Как видите, вопреки своей уверенности, что действия Нельсона являются наилучшими, сэр Уильям Гамильтон и те, от чьего имени он выступал, с лихорадочной настойчивостью призывали на борт «Громоносного» короля. Им не терпелось освятить присутствием августейшей особы только что разыгранную отвратительную драму.
Об этом приговоре и его исполнении имеется запись в судовом журнале Нельсона, откуда мы ее дословно переписываем. Много места она не заняла:
«Суббота 29 июня. Погода безветренная, но облачно; прибыл линейный корабль Его Величества „Райна“ и бриг „Баллун“. Собрался военный трибунал; он судил, приговорил к смерти и повесил Франческо Караччоло на борту неаполитанского фрегата „Минерва“».
Эти несколько строк вместили событие, в результате которого был успокоен король Фердинанд, удовлетворена королева, проклята Эмма Лайонна и обесчещен Нельсон!
CLXX
ГЛАВА, В КОТОРОЙ РОМАНИСТ ВЫПОЛНЯЕТ ДОЛГ ИСТОРИКА
Казнь Караччоло глубоко поразила Неаполь. Все горожане, к какой бы партии они ни принадлежали, считали адмирала человеком значительным и по рождению, и по дарованиям; жизнь его была безупречна, не запятнана ни одним из тех недостойных деяний, какие редко удается избежать придворному. Правда, Караччоло придворным бывал лишь изредка, но в эти краткие периоды, как мы видели, старался защищать королевскую власть с таким же чистосердием и мужеством, с каким позднее защищал отечество.
Но особенно страшным зрелищем была его казнь для пленников, на чьих глазах она свершилась. Они увидели в этом предвестие собственной судьбы, и когда, в соответствии с приговором, на заходе солнца была перерезана веревка и труп адмирала, к которому были прикованы все взоры, стремительно погрузился в море, увлекаемый ядрами, привязанными к его ногам, на маленьких судах раздался ужасный крик; он одновременно вырвался из груди многочисленных пленников, прокатился по волнам, словно жалоба морских духов, и отозвался эхом в самом чреве «Громоносного».
Кардинал ничего не знал о событиях этого страшного дня — не только о суде, но даже об аресте Караччоло. Нельсон особо позаботился о том, чтобы узника доставили через Гранателло, и строго-настрого запретил провозить его через расположение войск Руффо, ведь кардинал, вне всякого сомнения, не допустил бы, чтобы английский офицер (к тому же вот уже несколько дней ведущий с ним спор по столь важному вопросу чести, как судьба мирного договора) поднял руку на неаполитанского князя, даже если бы тот был его врагом, а тем более на Караччоло, с кем Руффо состоял в своего роде союзе если не наступательном, то, по крайней мере, оборонительном.
Как мы помним, расставаясь на берегу Катоны, эти двое обменялись обещанием оберегать друг друга, а в то неспокойное время предвидеть что-либо в будущем можно было, разве что обладая пророческим даром, и следовало с тем же основанием ожидать, что князю придется защищать кардинала, как и того, что кардиналу потребуется выручать из беды князя.
Но, заслышав орудийные выстрелы с «Громоносного», увидев висящее на рее тело, люди кардинала Руффо прибежали к нему с сообщением, что на борту фрегата «Минерва» кого-то, видимо, казнили. Влекомый обыкновенным любопытством, кардинал поднялся на террасу своего дома. Действительно, даже невооруженным глазом он смог различить качавшееся в воздухе тело человека. Руффо послал за подзорной трубой. Но со времени встречи с кардиналом Караччоло отпустил длинные волосы и бороду, что делало его, особенно на расстоянии, неузнаваемым. К тому же на казнь его повели в том же платье, в каком схватили: он был в одежде крестьянина. Кардинал подумал, что повесили какого-нибудь шпиона, и потерял интерес к увиденному; он уже стал было спускаться обратно в свой кабинет, как вдруг заметил, что от борта «Минервы» отделилась шлюпка и направилась прямо к его дому.
Это побудило Руффо задержаться на террасе.
По мере приближения шлюпки к берегу он все более убеждался, что находящийся в ней офицер имеет какое-то дело лично к нему. Офицер был одет в неаполитанский мундир, и, хотя кардинал затруднился бы назвать его имя, лицо этого человека показалось ему несомненно знакомым.
Офицер, видимо, тоже узнал кардинала и, еще не пристав к берегу, почтительно его приветствовал и показал ему конверт, который он вез с собой.
Руффо спустился вниз и оказался у дверей кабинета в одно время с посланным.
Тот с поклоном вручил ему пакет.
— Вашему преосвященству, — промолвил он, — от его превосходительства графа фон Турна, капитана фрегата «Минерва».
— Требуется ли ответ, сударь? — спросил кардинал.
— Нет, ваше преосвященство, — ответил офицер.
И, поклонившись, он вышел.
Кардинал в некотором удивлении остался стоять с бумагою в руке. Из-за слабого зрения ему надо было зайти в кабинет за очками, чтобы прочитать письмо. Он мог бы вернуть и расспросить офицера, но тот столь очевидно спешил ретироваться, что кардинал дал ему уйти; войдя в кабинет, он надел очки и прочитал следующее:
«Рапорт его преосвященству кардиналу Руффо об аресте, осуждении и казни Франческо Караччоло».
У кардинала вырвалось восклицание, в котором было больше изумления, чем боли: ему показалось, что он неверно понял эту строку.
Он начал читать сначала, как вдруг ему пришла мысль, что тело, которое он только что видел качавшимся на рее, было трупом адмирала Караччоло.
— О! — пробормотал он, бессильно уронив руки. — До чего мы дожили, если англичане вешают наших князей прямо в неаполитанской гавани!
Через минуту он снова уселся за письменный стол и, приблизив письмо к глазам, стал читать дальше:
«Ваше преосвященство!
Долг повелевает мне довести до Вашего сведения, что сегодня утром я получил приказ от адмирала Нельсона немедленно явиться к нему на борт в сопровождении пяти старших офицеров моего корабля. Я исполнил этот приказ и, прибыв на борт „Громоносного“, получил письменное распоряжение собрать на вышеуказанном судне военный суд, дабы судить кавалера дона Франческо Караччоло, обвиняемого в мятеже против Его Величества, нашего августейшего повелителя, и вынести решение о каре, соответствующей преступлению. Это распоряжение было незамедлительно мною исполнено: в кают-компании указанного судна был собран военный суд. Одновременно я приказал привести виновного. По моему распоряжению все офицеры сначала удостоверили личность адмирала Караччоло, затем я велел зачитать ему предъявленные обвинения и спросил, имеет ли он что-либо сказать в свою защиту. Он отвечал утвердительно, но, когда ему была предоставлена полная свобода слова, вся его защитительная речь свелась к отрицанию того факта, что он добровольно служил гнусной республике, и заявлению, будто он делал это лишь по принуждению и под угрозой расстрела. Затем я обратился к нему с другими вопросами, в ответ он вынужден был признать, что сражался на стороне так называемой Республики против армии Его Величества. Он признался также в том, что командовал канонерскими лодками, которые оказали сопротивление вводу войск Его Величества в Неаполь; но заявил, будто не знал, что эти войска возглавлял кардинал, и почитал их просто за банды мятежников. Впрочем, он признался, что давал письменные распоряжения, имевшие целью помешать продвижению королевской армии. Наконец, на вопрос, почему, если он служил против воли, он не попытался бежать на Прочиду, что позволило бы ему ускользнуть из-под власти узурпаторского правительства и присоединиться к правительству законному, он отвечал, что не решился на это, опасаясь быть плохо принятым.
Получив разъяснения по всем этим статьям, военный суд большинством голосов присудил Франческо Караччоло к смертной казни, притом к казни позорной.
Вышеуказанное решение было представлено милорду Нельсону, одобрившему приговор и приказавшему привести его в исполнение в тот же день, в пять часов пополудни: повесить осужденного на рее фок-мачты и оставить его повешенным до захода солнца, после чего веревку перерезать и тело сбросить в море.
Я получил этот приказ сегодня в полдень; в четыре тридцать преступник был переправлен на борт „Минервы“ и помещен в корабельной часовне, а в пять часов пополудни приговор был приведен в исполнение согласно полученному приказу.
Выполняя свой долг, я спешу сделать Вам это сообщение и честь имею оставаться
Вашего преосвященства
преданнейшим слугою.
Граф фон Турн».
