Что именно она подозревала, досказать не успела, так как пришли Корецкие и кинулись нас обнимать.

— Какое счастье! Какие люди удостоили вниманием!..

Хозяева стали наперебой осыпать нас комплиментами, не обращая внимания на наши постные физиономии.

Чуть ли не насильно усадили нас за стол. Скептические реплики, которыми я встречал каждый тост хозяина, только поддавали ему жару. Он так расхваливал мои исключительные способности и великолепные качества, присущие мне как руководителю и человеку, так восторгался моей эрудицией, моей стратегией, моим мягким характером, моей добротой и порядочностью, что я не выдержал и шепотом сказал жене:

— Вот видишь, а мы чуть было не поверили детской болтовне, выдумкам шестилетнего мальчишки!

После того как Корецкий назвал мою жену самой симпатичной из всех женщин, которых ему довелось встречать, она со мной согласилась.

«Агент «20–12» докуривал вторую пачку «Памира», а робота все еще не было.

— Сколько можно торчать на рынке! — сплюнул агент со злости. — Когда же наконец появится это электронное чудовище!

«Электронное чудовище» — робот профессора Ласкавого, за которым охотились одновременно три иностранные разведки, — сегодня должно было стать его добычей. Ради этого робота агент «26–12» уже четвертый месяц прозябал в маленьком городке, маскируясь под сборщика вторсырья. Сколько пришлось перетерпеть, готовя операцию похищения! И вот наступил самый ответственный момент. Скоро сенсационное изобретение профессора Ласкавого, которое взбудоражило мировую научную мысль, будет в надежных руках…

Да, робот этот действительно необычный. Он — абсолютная копия самого ученого. Ну прямо тебе близнецы, которых и родная мать не различит. Он вкусно готовит любые блюда, подает профессору завтрак в постель, каждый день старательно чистит его одежду и обувь и чуть свет бежит на рынок. Рынок — страсть робота. Он может часами разгуливать между рядами, рассматривать товар, беседовать с продавцами.

Агент достал очередную сигарету, как вдруг увидел, что робот, сгибаясь под тяжестью двух сумок, вышел из ворот рынка. Вот он поравнялся с его машиной. Мгновение — и с кляпом во рту робот очутился на заднем сиденье.

…Шеф был доволен. Даже несколько раз похлопал агента по спине, что означало: «Молодец, хорошо сработал!»

Агент «26–12», оказавшись в роскошном номере отеля, плеснул себе полстакана «Длинного Джона» в с наслаждением закурил сигару. Наконец-то можно я отдохнуть.

Вдруг зазвонил телефон.

Когда он явился к шефу, тот, будто разъяренный тигр, метался по кабинету.

— Вы что, с ума сошли?! Кого мне подсунули?!

— Клянусь честью, это робот…

— Четыре обоймы в вашу голову! Какой это робот! Вы привезли самого профессора!

— Но я лично видел, — побледнел агент, — как этот робот готовил обед, как он стирал, гладил. Наконец, именно он шел с рынка с двумя сумками…

— Послушайте, идиот, вы когда-нибудь имели детей? — спросил шеф. И сам ответил: — Никогда! Поэтому не понимаете простых истин. Робот — это детище профессора. А какой отец я наше время заставляет ребенка готовить обед, стирать, гладить, ходить на рынок?.. Профессор его создал, поэтому и стал его роботом. Гляньте — сидит и плачет. Говорит, что без него бедное дитя помрет от голода. Оно, видите ли, не приучено даже еду положить себе в тарелку…

Я с гордостью демонстрировал гостям свой новый телевизор.

— Какая четкость! Какая контрастность! А звук какой! — восторгались все, дружно работая вилками.

Лишь Мефодий молча барабанил пальцами по столу.

— Барахлит! — выразил наконец и он свое мнение.

Не успел я ему возразить, как экран был повернут к стене, а задняя крышка телевизора валялась на полу.

Гости, расправившись с закуской, перешли к горячему. Кто-то затянул песню. Жена пошла на кухню готовить десерт. За все это время лишь раз голова Мефодия вынырнула из-за телевизора.

Весь вечер меня не покидало предчувствие утраты. И когда Мефодий торжественно привинтил крышку и поставил телевизор на место, я лишний раз убедился, что предчувствие меня редко обманывает: изображение исчезло, звук — тоже.

— Ничего, он у меня заработает! — потряс кулаком Мефодий и пообещал на следующий день заглянуть ко мне с полным набором инструментов.

Телевизор я отнес к соседям, радиолу и магнитофон — к матери. Утюг, электрогрелку и соковыжималку спрятал в шкаф. А холодильник замаскировал под кухонный столик.

Явившись на следующий вечер, Мефодий разочарованно ходил по квартире и нетерпеливо помахивал отверткой.

Вдруг остановился и прислушался.

— Барахлит! — выкрикнул он. И кинулся на кухню.

Через несколько минут кран фонтанировал, как мощный брандспойт, а Мефодий, стараясь заткнуть фонтан пальцем, сказал угрожающе:

— Ничего, он у меня заработает!

Пришлось бежать к дворнику и просить его перекрыть воду в доме. А заодно и газ отключить, так как Мефодий нашел, что барахлят конфорки.

— Ничего, — успокоил меня Мефодий, — завтра я принесу гаечный ключ и резиновые прокладки, У тебя все заработает!..

— Очень благодарен, — сухо встретил я его на следующий день, — но у меня только что были мастера и все великолепно исправили.

— Проверим! — Мефодий начал раздеваться.

Я остановил его:

— Как-нибудь в другой раз. На кухню сейчас нельзя. Там родственник жены отдыхает. Если будет необходимость, обязательно воспользуюсь вашей любезностью.

Но он будто не слышал меня.

— Барахлит? — спросил, показывая на дверной замок.

Не успел я опомниться, как Мефодий выхватил из кармана отвертку.

— Он у нас сейчас заработает! — на все парадное прогремел его бас, когда язычок замка навсегда замер в положении «закрыто».

Поставив новый замок, я поклялся никогда больше даже на порог не пускать Мефодия.

Узнав однажды, что имею шанс встретить его на пикнике в лесу, который устраивал мой приятель по случаю своего дня рождения, я предусмотрительно оставил дома фотоаппарат, часы и даже авторучку.

Мефодий подошел ко мне и, схватив за руку, так тряхнул, будто надеялся, что с меня посыплются яблоки.

— Барахлит? — спросил он, ткнув пальцев под ребро.

— Сердце? — с ужасом пролепетал я, чувствуя, как подкашиваются ноги.

— Сейчас оно у нас заработает! — Он сгреб меня в охапку и, подмяв под себя, начал давить коленом на ребра.

— Что вы с ним делаете? — кинулась мне на помощь жена.

— Закрытый массаж сердца, — гордо объяснил Мефодий и в ответ на мое: «Спасайте!» — накрыл носовым платком лицо, чтобы сделать искусственное дыхание по системе «рот в рот».

В больнице, куда я попал с переломом ребра и вывихом бедра, меня «заковали» в гипс.

— Ну как, барахлят? — услышал я через несколько дней голос Мефодия. — Сейчас они у нас заработают! — пообещал он, потирая руки.

Не знаю, как я, «закованный» в гипс, оказался и вестибюле.

— От кого это ты так? — удивился коллега, пришедший меня проведать.

— От Мефодия, — задыхаясь, вымолвил я.

— Возвращайся назад, — грустно сказал он. — Дело в том, что вчера его назначили заведующим нашим отделом. Так что все равно тебе от него никуда не деться…

Наш двор зарос бурьяном, и управдом бросил клич: «Все на прополку!» Клич был встречен возгласами: «Правильно!», «Давно пора!», «Смотреть стыдно!» Однако никто не отважился выйти первым.

Такая необычная скромность жильцов заставила управдома пройтись по квартирам. Выяснилось, что половина жильцов неизлечимо больна, треть готовится поступать на курсы вязанья или посещает кружок «Знай свой родной город». Остальные были заняты такими неотложными делами, что нечего было и думать оторвать кого-либо от них.

— На вас вся надежда, — зайдя ко мне в воскресенье, сказал управдом и сделал такой умоляющий жест, что я немедленно вышел бы на прополку, если бы не мой застарелый ревматизм и не то неумолимое обстоятельство, что через полчаса должны были прийти приятели забивать «козла».