В США еще в 1944 г. начал разрабатываться очень подробный документ, который должен был четко определить задачи оккупационных войск в Германии. Это была секретная правительственная «директива JCS 1067». Она была подписана Г. Трумэном 10 мая 1945 г., ее полное название: «Оккупация Германии. Директива главнокомандующему американскими силами оккупации относительно военного правительства в Германии».

Эта директива оказала воздействие на подготовку Потсдамского Протокола, ибо, как главная, в ней была сформулирована цель: «Германия никогда больше не должна угрожать миру». В качестве важнейших шагов для достижения этой цели провозглашались принципы политики «четырех Д». В директиве был даже радикальный пункт о необходимости запрещения в Германии всех частнопредпринимательских объединений.

Однако руководители оккупационной администрации и стоявшие за ними силы в Вашингтоне, выступили противниками директивы и начали негласный, но упорный саботаж намеченных в ней мероприятий. Директива оставалась в силе до июля 1947 г. и была заменена новой — «JCS 1779», которая предоставляла теперь самые широкие полномочия военному губернатору и рекомендовала «дать немецкому народу возможность ознакомиться с принципами и преимуществами свободной экономики», то есть, по сути, воздерживаться от декартелизации.

Американская оккупационная политика отличалась большими колебаниями между крайностями. В первые месяцы оккупации американцы не хотели видеть различий между немцами и нацистами и считали, что никакое наказание за их чудовищные преступления не может быть достаточно строгим. Но очень быстро проявилась другая крайность — преувеличенные надежды на быструю демократизацию немцев путем их «перевоспитания» и «переориентации» с помощью культуры и системы образования. Причем американцы свято верили в то, что именно их образец демократии является наилучшим.

Она была самой маленькой по площади — примерно 15 % территории послевоенной Германии, где проживало около 12 % населения. Но в состав зоны входила индустриальная Саарская область, которая по уровню промышленного производства лишь немногим уступала Рурской области.

В первые годы оккупации на французскую политику в отношении Германии очень сильный отпечаток наложило прошлое, прежде всего — три войны с немцами на протяжении жизни последних двух поколений. У большинства французов были очень сильны антинемецкие настроения, опять возродился лозунг 1919 г.: «За все должны заплатить боши». Поэтому генерал Ш. де Голль и правящая элита Франции считали, что решать германскую проблему надо исходя, прежде всего, из интересов Франции, а именно: отделить от Германии Саар, поставить под международный контроль (преимущественно французский) Рур и Рейнскую область.

Глава оккупационной администрации П. Кёниг был откровенным германофобом: он запретил употреблять в официальных документах слово «рейх». Везде, где оно употреблялось в качестве прилагательного, его заменили словом «дойч»: «Дойче банк», «Дойче пост» и т. д. На заседаниях СКС он всегда занимал особую позицию, подчеркивая, что Франция не давала согласия на Потсдамские решения. В целом ее оккупационная политика была плохо скоординирована с политикой трех других держав.

Генерал Ш. де Голль не был приглашен участвовать в Потсдамской конференции, и правящая элита Франции чувствовала себя униженной и обделенной. Реванш был взят тем, что Французское временное правительство не признало обязательными для себя ряд пунктов Потсдамского протокола, особенно о создании центральных германских административных органов.

Она занимала 30 % территории Германии, там проживало примерно 28 % населения страны. До войны этот район давал более 30 % промышленной продукции, 35 % возделываемых сельхозугодий послевоенной Германии также были сосредоточены в советской зоне.

Сотрудникам СВАГ приходилось работать в гораздо более трудных условиях, чем работникам западных оккупационных администраций. Во-первых, пропаганда антикоммунизма и антисоветизма, которая велась в Германии с октября 1917 г., а в годы нацизма усилилась многократно, принесла свои плоды: ненависть к СССР, к русским, смешанная со страхом, была очень большой.

Во-вторых, в отличие от военных администраций западных зон, в СВАГ (как в центральном аппарате, так и во всех подразделениях) были политотделы, созданные Центральным Комитетом ВКП(б). Парторги, назначенные ЦК, играли очень большую роль; все принципиальные вопросы решались в Москве. Особая роль принадлежала службе безопасности, управлению пропаганды, подразделениям НКВД. Так что доля самостоятельности в принятии решений у работников СВАГ была гораздо меньшей, чем у работников западных оккупационных властей. Очевидно, что через СВАГ жестко проводилась сталинская политика в решении германского вопроса.

С точки зрения немцев время оккупации было суровым, но не в одинаковой степени. По воспоминаниям современников наиболее жестокой представлялась советская оккупация; менее жестокой (но все равно суровой) — французская; и самыми терпимыми — американская и английская.

В оккупационной политике западных держав можно увидеть определенный дуализм. С одной стороны, они добивались ослабления Германии как военного, экономического и политического соперника. С другой стороны, Германия была им нужна как важный партнер в рыночной экономике и как возможный стратегический союзник в борьбе против угрозы мирового большевизма.

Но все же в оккупационной политике США, Англии и Франции было больше того, что их объединяло, чем разъединяло. Не в последнюю очередь — ценности демократического общества. Поэтому они ориентировались на умеренные политические партии, организации Германии и на соответствующих политиков. У западных оккупационных держав одинаково негативным было отношение к коммунистам и активистам-антифашистам. Причем в антифашизме они часто были склонны видеть прототип (или аналог) коммунизма.

Пожалуй, труднее всего дать однозначную оценку советской оккупационной политике в Германии. С одной стороны, она была обусловлена соображениями национальной безопасности (ведь Германия за предшествовавшие 30 лет два раза нападала на Россию); с другой — она, конечно же, была тесно связана с общей экспансионистской политикой Сталина в Восточной Европе. Многие документы СВАГ до сих пор не опубликованы, поэтому сложнее всего понять взаимосвязь между постоянными публичными высказываниями кремлевских лидеров за сохранение единой Германии и реальной (часто закулисной) политикой СССР, которая объективно вела к расколу страны.

После сокрушения военной машины гитлеровского государства, безоговорочной капитуляции Германии и Потсдамской конференции, главным в деле решения германского вопроса стало осуществление политики «четырех Д». Демократизация, денацификация, демилитаризация и декартелизация Германии были неразрывно связаны между собой. В случае последовательного и синхронного осуществления они должны были привести к созданию нового, миролюбивого демократического немецкого государства, с которым можно было бы подписать мирный договор. После безоговорочной капитуляции в этом теперь и заключалась суть германского вопроса. Эти мероприятия осуществлялись почти одновременно, но с рядом различий по зонам оккупации.

Проблемы ликвидации нацизма, влияния нацистской идеологии, отмены законов Третьего рейха, удаления неноминальных нацистов с общественных должностей, из школ, университетов и т. д. в первые годы оккупации были самыми актуальными. В НСДАП к концу войны насчитывалось около 8,5 млн членов, плюс в 61 ее «дочерней» и «примыкавшей» организации состояло примерно 10 млн немцев.

СКС с первых дней своей деятельности занимался проблемой денацификации, но процесс принятия специальных документов затянулся на полгода, что привело не только к достаточно вольному толкованию принципов денацификации в разных зонах, но и к разным методам ее осуществления. Только 10 декабря 1945 г. СКС принял закон № 2, который запрещал НСДАП и все ее организации; только 12 января 1946 г. — директиву № 24 «Об устранении нацистов и других лиц, враждебных союзным целям, из учреждений и с ответственных постов»; и лишь 12 октября 1946 г. была принята директива № 38 «Арест и наказание военных преступников, национал-социалистов, милитаристов и интернирование, контроль и наблюдение за возможно опасными нацистами». В каждой зоне в дополнение к этим общим директивам оккупационные власти издавали и свои инструкции.