семен Петрович, — тогда напечатайте обо мне очерк.

И он вытащил из кармана несколько исписанных листков…

Весть о том, что нас посетит гость из Занзибара, молниеносно облетела институт. Все мы горячо обсуждали эту новость и вносили свои предложения к плану встречи.

Библиотечный том энциклопедии на букву «3» буквально рвали на части. Нам хотелось побольше узнать о родине гостя. Из журнала «Вокруг света» мы почерпнули сведения о нарядах жителей Занзибара, и девушки тут же бросились делать соответствующие выкройки.

Один наш знакомый из Института языкознания, немного знающий занзибарский язык, согласился составить небольшой разговорник.

Выучили мы и несколько занзибарских песен. Наш танцевальный кружок подготовил пять занзибарских плясок. А повар нашей столовой где-то раздобыл рецепты занзибарских блюд и пообещал ошеломить гостя…

Как оказалось, гость неплохо понимает по-нашему. Особый интерес он проявил к девушкам в занзибарских платьях.

— Мои сестры когда-то ходили именно в таких, — вздохнул он.

Занзибарские песни он слушал задумчиво и сам грустно подпевал. А когда увидел занзибарские танцы, расплакался.

— В этих танцах — извечная скорбь моего народа, — сказал с грустью он.

Отведав занзибарское блюдо, гость немного повеселел.