— Может, мою возьмете? — наконец выдавливает он. — У меня двухкомнатная, на пятом этаже. А я с семьей в вашу переберусь…

— На пятом этаже не подходит. Высоковато. Мне бы второй или третий этаж…

— Не могу. Поймите, не имею права… — Из глаз директора покатились слезы.

— Очень жаль, но чует мое сердце, ох и достанется вам! — обещаю на прощание.

Иду, не оглядываюсь. Слышу тяжелое дыхание за спиной. Это меня догоняет директор…

— Послушайте, — остановил меня кладовщик, — вам не нужна синтетическая груша?

— А что с ней делать? — пожал я недоуменно плечами.

— Ну, скажем, подшипники смазывать…

— И сколько она стоит?

— Ничего. Вчера была инвентаризация, так ее списали. А выбрасывать жалко…

Когда я вошел в канцелярию, старший счетовод, как всегда, не удержался от вопроса:

— Что это у вас под мышкой?

— Синтетическая груша. Днем с огнем не найдешь! — гордо ответил я.

— А зачем она вам?

— Как это — зачем? Подшипники смазывать…

— У вас есть подшипники?

— Пока нет, но кто знает…

— И сколько она стоит?

— Ничего. Мне кладовщик бесплатно выдал…

Старший счетовод выскочил из комнаты.

— А какие это подшипники? Такие железные с шариками? — спросила секретарь-машинистка.

— Железные с шариками, — подтвердил я.

— И бесплатно?

Ее стройные ножки тут же засеменили по коридору.

— Удивительно! Она точно такая же, как клизма у мого брата, ветеринара, — сказал учетчик, ощупывая грушу. — Так вы говорите, подшипники?..

— Подшипники.

— И без копейки! — восторженно пробормотал он и вскоре тоже исчез.

— А по скольку дают? — поинтересовался бухгалтер, раздраженно барабаня пальцами по столу…

Вернулись они в канцелярию молчаливые, угрюмые.

— И что это делается в нашем учреждении? — глубокомысленно заметил старший счетовод. — Одним синтетические груши, а другим — шиш с маслом.

— Вот так всегда: ты трудишься, трудишься, а благодарность разным выскочкам, — вздохнула секретарь-машинистка.

— По-моему, вы еще в пеленках лежали, а я уже на счетах щелкал, — строго напомнил мне учетчик.

— Нет, это дело мы так не оставим! — хмуро изрек бухгалтер.

…Профсоюзное собрание началось бурно.

— Все знают, какие у меня семейные обстоятельства, — заявил старший плановик, — но я не помню случая, чтобы профком мне хоть чем-нибудь помог. Например, в прошлом году, сколько я ни просил волейбольный мяч на педелю, — не дали. А сейчас и грушами обошли…

— Товарищи! — вскочил счетовод. — Вы забываете, что у меня третья группа инвалидности! Я считаю, что тоже имею право на грушу, тем более — синтетическую…

— Погодите! Погодите! — постучал стаканом о графин председательствующий. — Неужели мы не можем по справедливости решить это дело? Распределить какие-то груши? Мы ведь в прошлом году даже билеты на футбол распределили так, что все были довольны.

Послышались взволнованные реплики:

— Груши — достойным!

— Дать тому, кто действительно заслужил!

— Мы всегда забываем о людях скромных профессий, — поднял руку курьер. — Я предлагаю вручить грушу кладовщику. Человек он трудолюбивый, грамоту даже получил от пожарной охраны.

Все проголосовали «за».

Сообщение о том, что директор меня премировал, бурно обсуждалось в нашем отделе.

— Странно получается, — сказал научный сотрудник Соседушкин. — Все мы одно дело делаем, над одной темой работаем, а благодарят нас по-разному.

— Везет же людям!.. — вздохнул самый молодой работник группы Понько.

— Уметь надо, — подмигнул ему Хрумтий.

— Может, и нас научишь, как это делается? — насмешливо спросил меня старший группы Гуля.

— Поверьте, для меня это такая же неожиданность, — растерянно сказал я. — Только вчера поругался с директором…

— Так мы тебе и поверили! — махнул рукой Соседушкин.

— Сказка для взрослых, — поддержал его Понько.

— Хоть бы кофе всех угостил по такому случаю, — обиженно произнес Хрумтий.

— Пусть сам пьет свой кофе. Вместе с директором, — сказал Гуля.

Страсти и вовсе распалились, когда на пятиминутке директор назвал меня самым способным и наиболее перспективным работником отдела, человеком, у которого работа так в кипит.

— А у нас, значит, она мерзнет, — сострил Соседушкин.

— Нам вообще можно идти спать, — в тон ему высказался Понько.

— Согласен поменяться с ним местом, пусть он возглавляет отдел, коль такой умный, — буркнул Гуля.

— Может, ему еще и грамоту дадут, — сказал Хрумтий и расхохотался.

Хрумтий как в воду глядел. На следующий день директор вошел в отдел и вручил мне грамоту за успехи в научной организации труда.

Я стал возражать: дескать, не заслужил этой грамоты. Но директор в ответ похлопал по плечу и весело произнес:

— Скромность украшает героя.

Когда он вышел, в отделе наступила могильная тишина.

— Хотите, я порву эту грамоту? — сказал я.

— Конечно, ты можешь позволить себе такую выходку, ведь твердо знаешь, что получишь другую, — ухмыльнулся Соседушкин.

— А я еще с тобой в шахматы играл, — сказал Гуля.

— Будто мы глупее тебя, — чуть не заплакал Понько.

Два дня со мной никто не разговаривал. А когда в стенгазете появилась статья директора «Равняйтесь на них!» с дифирамбами в мой адрес, Гуля не выдержал:

— Может, ты нам объяснишь, в чем именно мы должны равняться на тебя?

Что я мог ему ответить?

В тот же день после обеда на доске объявлений появился приказ о том, что за особо добросовестное отношение к работе мне бесплатно предоставляется туристическая путевка.

Я сорвал приказ и на оборотной его стороне написал заявление об увольнении.

— Вот видите, — сказал директор, накладывая резолюцию на моем заявлении. — Предлагал ведь вам добровольно уйти из института — не захотели. Пришлось заставить…

Пожилая женщина, сидевшая у двери вестибюля управления, посмотрела на меня вопросительно.

— Мне к начальнику, — сказал я. И добавил: — Вот, пожалуйста, мое удостоверение.

Она долго крутила его в руках, подносила к глазам, изучала. Наконец, вздохнув, сказала:

— Зайдите вон туда, где стеклянные двери. Пусть они посмотрят.

Суровый мужчина несколько минут молча рассматривал то меня, то фотографию на удостоверении.

— Не удивляйтесь, — предупредил я его, — что на фото человек с усами. Свои усы, приблизительно такие же шикарные, как вон у того вашего коллеги, я еще на той неделе сбрил.

— Чего вы к моим усам прицепились? — обиделся усатый. — Пришли себе по каким-то делам, так и занимайтесь ими. Зачем лишними разговорами людей от работы отрывать…

— Никому я не мешаю, никого не отрываю, — неожиданно в рифму ответил я.

— А я, по-вашему, «никто»? — язвительно спросил суровый мужчина. — Показывает недействительное удостоверение, а говорит, что никому не мешает.

— Почему недействительное? — удивленно спросил я.

— Тут должно быть шесть печатей, а у вас их только пять. Если я ошибаюсь, пусть меня мой напарник поправит.

Усатый тут же пришел на помощь своему коллеге.

— Если по правилам, — сказал он после десятиминутного изучения моего документа, — тут даже семь печатей должно быть.

Он встал и распахнул дверь в соседнюю комнату:

— Эй, хлопцы, идите-ка сюда! Тут пришел один с недействительным удостоверением.

«Хлопцы» дружно подтвердили, что моему документу не хватает минимум двух печатей.

— А может, другие документы имеются? — поинтересовался лысый мужчина с сигаретой за ухом.

— Других не имеется, — ответил я, неожиданно почувствовав, что моя уверенность улетучивается.

— Это очень плохо, — зловеще констатировал молодой человек в нарукавниках.

— Позвоните ко мне на работу, — попросил я, — и вам подтвердят, что я — это я…