Да, здесь мой косяк.

Тренер, тяжело вздохнул. Кивнул на Тима, уточнил:

— В спорт пойдёт или в бизнес?

— А что, есть задатки?

— Очень сильные, очень большие.

Я хмыкнул. Нет, с одной стороны, спортсмены тоже неплохо зарабатывают. Но, с другой стороны — это травмы, это никаких гарантий.

— Тогда это решать только ему, — сказал я сдержанно, и тренер кивнул.

— Я так понимаю, могу его уже остановить, раз вы приехали.

— Думаю, да…

Тренер встал, спустился с ряда, прошёл и выключил машинку, которая подавала мячи.

— Тимофей, за тобой приехали, — сказал холодно Марк Викторович, и в этот момент сын обернулся.

Его глаза встретились с моими, и я понял, что ночка у меня будет очень весёлая.

Но, собственно, я это заслужил…

Валера

Тим швырнул рюкзак, который был в машине, прямо на пол коридора. Сын быстро скинул кроссовки и прошёл в свою спальню.

Я поджал губы.

В этот момент Лидочка, обогнув меня, подняла рюкзак и поставила его на полку.

— Папа, что мы кушать будем? Мы собирались на дачу, мы ничего не готовили.

Дочка наивно хлопнула глазками, и я закатил свои, потому что я знал, что кушают дети, но я не понимал, как Карина успевает это все готовить. Я мотнул головой и предложил:

— Может, пиццу?

— Ура, пицца, — взмахнула вверх ручками Лидочка и побежала по коридору. — Тим, ты слышал, сегодня будет пицца, Тим.

Я выдохнул и набрал Карину. Она долго не отвечала, а потом все-таки в трубке послышался её тихий голос.

— Что?

— Все в порядке, мы дома.

Она молчала, мне хотелось сказать, что я очень благодарен ей за то, что она мне вовремя позвонила, но язык будто бы отсох, это звучало бы как слабость, и слабым быть перед ней было унизительнее всего, потому, что для неё я всегда оставался и был сильным.

— Я рада, — сухо сказала. Карина, и я подумал, что она вот-вот бросит трубку и успел крикнуть:

— Спасибо, что подсказала где Тим, и я наконец-то понял, почему так часто и так много мы меняем ему ракеток.

Карина фыркнула, и в этот момент я понял, что она скоро оборвет разговор, и поэтому задал вопрос:

— Как ты? У тебя что-то болит?

— Тебя это не касается, Валер, — тихо отозвалась Карина, и я почувствовал в её голосе неимоверную усталость. Я прикусил губы и попытался зайти с другой стороны.

— Врач приходил, что-нибудь говорил, ты ужинала?

Карина молчала, а потом с тяжёлым выдохом призналась:

— Тебя это не касается, Валер. Все, что теперь происходит со мной, это только моё дело.

— Карин, ты не понимаешь, я же от чистого сердца, я же беспокоюсь о тебе.

— Беспокойся о своей любовнице. Обо мне не надо. Все твоё беспокойство обходится мне очень дорого, — в трубке зазвучали короткие гудки, и я, с психу, чуть не швырнул телефон прямо об стену, но по коридору раздались громкие шаги Лидочки. Она, притащив планшет, сунула мне его в руки.

— Пицца, заказывай пиццу, пап.

Я кивнул, разулся, взял планшет, второй рукой перехватил дочку и прошёл в зал, сделал заказ и выдохнул.

Лида, забрав у меня планшет, убежала в свою спальню, и я услышал ворчливое что-то от Тима, встал, прошёл на кухню, огляделся, не понимая, за что хвататься и что делать. Поставил чайник, вытащил заварку в этот момент телефон снова разразился трелью. Я поморщился, увидев на нём номер Снежаны.

Пришлось взять.

— Валера, котик мой. Ты представляешь, мне сейчас позвонили и сказали, что я должна выплачивать. То есть моя страховая должна будет выплачивать этому мудаку какие-то деньги, — капризно, нервно и раздражающе затараторила Снежана, и я вдруг понял, что если бы она была где-то рядом, в поле досягаемости, я бы просто её придушил.

— Так, слушай сюда. Я не знаю, на каком основании ты решила, что тебе все сходит с рук, но за то, что ты сделала с моей семьёй, за то, что ты сделала с моей женой, я тебя в порошок сотру. Поэтому ротик на замок закрыла и слушаешь меня. Да, ты обязана выплатить. Это твоя страховая обязана все выплатить. Да, это ты виновница аварии. Несколько видеорегистраторов записали, как ты таранила машину моей жены. Сейчас твои красивые глазки нихрена ничему не помогут. Ты совершила проступок, ты за него должна поплатиться.

— Валер, ну все не так. Я же думала, что у нас ничего не изменилось. Я хотела с ней подружиться. Я хотела рассказать ей всю правду.

— Какую правду ты ей хотела рассказать? — нервно спросил я.

— Ну, всю, про нас…

— Про нас есть что рассказывать? Ты можешь что-то рассказать или ты можешь многое придумать? Как, например, ты придумала тот факт, что я со своей семьёй остаюсь только из-за детей или, может быть, как тот факт, что я давно не люблю свою жену. А люблю только тебя. Если ты считаешь, что я ничего не знаю, если ты считаешь, что все то, что я спустил в прошлый раз на тормозах, сейчас тебе выйдет такой же стороной, то ты ошибаешься. Я тебе уже в баре сказал, что между нами все кончено. Но ты как-то этому не веришь.

— В смысле все кончено? У нас же все было в порядке.

— За исключением того, что ты стала сталкерить мою жену. Любовница должна знать своё место, а хорошая любовница ещё и предугадывать желания своего мужчины. Ты хреновая любовница, Снежана, ты не можешь даже выучить элементарных правил, главное из которых гласит не приближаться к семье мужика. Поэтому нахрен забудь все, что было. Колечко можешь не возвращать, считай это такие отступные.

— Валер, ты не смеешь, ты… Ты… Я же знаю, как ты ко мне относишься.

— Я к тебе никак не отношусь. Ты всего лишь девка на какой-то вечер. Не надо строить себе каких-то иллюзий. Ты залезла туда, куда тебя не просили. Ты разрушила мою семью, если ты считаешь, что после такого любой мужик обрадуется и побежит к любовнице, то нет, нихрена! Самый главный закон, который стоит запомнить: ты с мужиком ровно до тех пор, пока он со своей семьёй, как только он лишается семьи, виновником в этом становишься ты. Уясни на будущее!

Я бросил трубку и опёрся руками о столешницу, запрокинул голову, тяжело вздохнул, и в этот момент со стороны входа послышалось ехидное:

— Что, все не можешь перестать с ней созваниваться. Да?

Тим стоял и скалился.

Я понимал, что он прекрасно слышал весь разговор и что, скорее всего, для него это не будет каким-то оправданием, как и то, что у меня ничего ни с кем не было. Тим вступил на тропу войны.

— И что? Желаешь поучить меня жизни?

Тим пожал плечами и холодно сказал.

— Нет, ты мне просто омерзителен. Я просто не понимаю, как мама вообще с тобой жила.

— Ты за языком следи, — тихо произнёс я, проходясь по сыну неприятным, колючим взглядом.

— Я-то за языком слежу, а ты вот, походу, кое за чем не следишь, если твоя девка совсем охамела в край. И мне, если честно, плевать, что там у тебя с ней было. Мне не плевать на то, что все это вылезло. И мама пострадала. Мне не плевать, потому что так как ты — поступают трусы, а я не хочу быть сыном труса. Я вообще сыном предателя не хочу быть, усёк?

Тим набычился, засунул руки в карманы трико и стал в один момент как-то шире, крупнее.

— Ты чего добиваешься? — тихо спросил я и сделал шаг к нему навстречу. Сын напрягся. Я заметил, как у него в карманах руки сжались в кулаки. — Чего ты добиваешься? Ты что, считаешь, что имеешь какое-то моральное право мне что-то высказывать? Ты ещё ничего не понимаешь, Тим. Ты — ребёнок, и лезть во взрослые дела у тебя ещё нос не вырос.

— Ты сам меня в эти взрослые дела засунул, когда подставился и дал мне услышать про свою любовницу. Так что не надо сейчас включать папика. С тех пор, как я знаю о том, что у тебя есть какая-то девка, я уже не считаю тебя отцом. Ты просто какой-то мужик, который доставляет неприятности, и сейчас эти неприятности зашкалили.

— И что, ты втащить мне хочешь? Да? — оскалился я и понял, что да, мой мальчик вырос. Мой мальчик готов отстаивать свою территорию.