Я отшатнулась, чуть не оступилась, подворачивая ногу, и мои губы затряслись:

— Предатель! — крикнула я, не в силах сдержать боль внутри себя.

Валера замер, словно вместо слов ему в спину прилетело кирпичом, и медленно обернулся.

— А что такое, Карин? В чем я тебя предал? — спросил он зловеще-тихо. — Я разве выгоняю тебя в одном халате из дома? Или может быть заставляю терпеть какое-то насилие? А может быть я вынуждаю тебя прислуживать мне? Держу без денег? Не забочусь? Не содержу? Не говорю, что люблю…

— Ты ее любишь! — униженно, вот именно что униженно от самого факта наличия у него любовницы, зло крикнула я, не в силах справиться с волной эмоций, которая погребала меня под собой.

— А я разве сказал, что тебя не люблю? Ты вот матчу любишь, но разве чай перестанешь пить? Нет, ты и чай любишь, и кофе. Я не сказал, что я не люблю тебя. Я тебя люблю. Сильнее жизни. Ты мать моих детей. Ты моя перед богом нареченная супруга. Ты моя законная жена. И я для тебя готов на все, что угодно… — его голос шелестел как ветер, который танцевал в осенней листве, и от каждого слова у меня уровень боли повышался все сильнее. Раскаленные иглы входили в мое сердце, отравляли его и делали почти сгнившим.

— Ты предал меня! Ты не был мне верен, а сейчас говоришь о какой-то любви! — дрожа произнесла я.

— Не о какой-то любви, а о зрелой, сильной любви, которая случается только раз в жизни и мне повезло, что я встретил ее достаточно рано, чтобы узнать и никогда от себя не отпускать. А все, что ты сейчас пытаешься мне навязать, это только лишь твои ожидания, — Валера говорил ровным, спокойным тоном, который пугал меня сильнее, чем его рык или крик.

— Какие я должна была испытывать ожидания от брака кроме любви, верности и заботы? — в глазах жгло так сильно, что хотелось потереть их, но я боялась шевельнуться, словно бы подспудно понимала, что Валера не выдержит и может броситься. Поэтому терпела, ощущала, как слезы стекали по щекам и собирались в огромные капли на подбородке.

— Радостные, — отмахнулся от меня муж и снова развернулся к двери. — Договорим, когда я вернусь, и лучше тебе в этот момент быть голой и в постели.

Последнее выглядело и ощущалось как прицельный выстрел в сердце.

— Ты что, думаешь я тебя к себе подпущу после этой девки? — рыкнула я, сжимая пальцы в кулаки.

— У тебя овуляция, так что не зарекайся… — усмехнулся Валера. — Я знаю какая ты и в какую фазу цикла.

— Но кошкой озабоченной я не была никогда, — не отступала я, понимая, что если Валера сейчас выйдет и позвонит своей зазнобе, то узнает, что никакого теста не было и тогда обо всем догадается. А я хотела еще немного времени на уход.

По коридору зазвучали быстрые шаги.

— Мам, пап, вы скоро? Я уже устал петь вместе с Эльзой «Отпусти и забудь», — простонал Тим, стукнув для приличия по косяку и заходя в спальню. Сын застыл, увидев нас и нахмурился. — А что это вы тут делаете?

Я понимала, что уж Тим вправе знать, что мы разводимся. Он взрослый и он поймет. Наверно он и так понял кем была Снежана. Поэтому я выдохнула и тихо сказала.

— Мы с папой подаем на развод… — призналась я и в этот момент Валера резко бросил на меня испепеляющий взгляд и хотел было открыть рот, чтобы отчитать меня.

Но не успел.

Тим, выронив из рук пластиковое ведерко из-под попкорна, резко дернулся в сторону Валеры и, обхватив его за торс, повалился вместе с ним на пол.

Сын успел прорычать:

— Ты же клялся, что этого не случится!

Валерий

— Ах ты мелкий… — удовлетворенно хмыкнул я, когда сын повалил меня на пол. В нем было все мое: повадки, темперамент и даже эта слепая вера в то, что может нагнуть более сильного противника. Сын зарычал, и я дернул его за ворот футболки.

Запищала Лидочка, увидев нас на полу.

Всхлипнула Карина и нервно дернулась в нашу сторону, стараясь оттащить сына.

— Тим, нет! — попросила она, и я с запозданием понял, что крикнул сын перед тем, как броситься на меня. Вот ведь паршивец…

— Пусти! Он обещал! — Тим попытался вырваться из рук Карины, но она обхватила его поперек живота и тянула на себя. — Это же та идиотка из рестика звонила тебе тогда?

Да блин, Тим!

С сыном явно в разведку не ходить.

— Рот закрой, — холодно бросил я, вставая с пола. Шагнул к Лидочке и поднял ее на руки, погладил по голове, стараясь успокоить.

— Не затыкай меня! — оскалился сын, и я увидел себя в детстве. Писец сходство. Вот вообще никаких вариантов, мой сын! — Думаешь я не понял, что мурлыкать в трубку тебе может только такая дура?

— Тимофей, перестань огрызаться! — холодно бросил я, стараясь успокоить дочку, пока Карина пыталась совладать с сыном, прижимая его к себе.

— Я делаю как ты учил! — взвился Тим. — Говорил защищать слабых и маленьких. Защищаю! Она! — палец уперся в Карину. — Слабая! Она… — кивок в сторону Лиды. — Мелкая.

— Успокойся, герой, никто никого не обижает! — теряя терпение, рыкнул я.

— Ага, заливай мне дальше! Еще скажи не из-за этой тетки развод! Ты думаешь я тупой?! Я ничего не понимаю? — Тима трясло всего, и Карина с трудом удерживала его в объятиях. Растет, паразит, скоро совсем потеряет совесть и начнет меня ни во что не ставить. Воспитать надо…

— Так, успокоился быстро. Остаешься за главного. Я по делам отскочу. И присмотри тут за всем, — сказал я, поручая сыну занятие как раз для успокоения, и посадил притихшую Лидочку на кровать.

Твою мать, как же все так развернулось?

И ведь нигде не прокололся, ничего не выдало, нет, Снежана воду в жопе не удержала, коза драная.

Я вышел из спальни, подхватив тест и ключи от квартиры. Прошел быстро в коридор, дернул ящики и проверил полки на наличие дубликата.

— Не смей, — прошептала Рина, идя следом за мной. — Только попробуй запереть, богом клянусь, Валер, я за себя не отвечаю…

Я смерил жену холодным взглядом.

Красивая, зараза…

Глаза горят, щеки раскраснелись, грудь вздымается.

Точно в залете. Не Снежаны тест, но на всякий случай потрясу эту дуру. Заодно и узнаю подробности встречи.

— Не отвечай, я все равно Тима старшим оставил, — фыркнул я, наблюдая, как у Карины расширились глаза и всю радужку затопил зрачок. Столько лет, а ведь не изменилась. Ни двое детей никак не повлияли на нее, ни годы. Как была девчонкой в тонком платье на остановке в своих кружевных босоножках, так и осталась.

Жаль, что…

Я тряхнул головой, выбивая из нее мысли и подмигнул Карине, которая дернулась вслед за мной, но успела только крикнуть:

— Ржевский, я тебя…

— Ага, и я тебя… — поддакнул я, пряча ключи в карман.

Вылетел к тачке, набрал номер.

— Котик, ты соскучился? — мурлыкнула Снежана.

— Обделаться как, — специально грубо и холодно сказал я. — Где ты?

— Мы с девочками в «Макастере», — счастливо отозвалась Снежана, не замечая моего недовольства. Мне же лучше. Пусть побудет в счастливом неведении.

— Сиди там, сейчас приеду… — сказал и завел тачку. Выехал со двора и вот тут меня накрыло. Я с силой ударил по рулю и выматерился в голос.

Твою мать!

Все было нормально. Меня встречала с работы довольная жена, счастливые дети, уютный дом и построенный быт. И все к чертям…

Не любил я свою семью? Любил, еще как! Любого готов был порвать нахрен за свое. Хотел ли я развода? Да щас! Я так долго и точно строил свою жизнь не для того, чтобы какая-то мамзель мне все испоганила. А Снежана испоганила, приперлась, как будто имела вообще какое-то право приближаться к Карине.

Стерва! Тупая безголовая стерва, которая посчитала, что может всю ситуацию развернуть.

Дрянь!

Я снова ударил по рулю и зарычал.

И Карина тоже хороша, вцепилась мертвой хваткой как бульдог голодный. И ведь любил я ее за покладистый нрав, за теплоту, за нежность.

Вот бывают бабы, при которых на табличке сразу в голове загорается надпись «не подходи — огребешь». Бывают вот как Снежана — развлечься на вечерок. А еще есть такие, как Карина. Для семьи, для детей, для жизни. С ними тепло и комфортно, с ними можно расслабиться, гладить по шерстке, мурлыкать, наслаждаться.