Но последнее задание главка я выполнить не смог. От меня потребовали отчета о проведенной работе.
— Каким был район отстающим, таким и остался, — констатировала коллегия.
— Видно, ошиблись мы, не с вашими способностями его подтягивать, — сказали мне.
Поступило предложение уволить меня с должности уполномоченного по Приморскому району.
Все члены коллегии проголосовали «за».
Берегись автомобиля
Я ехал в своей синей «Ладе», строго соблюдая правила уличного движения.
Вдруг желтый «Запорожец» обошел меня в той части улицы, где обгон запрещен, и нахально выехал на «зебру», с опозданием реагируя на красный свет.
— Слушай, ты! — закричал я водителю, высунув голову из машины. — В моем селе тебе даже вола не доверили бы! Ты хоть раз в «правила» заглядывал? Или у тебя дядя в автоинспекции работает? У таких, как ты, права отбирать надо! Причем на месте!
Не успел светофор мигнуть желтым глазом, как этот хам сорвался с места и помчался, явно превышая дозволенную скорость.
— Ну и нахал! — возмутился я. И нажал на газ.
Он прошмыгнул между «МАЗом» и «КРАЗом» и на несколько секунд затерялся в лавине машин.
Но вот снова вынырнул прямо передо мной.
Легко обогнав его, я, воспользовавшись очередной остановкой перед светофором, выскочил из машины, подбежал к нарушителю и прокричал ему над ухом:
— Таких, как ты, в «Окно сатиры» надо вешать! Да еще с подписью: «Гангстер за рулем». Ты потенциальный виновник аварий! Не сегодня, так завтра ее устроишь! Из-за тебя пострадают невинные люди!. Слышишь? Или тебе позакладывало?
Водитель желтого «Запорожца» демонстративно поднял стекло в окошке и рванул с места так, будто принимал участие в авторалли.
— Нет, вы видели? Даже выслушать меня не захотел. Правда глаза колет! — крикнул я, усаживаясь в свою машину. — Ничего, я его заставлю выслушать! От меня не уйдет!
Он нырнул в узкую улочку и скрылся за поворотом. Но я уже мчался ему наперерез. И хотя мне пришлось пересечь тротуар и детскую площадку, совесть не мучила меня. В конце концов, «Правила безопасности движения» не могут предусмотреть все нюансы. Бывают в жизни ситуации, когда ради принципа готов пойти даже на игнорирование некоторых несущественных ограничений.
С возвышенности, на которую я выехал, открывался вид на автостраду. Когда и как желтый «Запорожец» сумел на нее выскочить, до сих пор для меня загадка. А тогда я вдруг с ужасом понял, что в этом ралли проиграл. Пока попаду на кольцо, пока буду петлять в бесчисленных поворотах, он исчезнет навсегда. Нет, такое допустить я не мог. Ведь даже номера его не успел записать. А я должен, обязан сказать ему в глаза все, что думаю о его мерзком поведении.
Осторожно пересек ров и двинулся напрямик через городской парк культуры и отдыха. Поскольку никаких ограничительных знаков мне не встретилось, — очевидно, автоинспекции и в голову не могло прийти, что кому-нибудь вздумается ездить по парковым аллеям на автомобиле, — я выжимал максимальную скорость. Из-под колес время от времени выпархивали испуганные бабули с внуками и другие посетители храма воздуха и кричали вдогонку фразы, которые из-за шума мотора разобрать было трудно.
Когда я вылетел на автостраду, сбив знак «Ремонтные работы. Объезд», водитель панелевоза, перед носом которого я круто развернулся, затормозил так неожиданно, что машины, которые шли сзади, наехав одна на другую, превратились в цельнометаллическую линию.
В ответ на требование автоинспектора остановиться я лишь прибавил скорость и, маневрируя среди фургонов, автобусов и грузовых великанов с бесстрашием гонщика, который испытывает авто на прочность, стал пробиваться к желтому «Запорожцу».
Наконец я догнал его. Убежать от меня он мог теперь лишь единственным путем — съехать в кювет.
— Негодяй! — закричал я. — Из-за таких, как ты, и случаются дорожные происшествия! Или согласишься, что ты невежда и ничтожество и что тебе не баранку крутить, а помет из курятника выносить, или сейчас твой примус полетит вверх колесами!..
Исполнить угрозу свою я не успел. К нам подъехала автоинспекция.
Вскоре мы сидели вдвоем с водителем-нарушителем в отделении ГАИ перед суровым лейтенантом, который составлял подробный протокол дорожного происшествия. И я наконец-то смог сказать этому владельцу желтого «Запорожца» все, что о нем думал.
По-дружески
Откровенно говоря, любил я нашего директора. Его нельзя было не любить. За принципиальность, честность, порядочность. Я восторгался его энергичностью, смелостью, эрудицией. А как он оперативно принимал решения, как убедительно выступал на собраниях! Не было человека в коллективе, которому бы он не уделил хоть немного внимания. И про здоровье спросит, и настроением поинтересуется, и помощь свою предложит. Что ни говорите, а человеком он был хорошим. Как-то встретил меня и говорит:
— Вы почему на квартирный учет не становитесь?
— Да у меня вроде бы есть квартира, — отвечаю.
— Улучшить нужно жилищные условия!
Вот что значит — справедливый человек! И не просят, а предлагает.
Или увидел меня как-то в коридоре:
— Чего это вы бледный такой?
— Все в порядке, — говорю. — На здоровье не жалуюсь.
— Знаю вашу скромность. Вы сколько раз в нашем пансионате отдыхали?
— Ни одного, — отвечаю.
— Готовьтесь, поедете в этом году.
Или вдруг узнаю, что моя фамилия значится в списках премированных. Вроде ничего выдающегося не делал, а премировать собираются!
И вот сижу я на профсоюзном собрании, восторженных глаз не свожу с директора, который так и светится весь внутренней красотой. И вдруг выступает этот Марчук и начинает критиковать его.
В каких только грехах не обвиняет! В близорукости, либерализме, черствости… Представляете, нашел кому черствость инкриминировать! Да добрее человека и днем с огнем не найти! Это я, исходя только из своего опыта, могу утверждать. Не говоря уж о других. Ведь у нас все без исключения хоть чем-нибудь, а обязаны ему.
Сейчас, думаю, все это выложу. Поднимусь на трибуну и камня на камне не оставлю от этих мерзких обвинений.
Наконец мне дают слово, и я выбегаю к трибуне.
— Товарищи, что же это делается?! — кричу в зал.
Сотни пар глаз смотрят на меня с любопытством.
— Спрашиваю, что же это, товарищи, делается? — Я взял себя в руки и уже вторую фразу произнес спокойнее: — Нашего глубокоуважаемого директора смешивают с грязью!
Я почувствовал, как глаза присутствующих буквально впились в меня. Нетрудно было прочитать в них: «Подхалим несчастный! Тебе пообещали улучшить жилищные условия, и ты уже готов пресмыкаться!..»
— Ну, конечно, есть грехи и у нашего Павла Сергеевича, — сказал я. — Но кто безгрешен? Все зависит от того, какие грехи…
«За путевку в пансионат готов продаться», — прочитал я в глазах присутствующих.
— У него грехи небольшие, я бы даже назвал их грешками, которые ничего не значат на фоне его прекрасных дел…
Шум прошел по залу. Те, что сидели в первых рядах, сверлили меня взглядами. А Марчук даже хмыкнул. Что означает это хмыканье, известно: «Обещанная премия совсем ослепила его. Теперь он готов пятки лизать…»
— Но грешки, — выпалил я, — когда их совершает директор, это уже не грешки, а грехи. И он за них обязан отвечать по всей строгости…
Марчук зааплодировал, его поддержали остальные. Тут же к трибуне вышел рационализатор Валько и не без ехидства спросил:
— Когда наконец из нашего сатураторного автомата можно будет выпить воды с сиропом?
Собрание окончилось выступлением представителя министерства, который пообещал, что будут приняты меры…
Когда нашего директора освободили от занимаемой должности, я твердо решил позвонить ему домой и сказать все, что о нем думаю. О том, какой он чудесный человек, что бы там ни болтали разные Марчуки. Каким он был блестящим руководителем и организатором. Сказать честно, по-дружески. Вот только жду удобного случая. Когда в комнате, где стоит телефон, никого не будет.
