Я знаю случаи, когда игнорирование этого рацпредложения ставило под удар семейное счастье.

Лично мне это мужское упрямство нисколько не присуще. Я готов на отчаянный подвиг, лишь бы небосвод нашей семейной радости не затмила даже маленькая тучка обиды. Поэтому, когда жена решительно заявила: «Отныне ты мне помогаешь по дому!» — я с радостью согласился.

Программа помощи была изложена по пунктам:

— Во-первых, сам себе гладишь брюки. Во-вторых, покупаешь в магазине продукты. В-третьих, четыре раза в неделю забираешь ребенка из яслей…

На следующее утро я начал выполнять программу помощи. Включил утюг и стал гладить брюки.

А вечером мы с женой плелись в универмаг, чтобы купить новые брюки. Во время глаженья я прожег штанину, и теперь спасти ее не могла даже художественная штопка.

Когда вечером я с трехлетней дочкой пришел домой, она обратилась к маме с таким предложением:

— Выпьем по кружечке?

— Что это значит? — побледнела жена.

— Понимаешь, — объяснил я, — мы с другом Колей взяли ее с собой в «Пиво — воды»…

Картофель, который я послушно принес из магазина, жена выбросила в мусоропровод. А от посуды, которую я мыл после ужина, осталась половина.

— Вот тебе последнее испытание, — сказала жена, и в голосе ее я уловил отчаянную решимость: — купи в овощном три кочана капусты.

…Я стоял у прилавка и слезно просил:

— Ну хотя бы один гнилой кочан!

— Нет, товарищ, — безнадежно развела руками продавец. — Вся капуста у нас первосортная.

Я требовал книгу жалоб. Я вызывал директора. Я обещал пожаловаться в министерство. И… помогло. Где-то в подсобке нашли все-таки два кочана гнилой капусты, которая случайно завалялась с позапрошлой партии.

Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения жены.

Теперь, когда я даже умоляю ее: «Дай я тебе хоть немного помогу», жена категорически отказывается.

— Я лучше сама, — вздыхает она.

Я сидел в кабинете председателя месткома и рассматривал свои ногти так внимательно, словно видел их впервые. Через несколько минут он повторил свой вопрос:

— Как же это произошло?

— Даже не припомню, с чего все началось… — чужим голосом заговорил я, стараясь не смотреть ему в глаза. Мне было ясно: пахнет аморалкой и персональным делом.

— А вы все же постарайтесь припомнить, — строго сказал он.

— Кажется, началось все с того, что однажды Василин Петрович, задерживаясь на работе, попросил меня пойти с его женой в кино…

— Что вы и сделали?

— Разумеется. Разве я мог отказать Василию Петровичу?

— Ну, а затем?

— Затем он снова, задерживаясь на работе, попросил меня пойти с его женой в театр.

— И вы не смогли отказаться?

— Не мог. Он так просил…

— А дальше?

— А дальше я ходил с его женой в цирк, на выставку собак, на состязания по легкой атлетике…

— В то время, когда Василий Петрович задерживался на работе?

— И не только на работе. Жена Василия Петровича не любит футбол, а он не пропускает ни одного матча. Поэтому, когда он ходил на стадион, то поручал мне развлекать супругу.

— И что же было потом?

— Потом он стал поручать мне развлекать ее и в те дни, когда играл в шахматном клубе. Его жена не любительница шахмат.

— А что же она любит?

— Прогулки, анекдоты, пирожные, коктейли и многое другое…

— Впервые слышу, что вы умеете рассказывать анекдоты.

— Я тоже это умение обнаружил в себе случайно…

— Мы уклоняемся от темы. Пора уже переходить к главному. Итак, гуляли, пили, ели и анекдотами развлекали. И что же было дальше?

— Дальше? Были стихи. Сперва читала она, потом я. Потом вместе…

Председатель месткома помолчал, задумчиво глядя в потолок.

— Ну, а какие еще любопытные детали?

— Разве все упомнишь? — неуверенно ответил я.

— Цветы дарили?

— Только дважды за все время. Первый раз от имени Василия Петровича. Второй — от себя.

— А всякие там сувениры, духи?

— Дарил. Но не часто, — опустил я глаза.

Председатель месткома снова помолчал, уставившись в окно.

— Признайтесь честно, вы в ее присутствии ругали Василия Петровича, насмехались над его недостатками и странностями?

— Ни разу! Напротив, когда она пробовала о нем говорить что-то нехорошее, я всегда возражал.

— А все-таки когда вам пришло в голову отважиться на этот шаг?

— Я и сам не знаю, как случилось, что я предложил ей стать моей женой. В последний раз, когда Василий Петрович, отправляясь в командировку, попросил не оставлять супругу в одиночестве, я даже предупредил его: «Это может плохо кончиться!» Но он только самоуверенно усмехнулся.

— Итак, он уехал в командировку, а вы в это время сделали предложение его жене? Теперь наконец мне все стало ясно, — сказал председатель месткома и задумчиво уставился в пол.

— Только у меня к вам одна просьба, — прервал я его раздумья.

— Слушаю вас.

— Когда на профсобрании будут разбирать мое персональное дело, не надо смаковать все эти подробности.

— Хорошо, обещаю… Только за это я тоже хочу попросить вас об одной услуге.

— Пожалуйста, — сказал я.

— Просьба очень деликатная. На этой неделе я еду в командировку. Не могли бы вы в это время немного развлечь мою жену? Вы это так хорошо умеете делать…

Сын принес двойку по географии. И это меня до крайней степени возмутило, прямо таки вывело из себя. Ну, пусть там с математикой у него не все хорошо. В конце концов, у меня тоже далеко не аналитический ум. Пусть в одном предложении он делает восемнадцать ошибок. Я тоже, случается, могу перепутать запятую с тире. Но география? Что может быть проще! Бери учебник, читай и запоминай себе. Вот и все дела!

— Понимаешь, папа, я не сумел показать, где Австралия, — объяснил сын так беззаботно, что я аж вскипел:

— А зачем же я тебе глобус купил? Зачем карту на стене повесил? Затем, чтобы ты хоть иногда смотрел! Не-е-ет, так дальше продолжаться не может. Где мой широкий армейский ремень?!

— Э, нет, папа! — Сын встал между мною и шкафом. — Лупить ремнем непедагогично.

— А чем педагогично? — крикнул я.

— Вообще бить детей нельзя, — твердо заявил сын.

— Что значит — нельзя? Меня батя лупил вот и вышел из меня человек.

— Тогда другие времена были. А теперь бить детей не рекомендуется, чтобы не причинить им психологических травм, чтобы не отталкивать их от себя, чтобы не возникла между отцами и детьми полоса отчуждения…

— Кто это тебе такого наговорил? — удивился я.

— Вот ты не слушаешь радиопередачу «Для вас, родители», а я слушаю и знаю, что ребенок очень впечатлителен. Его запугать — раз плюнуть. А запуганный ребенок не может хорошо…

— А уроки не учить — это хорошо? — остановил я поток его красноречия.

— Самое ужасное то, что ребенок может после такого наказания, — сын кивнул в сторону шкафа, где лежал ремень, — совершенно замкнуться в себе. Об этом в отрывном календаре писалось. Вот я возьму и замкнусь. Что вы тогда с мамой делать будете? Что?

— Хорошо, — сказал я, — ты меня переубедил. На сей раз не возьму ремень. Ограничимся другим — ты не будешь выходить на улицу, пока не сделаешь все уроки. Сообразил?

— Я-то сообразил, — сказал сын. — А вот известно ли тебе, что лишать ребенка свежего воздуха — это не только непедагогично, но и вредно для его здоровья? Как писал врач в медицинском журнале, такие непродуманные действия родителей могут иметь трагические последствия. Лишенный воздуха ребенок потеряет сои, аппетит, похудеет и, может статься, угодит в больницу.

— Ну, тебе больница не угрожает. Ты у меня парень ого-го-го! — не без гордости заметил я.

— Как утверждает тот же врач, болезнь подкрадывается незаметно, — возразил сын.

— Ну что ж, — сказал я, — тогда ты всю эту неделю будешь лишен сладостей. Ни одной конфеты!