— Можете не сравнивать. Так как это все равно не компот, а смесь экстракта левзея с настойкой боярышника. Понятно вам, Калистрат Мефодьевич?
— Николай Петрович, — напомнил я ему свое имя и отчество.
— Вы для меня Калистрат Мефодьевич! — безапелляционно произнес он.
— Может, паспорт принести? — предложил я.
— При чем тут паспорт? Вы для меня Калистрат Мефодьевич. В крайнем случае Модест Ферапонтович.
— Да никакой я не Калистрат Мефодьевич и не Модест Ферапонтович!
— Правильно, — неожиданно согласился он. — Вы не тот и не другой. Вы — Агата Сидоровна.
— Какая еще Агата?
— Сидоровна. И не пытайтесь возражать. Я вижу вас Агатой Сидоровной.
— Послушайте, — взмолился я, — вы не можете видеть меня Агатой Сидоровной. Я ведь мужчина, а не женщина. И борода у меня.
— Не убеждайте! Ничего не выйдет! Вы — Агата Сидоровна в пенсне и косыночке.
— Нет у меня пенсне и тем более косыночки! — взревел я. — Называйте меня уж лучше Калистратом или Модестом, но, во всяком случае, не женским именем.
— Успокойтесь, Агата Сидоровна, — сказал он.
— Категорически протестую! — воскликнул я.
— Что ж, — поднялся он, — очевидно, ничего у нас с вами не выйдет. Если мы уже сейчас не можем прийти к соглашению в мелочах, то что будет, когда мы начнем работать над вашим сценарием? Ищите себе другого режиссера…
— Постойте! — остановил я его. — Бог с вами, называйте меня Агатой Сидоровной!..
Маленькая деталь
Редактор стал читать мой рассказ вслух:
— «Степан Петрович проснулся в шесть утра. Он всегда так рано просыпается, чтобы успеть все сделать до восьми. В восемь откроет глаза его жена к поинтересуется серебряным голоском: «Что там у нас на завтрак?» А до этого нужно на базар успеть и дочку в садик отвести. Какое счастье, что базар рядом!..
За десять минут Степан Петрович пробежал по мясному ряду, заскочил в павильон «Овощи» и, не сбавляя скорости, помчался в молочный, а оттуда в «Птица — яйца». Томатную насту он решил купить в центральном гастрономе. Там она была на четырнадцать копеек дешевле, чем в кооперативном магазине. В его голове роились мысли: «Неужели не высохли Маринкины колготки? Если нет, то в чем она пойдет в садик? Не надо было вчера смотреть по телевизору тот многосерийный фильм — постирал бы на час раньше…»
Редактор снял очки и внимательно посмотрел на меня.
— Даже трудно поверить, что эту чушь написали вы, — сказал он мрачно.
— Вам не нравится? — искренне удивился я. — А мне друзья говорят, что рассказ оригинальный.
— Настолько оригинальный, что напоминает бред.
— Почему бред? В нем описывается будничная ситуация, обычное утро обыкновенного человека…
— Обыкновенного? — переспросил редактор. — А ну-ка попробуйте перед работой сделать все, что сделал ваш Степан Петрович! Вы вот даже побриться не успели.
— Я — другое дело. А вот моя жена все это успевает. Поэтому, я уверен, есть на свете и волевые, мужественные мужчины, для которых не существует невозможного, которые не останавливаются перед трудностями и смело преодолевают преграды…
— Что жена ваша успевает, я не сомневаюсь, — согласился редактор. — Но вы ведь не жену сделали героем рассказа, а какого-то Степана Петровича. Ну разве может мужчина перед работой успеть сбегать на базар, посетить несколько магазинов, высушить колготки и приготовить завтрак? Ни за что! Это фантастика!
— Тогда, может быть, — обрадовался я, — поставим под названием в скобках «фантастический рассказ»?
— Фантастика — не наш профиль, — сухо сказал редактор.
— Давайте уберем колготки, — пошел я на уступки.
— Думаете, это поможет?
— И гастроном можно выкинуть. В конце концов, Степан Петрович не поскупился и решил купить томатную пасту в кооперативном магазине.
— М-да, — чмокнул губами невольно редактор.
— Ладно, давайте выкинем и базар, — махнул я рукой. — Продукты были заготовлены с вечера. Жена накануне купила. Ничего необычного в этом нет.
— Конечно, нет, — кивнул редактор. — И приготовить завтрак для жены теоретически можно. Но практически… Перед работой у мужа столько дел: и зарядку надо сделать, и газеты просмотреть…
— А что, если Степан Петрович будет готовить завтрак не каждый день? — предложил я. — Скажем, один раз случайно проснулся в шесть, даже позднее — без четверти семь — и решил приготовить завтрак.
— И опоздал на работу?
— Нет. Это был выходной день, суббота или воскресенье.
— Ну, в это еще можно поверить, — поморщился редактор. — Но с другой стороны… Вы, например, хоть раз готовили завтрак жене? Даже в выходной?
— Никогда!
— То-то же. А что же вы на других напраслину возводите?
— А что, если в рассказе Степан Петрович будет поваром? Герой любил возиться у плиты и поэтому как-то в субботу или воскресенье приготовил завтрак жене.
— Вы не психолог! — пристыдил меня редактор. — Вот ваша профессия — писать. Могли бы вы ни с того ни с сего что-то написать жене?
Я молча взял со стола рукопись и направился к двери. Но вдруг меня осенило.
— А может быть, Степан Петрович приготовил завтрак своей жене в честь Восьмого марта? — торжественно воскликнул я.
Редактор снял очки и внимательно посмотрел на меня.
— Хорошо. Даже прекрасно! — улыбнулся он. — Вот видите, маленькая деталь, а какую нагрузку несет! Сразу все стало на свое место…
Ответственная роль
На роль официанта было Много претендентов. Я очень старался. И режиссер остановился на мне.
— Поработаешь с месяц в ресторане, — похлопал он меня по плечу, — приобретешь профессиональные навыки и, верю, хорошо сыграешь эту ответственную роль.
Я устроился учеником официанта в тот самый ресторан, куда посоветовал режиссер. Через неделю научился жонглировать подносами, манипулировать салфетками, оперировать цифрами. И когда однажды мне выпала честь обслуживать самого режиссера, я ему показал, что это значит — настоящий сервис.
Режиссер расчувствовался.
— Давно так приятно не ужинал, — сказал он, протягивая мне деньги.
— Что вы, — смутился я, — это такая мелочь. Вы же мой гость…
— Ну, спасибо. — Он спрятал в карман деньги. — Вижу, дела твои хороши. Готовься, скоро съемки.
Я готовился усердно, старательно. Я так органично вошел в образ официанта, что был уверен: во время съемок в лучах «юпитеров» буду чувствовать себя легко, непринужденно.
Спустя несколько дней режиссер снова заглянул в ресторан. На этот раз с друзьями. По их репликам я понял, что они ошеломлены. Такого блистательного обслуживания они, верно, никогда не видели: через минуту стол был сервирован, а через пять минут я подал холодные закуски. Не успели они опорожнить одну бутылку вина, как появилась новая.
Сам режиссер был настолько поражен моей расторопностью, что в следующий раз привел с собой заместителя директора киностудии.
— Ну как? — спросил он его, кивнув в мою, сторону.
— Прекрасно! — прожевывая ромштекс, ответил заместитель директора.
Прошел месяц. За это время, режиссер наведался ко мне дважды: один раз на обед, другой — на ужин. А накануне того дня, когда мне предстояло распрощаться наконец с временной профессией, он заявился в сопровождении ассистента и оператора.
На десерт я подал им шампанское с ананасами. Допивая вторую бутылку, режиссер предупредил:
— Завтра жду в студии.
В студию я не пришел. Не отпустили из ресторана. Директор сказал, что за все те обеды к ужины я задолжал столько, что и двухмесячной зарплаты не хватит.
Режиссер, придя обедать с двумя помрежами и тремя осветителями, удивился:
— Ты еще тут?
— Хочу вас попросить, — зарделся я, — отсрочьте, пожалуйста, не пару месяцев начало съемок. Мне надо еще поработать немного, полнее войти в образ…
— На два месяца? — удивился он. И тут же махнул рукою. — Ладно! Входи! Подождем! А сейчас принеся нам на закуску цыплят табака и пару бутылочек шампанского.
