Тогда мы прибегли к последнему испытанию: директор картины сплясал перед ней гопака. Смешное зрелище, немыслимо себе представить! Но она и тут осталась абсолютно равнодушной.

Мы были ошеломлены. Я не смог удержаться от радостного возгласа:

«Вы — просто талант! Вас сам господь бог к нам послал!»

«Никакой не господь, — ответила Несмеяна, — а директор гастронома, где я работаю. У нас, между прочим, все продавщицы талантливые — никогда не улыбаются…»

Город готовился к знаменательному событию, В самом центре открывался многоэтажный продовольственный магазин. Уникальное сооружение сверкало стеклом и неоном.

Все было готово к торжественному открытию. Кроме одного. Магазин не имел названия. Лингвисты целый месяц бились над этой проблемой. И напрасно. Все названия, накопленные человечеством за годы своего существования, такие, как «Изобилие», «Урожай», «Тысяча и одна мелочь», «Лакомка», «Сыр в масле» и т. д., были уже использованы не один раз.

Дирекция объявила конкурс. Предложения сыпались тропическим ливнем. Но конкурсная комиссия, заседавшая две недели, так и не определила победителя: названия, которые предлагали будущие покупатели, были далеко не оригинальны. Присудили только третью премию одному из участников конкурса за необычный подход к теме: он предложил магазин никак не называть.

Директор магазина не находил себе места: продукты, лежавшие на полках, могли испортиться. Директор торга нервно грыз ногти. Начальник Управления торговли сосал валидол.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы к председателю конкурсной комиссии не пришел скромный мужчина с двумя конвертами в руках.

— Вот в этом конверте, — сказал он, — название, которое я предлагаю. А в этом — мои координаты.

Срок подачи названий уже давно истек. И при других обстоятельствах председатель конкурсной комиссии ни за что на свете не нарушил бы условий конкурса. Но в такой ситуации… А вдруг?..

Он тут же вскрыл конверт. Развернул лист бумаги. Прочитал раз… Второй..» Третий»..

— Наконец-то! — облегченно вздохнул председатель конкурсной комиссий.

— Правда, неплохо? — спросил мужчина. — И всего одно слово!

— Неплохо?! — воскликнул председатель. — Блистательно! Поздравляю вас, дорогой! Первая премия — ваша, Я убежден, что все без исключения члены конкурсной комиссии будут ошеломлены. Недаром говорят: гениальность — в простоте!

Через час над дверью нового магазина вспыхнули неоновые буквы: «Продмаг».

Дорогие товарищи! Я попросил слова не случайно. Дело в том, что я тоже в какой-то степени причастен к творчеству Артема Спиридоновича Несинюшного. Артем Спиридонович не даст соврать, я был первым, с кем он всегда делился своими творческим» замыслами, с кем обсуждал план будущего произведения.

Замыслит, например, очередную трилогию. И звонит:

«Василий, давай сюда!»

Я все бросаю — работу, семью. Полгода мы с ним путешествуем по местам, где будут жить, трудиться, любить будущие литературные герои. Удим рыбу, ездим на охоту. Я до деталей продумываю маршруты, меню, встречи с интересными людьми. Забочусь о том, чтобы он, не дай бог, не перетрудился, не подорвал свае могучее здоровье, то есть не засиживался до утра, не вскакивал чуть свет с кровати, а разумно чередовал работу с отдыхом.

Как сейчас помню, стрельнула однажды Артему Спиридоновичу в голову идея: записать лирическо-эпическую повесть «Чего ты грустишь, Федор?». Действие произведения должно было происходить в Крыму.

Приехали. Море кроткое, как характер жены юбиляра. Небо синее, как на полотнах примитивистов. Девушки загорелые. Шашлыки аппетитные. Окунулись мы с головой в этот антураж. Артем Спиридонович только и восклицает время от времени:

«Ну где найти слова, чтобы все это описать!»

Слова мы искали вместе. Вернее, он искал, а я ему условия для этого создавал.

А еще, помаю, стрельнуло ему в голову написать роман «Эй, проснитесь, капитан!». Шесть раз плавали мы по маршруту Одесса — Батуми. Изучали быт матросов, характеры туристов. Купались в бассейне, дремали в шезлонгах, до утра вели творческие дискуссии в баре, резались в шахматы в салоне. Какие незабываемые впечатления, какие дорогие сердцу воспоминания!..

А еще помню. Рассказал мне однажды Артем Спиридонович сюжет будущего широкоформатного произведения о неудачной любви строителя, который бросает и Киеве квартиру, любимое строительное управление, верных друзей и едет аж в Среднюю Азию за своим счастьем. Я немедленно уволился с работы, так как понимал: двумя-тремя месяцами отпуска за свой счет тут не отделаешься. Пришлось даже поскандалить с женой, которая никак не соглашалась отпустить меня на такой срок из дому.

Мне до сих пор по ночам снятся ущелья и барханы, минареты и чайханы, сказочные базары с гигантскими дынями и неправдоподобно красными арбузами, фантастический плов, узкие улочки и широкие жесты местных коллег по перу.

Не успели мы дома переварить впечатления, от поездки в Среднюю Азию, как у Артема Спиридоновича — новое озарение. На этот раз его творческий замысел властно позвал в дальнюю дорогу в северном направлении.

На самолетах, на «Волгах», на вездеходах, на оленях, на собаках гонялись мы за деталями к будущему литературному шедевру. Питались осетровой ухой и вяленой медвежатиной. В пути нас согревали шубы на собольем меху и тепло душ удивительно гостеприимных хозяев этой суровой земли…

И вот сегодня, дорогие друзья, я горжусь тем, что ни одно из названных и неназванных произведений не увидели свет. Я счастлив, друзья мои, ибо сделал все возможное, чтобы литературное наследие нашего любимого Артема Спиридоновича было минимальным. Представляете, сколько сэкономлено бумаги, сколько сэкономлено вашего драгоценного времени, товарищи! И еще я хочу сказать, что, чествуя некоторых литераторов, мы зря, совершенно несправедливо забываем о друзьях, так или иначе причастных к их творчеству!..

Когда мы зашли в каюту, он снял очки и с пафосом сказал:

— Ну и погода! Хуже не бывает!

— Вам не нравится? — удивился я. — Солнышко, теплый ветерок…

— Я не вижу солнца и не чувствую никакого ветра, — холодно возразил он.

— Пойдемте на палубу, там увидите и почувствуете.

Любуясь красотой речных берегов, я не мог удержаться от восклицания:

— А зелени сколько!

— Как кот наплакал, — мрачно сказал он. — Наш караван преодолевает пустыню, а на зубах скрипит песок.

— Какой караван? — изумился я. — Мы с вами на теплоходе…

— Ни в коем случае, — замахал он руками. — Что угодно, только не теплоход. Пусть уж лучше будет самолет. Летим на высоте десять тысяч метров. За бортом минус сорок пять. Вы посасываете карамель «Взлетную» и смотрите на пушистые облака.

— Не на облака мы смотрим, а на воду.

— Не убеждайте меня! Воды здесь быть не может. В крайнем случае, я соглашусь на тайгу или тундру. Мы едем на оленях, и за нами гонятся волки…

— Волки?

— Да, волки, и притом голодные. Кстати, про голод. Вы обедать не собираетесь?

— С огромным удовольствием, — согласился я.

Мы заказали два комплексных обеда.

— Куропаткой и не пахнет, — капризно скривился он.

— И не должно пахнуть. Это же борщ.

— Вы еще молоды, чтобы меня учить, — обиделся он. — Если мне видится куропатка, значит, должна быть куропатка, а не голубятина.

— Вы хотели сказать — сало, — мягко подсказал я.

— Что хотел, то и сказал, — возмутился он. — О сале не может быть и речи. Если вы очень настаиваете, могу согласиться на гусятину, в крайнем случае на зайчатину…

— В таком случае, этот, извините, шницель можно назвать…

— Где вы видите шницель? — перебил он меня. — Это мясо бизона. В крайнем случае паштет из куриных пупков!

— Тогда компот я позволю себе сравнить с…