— С удовольствием, генерал.

— Нет, пушки мои сами не стреляют и барабаны сами не бьют. Я отдал распоряжение еще прежде чем имел честь увидеть вас.

— Значит, вы осведомлены о нашем наступлении?

— Представьте себе, у меня, как у Сократа, на службе состоит дух. Я знал, что шесть дней тому назад, то есть в минувший понедельник, король и генерал Макк двинулись из Сан Джермано во главе тридцати тысяч солдат, Мишеру из Акуилы — с двенадцатью тысячами и де Дама́ из Сессы во главе десяти тысяч, не считая генерала Назелли с его восемью тысячами, которые с эскортом прославленного адмирала Нельсона должны в настоящее время высадиться в Ливорно, чтобы перерезать нам отступление в Тоскану. Да, генерал Макк — великий стратег, это известно всей Европе. Между тем, сами понимаете, поскольку у меня всего двенадцать тысяч человек, из которых Директория хочет забрать три тысячи, чтобы пополнить гарнизон Корфу… Кстати, Тьебо, — спросил Шампионне, — вы распорядились, чтобы эти три тысячи прибыли в Анкону и погрузились на суда?

— Нет, генерал, — отвечал Тьебо, — ибо, зная, что мы располагаем, как вы и говорите, всего-навсего двенадцатью тысячами, я не решился лишить вас еще и этих трех тысяч.

— Превосходно! — сказал Шампионне с обычной своей ясной улыбкой. — Но вы забыли, Тьебо, что спартанцев было всего лишь триста человек. Чтобы умереть, людей всегда бывает достаточно. Распорядитесь, дорогой Тьебо, чтобы они отправились немедленно.

Тьебо встал и вышел.

— Возьмите же крылышко цыпленка, майор, — продолжал Шампионне. — Вы ничего не едите. Сципион, который у меня одновременно и интендант, и лакей, и повар, подумает, что стряпня вам не по вкусу, и умрет от огорчения.

Молодой человек, переставший есть, пока генерал говорил, снова принялся за еду, но был явно смущен его невозмутимостью и начинал подозревать, что тут кроется какая-то ловушка.

— Тотчас же после завтрака, Эбле, и после того, как мы с майором Райзаком произведем смотр римского гарнизона, поезжайте и подготовьте все необходимое, чтобы подорвать мост в Тиволи на Тевероне и мост в Боргетто на Тибре, как только французские войска перейдут эти реки.

— Слушаю, генерал, — просто ответил Эбле.

Майор взглянул на Шампионне.

— Стаканчик альбанского, майор, — предложил генерал, — оно из погребов его святейшества, знатоки одобряют его.

— Итак, генерал, вы отдаете нам Рим? — сказал Райзак, отпивая вино маленькими глотками.

— Вы слишком опытный военный, дорогой майор, чтобы не знать, что в тысяча семьсот девяносто девятом году, при гражданине Баррасе, нельзя защищать город, укрепленный в двести семьдесят четвертом году, при императоре Аврелиане. Если бы генерал Макк напал на меня с парфянскими стрелами, балеарскими пращами или даже со знаменитыми таранами Антония длиной в семьдесят пять футов, то я, пожалуй, еще попытался бы защитить город. Но против ста пушек генерала Макка это было бы безумием.

Тьебо возвратился.

— Все распоряжения исполнены, генерал, — доложил он.

Шампионне кивком поблагодарил его.

— Все же, — продолжал генерал, — я оставляю Рим не совсем. Нет, Тьебо займет замок Святого Ангела с пятьюстами солдат, не правда ли, Тьебо?

— Если прикажете, конечно, генерал.

— И ни в коем случае не сдадитесь.

— Ни в коем случае, можете быть уверены.

— Сами подберите себе людей. Найдете вы пятьсот человек, готовых умереть за честь Франции?

— Найти их будет нетрудно.

— Итак, мы сегодня отступаем. Простите, майор, что я при вас обсуждаю наши мелкие дела. Но вы сами военный и все хорошо понимаете. Сегодня мы уходим. Прошу вас, Тьебо, продержаться всего лишь двадцать дней. Через двадцать дней я возвращусь в Рим.

— Что вы, генерал, не считайтесь со мной, располагайте хоть двадцатью, хоть двадцатью пятью, хоть тридцатью днями.

— Мне нужно только двадцать, и даже даю вам, Тьебо, слово, что явлюсь и освобожу вас раньше двадцати дней. А вы, Эбле, — продолжал генерал, — приезжайте ко мне в Чивита Кастеллана; там я сосредоточу свои силы, это позиция отличная. Но полезно будет произвести кое-какие фортификационные работы. Еще раз прошу прощения, майор.

— Генерал, я повторю то, что сейчас сказал мой коллега Тьебо: не считайтесь со мною.

— Как видите, я из тех игроков, что сразу выкладывают свои карты на стол. У вас шестьдесят тысяч солдат, сто орудий, снаряжения столько, что его девать некуда. У меня же, — если Жубер не пришлет мне три тысячи солдат, которые я у него прошу, — всего-навсего девять тысяч войска, пятнадцать тысяч снарядов и два миллиона патронов. При таком неравенстве сил, согласитесь, следует принять кое-какие меры предосторожности.

Заметив, что молодой человек, слушая его, забыл о кофе, Шампионне напомнил:

— Пейте же, пока кофе не остыл. Сципион очень гордится своим кофе и всегда советует пить его горячим.

— Действительно, кофе превосходный, — подтвердил майор.

— В таком случае, мой юный друг, допивайте чашку и, с вашего позволения, мы поедем, чтобы провести смотр гарнизону. А Тьебо подберет там свои пятьсот человек.

Майор Райзак допил кофе до последней капли, поднялся с места и поклонился в знак того, что он готов.

В комнату вошел Сципион.

— Говорят, мы уезжаем, генерал? — спросил он.

— Уезжаем, друг мой Сципион! Сам знаешь, в нашем проклятом ремесле ни за что нельзя поручиться.

— Значит, генерал, надо укладывать сундуки, запаковывать книги, планы и карты?

— Вовсе нет. Пусть все остается на своих местах до нашего возвращения. Дорогой майор, — продолжал Шампионне, пристегивая саблю, — думаю, что генерал Маис правильно поступит, если остановится в этом дворце; он найдет тут библиотеку и превосходные карты; скажите ему, чтобы он поберег мои книги и карты, я ими очень дорожу; как и дворец, я их предоставляю ему, а вам поручаю их беречь. Ему здесь будет очень удобно, тем более что напротив, как видите, возвышается огромный дворец Фарнезе, где, по всей вероятности, пожелает расположиться король. Его величество и генерал смогут объясняться знаками из окна в окно.

— Если генерал будет жить здесь, — отвечал майор, — я могу поручиться, что все принадлежащее вам останется в неприкосновенности.

— Сципион, — распорядился генерал, — мундир на смену и полдюжины сорочек уложи в тюк; его можно сразу же привязать к седлу. По окончании смотра мы немедленно трогаемся в путь.

Не прошло и пяти минут, как распоряжения Шампионне были исполнены и у ворот дворца Корсини четыре лошади ждали всадников.

Молодой майор поискал свою лошадь, но не увидел ее; генеральский конюх предложил ему прекрасного свежего коня с седельной кобурой, украшенной гербом. Ульрих фон Райзак вопросительно взглянул на Шампионне.

— Ваша лошадь устала, — сказал генерал, — дайте ей отдохнуть; попозже ее приведут вам на Народную площадь.

Майор поблагодарил, поклонившись, и сел в седло, как и Эбле, и Тьебо. За генералом последовал небольшой эскорт, в котором блистал наш старый друг капрал Мартен, еще полный гордости потому, что приехал из Итри в Рим в карете посла. Сципиону надо было закончить кое-какие хозяйственные дела, так что ему предстояло догнать генерала немного позже.

Дворец Корсини — там, заметим вскользь, скончалась Христина Шведская, — высится на правом берегу Тибра. Живущий в нем может, протянув руку, коснуться расположенной на другой стороне улицы Лунгара изящной виллы Фарнезины, увековеченной Рафаэлем. Кстати, именно из колоссального дворца Фарнезе и прелестной архитектурной жемчужинки, что является всего лишь его отделением, Фердинанд вывез все шедевры античности и средневековья, которые, как мы видели, он показывал в замке Казерта молодому банкиру Андреа Беккеру.

Маленькая кавалькада направилась вверх по правому берегу Тибра, по улице Лунгара; майор Ульрих ехал рядом с Шампионне с одной стороны, а с другой — генерал Эбле; полковник Тьебо, находившийся чуть позади, служил как бы соединительным звеном между основной группой и маленьким эскортом.