— Значит, самозванец?! — вызверился он на меня. — Голову нам вздумал морочить!

— Не понимаю… — растерялся я.

— Сейчас поймешь! — гаркнул директор и послал бухгалтера за милиционером…

— Вы чего это тут себя за ревизора выдаете? — сурово спросил милиционер.

— Ни за кого я себя не выдаю, — возразил я.

— А зачем же вы тогда бумаги какие-то пораскладывали, ручку достали? — вмешался официант.

— Знаем мы эти приемчики! — ухмыльнулся директор.

— Не первый год работаем, — добавил администратор.

Конечно, через несколько минут все выяснилось. Но после такого стресса продолжать работу в кафе я не отважился.

Возвратившись домой, я сел за письменный стол н, стиснув зубы, дописал-таки свои рассказ.

Когда я принес рассказ в журнал, редактор дважды перечитал его, потом, вздохнув, спросил:

— А вам самому он нравится?

— Не так чтобы очень, — признался я.

— А помните, что делали классики, когда им не очень правились свои произведения? Вот взять, например, Гоголя. Перечитав вторую часть «Мертвых душ», что он сделал с рукописью?

— Сжег, — продемонстрировал я свою эрудицию.

— То-то же! — сказал редактор.

К этому интервью я готовился основательно. Каждый вопрос обдумывал и навешивал. И все же, оказавшись с выдающимся художником один на один, растерялся. Он встретил меня взглядом человека, у которого на учете каждая секунда.

— Извините, — достал я блокнот, — мы бы ни за что не отважились отбирать у вас драгоценные минуты, если бы многочисленные читатели буквально не засыпали нас письмами. Им не терпится узнать, над чем вы сейчас работаете.

— Сейчас я работаю над потолком, — сухо ответил он.

— Потолок, извините, это название произведения?

— Работаю над потолком своей дачи, — уточнил мастер кисти.

— О, конечно, физическая работа — лучший отдых! А не могли бы вы выполнить просьбу наших читателей — рассказать о кухне вашего творчества?

— Что тут рассказывать? Вот вся кухня перед вами: мел, белила, олифа, кисть. Когда работал пылесос, я белил и красил при помощи пульверизатора.

— Нашим читателям хотелось бы узнать о вашей главной работе, той, которой вы отдаете все свои силы и вдохновение.

— Безусловно, потолок — это у меня не главное… Моя главная работа, та, которой я отдаю все свои силы и вдохновение, — это пол. Никогда не думая, что циклевка паркета — такой изнурительный процесс.

— Все, что вы рассказали, очень интересно, — заметил я после небольшой паузы, — читатели будут в восторге. Кстати, в своих письмах они просят вас поделиться впечатлениями о последних книжных новинках.

— Самое глубокое впечатление произвели на меня брошюры «Чтобы канализация функционировала нормально», «Исправь сам». Очень разумные вощи! Авторы дают нам исключительно ценные советы. Я лично надеюсь, воспользовавшись ими, навсегда избавиться от неисправностей в водопроводе.

— Среди наших читателей, — перевернул я страницу блокнота, — немало талантливой молодецки. Им бы хотелось знать, какие творческие проблемы волнуют вас сегодня.

— О, меня волнуют многие проблемы, — задумчиво произнес художник. — Во-первых, волнует то, что в магазинах нашего города почему-то нет больших гвоздей, а без них, сами понимаете, забор не отремонтируешь. Потом серьезно беспокоит то, что вторую неделю не завозят охры и белил. Это очень тормозит мою работу. И еще, скажу я вам, замазка никудышная. Под руками крошится…

Он посмотрел на часы. Это был прозрачный намек.

— Еще минутку, — попросил я. — Скажите, пожалуйста, после того как вы покрасите потолок, отциклюете паркет, отремонтируете водопровод, исправите забор, вы, наверное, опять возьметесь за то, что дарит людям наслаждение, согревает их теплом.

— А как же! Я немедленно возьмусь за паровое отопление. Сначала заменю батареи, потом удлиню трубу. Если, конечно, достану аппарат для электросварки.

Живописец устало поднялся и протянул мне руку.

— Простите, — умоляюще сказал я, — но вы в словом не обмолвились о главном, о том, ради чего я к вам пришел, — о вашем художественном творчестве.

— Художественном? — мечтательно переспросил он, и глаза его увлажнились. — Вы же видите, сколько у меня работы. Даже если буду спать не более четырех с половиной часов в сутки, раньше чем за год не осилю…

— Но неужели вы не можете поручить все эти дела ремонтникам?

— Спасибо за совет, — вздохнул художник. — Только некому поручать. Помните, год тому назад появилась брошюра «Как писать этюды»? С тех пор все ремонтники бросили свое ремесло и ударились в живопись…

Нашу группу вызвал к себе директор.

— Так что, анонимочками балуетесь? — приветствовал он нас.

Мы недоуменно переглянулись.

— Кто-то на вас письмо в трест написал. Меня в таких грехах обвинил, что говорить противно.

— А может, это кто-то из другой группы? — высказал я предположение.

— Из другой — исключено, — покачал головой директор. — В ней идет речь о вещах, известных только вам одним.

— Узнать, кто из нас написал, — пара пустяков, — убежденно заявил Грач, самый молодой сотрудник группы.

— Конечно, по почерку, — подсказал я.

— Почерк анонимщик мог и изменить, — заметил Дериглаз, заместитель старшего группы.

— Теперь все анонимщики на машинке печатают, — со знанием дела уточнил старший группы Величко.

— А вы анонимку — на экспертизу! — посоветовал научный сотрудник Рассолов.

— Зачем нам эти сложности? — поморщился директор. — Я для того и собрал вас, чтобы мирно решить вопрос.

— Что значит — мирно? — обиделся Дериглаз. — Анонимщиков надо гнать в шею!

— Поганой метлой! — добавил я.

— Чтоб другим было неповадно, — поддержал нас Грач.

— Действительно. Зачем с такими панькаться? — сжал кулаки Величко.

— Взять бы его — да к прокурору! — решительно заявил Рассолов.

— Вообще-то можно было бы и не обращать внимания на анонимку, — сказал директор, — но…

— Как это не обращать внимания, когда рядом с тобой — кляузник! — прервал его Грач.

— Наоборот, надо еще внимательнее посмотреть вокруг, — посоветовал я.

— Правильно! Посмотрим и найдем! — заверил всех Дериглаз.

— И такие ему условия создадим, что сам убежит! — потряс в воздухе кулаком Величко.

— Уволим без выходного пособия! — выкрикнул гневно Рассолов.

— Вот я и говорю, — продолжал директор, — можно было бы и не обращать внимания на анонимку, если бы она не попала в руки самого управляющего трестом.

— Ничего, скоро попадет в руки управляющего и сам анонимщик! — грозно произнес Грач.

— Мы его сами притащим! — воскликнул я.

— За ушко да на солнышко, — как всегда образно выразился Дериглаз.

— Чтоб и духу его у нас не было! — воинственно выпалил Величко.

— Чтобы такими вещами у нас и не пахло! — глубокомысленно резюмировал Рассолов.

— Так вот, управляющий как раз и хочет встретиться с анонимщиком, — продолжал директор. — Он сказал мне: анонимка написана с таким литературным мастерством, что хоть бери и в газете печатай. Управляющий просто в восторге. Такому таланту, сказал он, не с пробирками возиться надо, а повести писать. А вы же знаете, в этих вещах управляющему можно верить — его родной брат в солидном журнале литконсультантом работает.

Мы, потрясенные, молчали.

— Смотрите-ка, среди нас талант выискался, — наконец ехидно заметил Грач.

— Ему еще и повести советуют писать! — в сердцах воскликнул я.

— А что? В каждом человеке какой-нибудь талант да сидит, — вздохнул Дериглаз.

— Главное, чтобы его не слишком поздно открыли, — в тон ему произнес Величко.

— Если брат литконсультант — это что-то значит, — философски заметил Рассолов.

…Через две недели я положил на стол управляющего трестом папку.

— Вот, повесть принес. Советовали написать — я и написал.