Я подняла глаза на мужа, он все это хранил.

У него была своя коробка памяти.

— Так зачем ты тогда, Валер, зачем ты вот это все променял?

Валера облизал потрескавшиеся губы и поднял на меня глаза, в которых на уровне зрачков качалось отчаяние.

— Мне просто показалось, что спасать нечего.

Я действительно не хотела плакать, но эти слова так больно ударили в центр сердца, раскраивая его на куски, что я не смогла сдержаться.

Нечего спасать ему было. А дети, а пятнадцать лет, а наша совместная старость? Да, конечно, это ничто, это беречь не нужно.

— Я просто думал, что с каждым годом будет становиться все хуже и хуже, и, соответственно, беречь уже бессмысленно, что давно сломано. Ты не относилась ко мне, как к мужчине. Ты относилась ко мне, как к отцу своих детей. Ты безумно меня уважала, ценила. Твоя забота, плескалась через край. Но с каждым днём мне становилось от этого все более некомфортно. Знаешь, такое раздражение какое-то из-за того, что я давал тебе какие-то сигналы, намёки, а ты не понимала. И своим непониманием разжигала сомнения у меня в голове. Я сомневался в самом себе, в том, насколько я привлекателен, мужественен, успешен. Карин, я на самом деле просто задрался выпрашивать свой секс. И в какой-то момент мне показалось, что чем жить так, то лучше, возможно, вообще стоит закрыть эту тему именно для нас с тобой. Мне показалось правильным не заострять на этом внимание именно с тобой. Наверное, все-таки любовь и постель — это не тождественные понятия.

Карина

Валера тяжело вздохнул, и его ладони легли на мои колени.

Я вздрогнула, как будто бы от удара электрического тока. Мне показалось, что это неправильно. Так не должно быть, и Валера переступал какую-то мною возведённую стену своими прикосновениями.

— Но поскольку эти понятия не тождественные, я решил, что будет какая-то жизнь со стороны, и будет у меня семья крепкая, надёжная. Но я не понимал, что если ты все узнаешь, то мои доводы, мои мысли на этот счёт просто окажутся нелепыми, потому что, когда ты говорила со мной, когда ты эмоционально реагировала на меня, я ощущал эту энергию, женственную, манящую, и меня это ещё сильнее сводило с ума, но до того момента, до того, пока все не вскрылось, я считал, что я делал лучше. Ну, Богом тебе клянусь, Карин, я не спал ни с кем.

Я только сглотнула и шмыгнула носом, постаралась унять колотящееся сердце, которое, несмотря на то, что его раскроили на куски, оно все равно продолжало биться. Почему-то было ощущение какой-то неправильной и истощающей меня ситуации. Он променял семью, он променял все на какое-то эфемерное понятие желания. И он даже не постарался спросить у меня, узнать — как я вижу со своей стороны наш брак.

Для меня любовь и постель были неразделимы. Я не понимала, как можно любя, желать другого человека.

— Любимых не предают, Валера, — сказала я с запинкой.

— Карин, да не было никакого предательства. Не спал я с ней.

— Если бы ты с ней не спал, она бы не возомнила себя черт пойми кем, она бы не приехала. Она бы не познакомилась со мной. И уж тем более она бы не посчитала возможным влетать в зад моей машины, когда у меня там сидели дети. Откуда у неё была эта святая уверенность в том, что ей за это ничего не будет?

— Она просто тупая.

— Ну, Валер, давай будем откровенны, — я склонила голову к плечу. — Ей ведь действительно за это ничего не будет.

Лицо мужа накрыла тень, он поджал губы.

— А вот об этом тебе думать не надо, — холодно заметил он, снова одевая свою любимую маску властного босса. Ненавидела, когда он так делал, ненавидела, когда он себя так вёл со мной.

— Валер, ты сейчас не в том положении, чтобы что-то мне советовать и как-то выкручивать ситуацию в свою пользу. Я считаю, что у вас все было, раз она имела наглость поступить так. Она не посмотрела ни на твоих детей, ни на то, что у тебя жена беременная. Ты же к ней поехал. Тогда ты же поехал проверять беременна она или нет…

— Нет, не так, — зарычал муж. — Я поехал проверять, насколько она оборзела, по той простой причине, что никто от меня, кроме тебя, не мог быть беременным. Я спал только с тобой, Карин. И мне показалось, если она, приехав, начала тыкать тебе тестом на беременность, то это вообще сверхнаглость.

— Ну хорошо. Тогда что было дальше? Почему, несмотря на, что ты приехал, разругался с ней, ата-та сделал пальчиком, она все равно посчитала нужным приехать в наш двор, припарковаться возле нашего подъезда и бежать, чтобы поговорить со мной? То есть откуда у неё эти мысли о том, что она имеет право так себя вести? Эти мысли бывают только у женщины, с которой спит мужчина, которая осознает, что покусились на что-то её.

— Я не знаю откуда у неё эти дебильные мысли. Я с ней не спал и вполне уверен, что её приезд — это был просто способ спровоцировать либо тебя, либо меня. Ничего более…

— Но если ты с ней не спал, тогда откуда у неё такая маниакальная модель поведения? Она же ведёт себя так, как будто бы имеет право на тебя.

— Видимо, она посчитала, что какое-то замшелое колечко с фианитом даёт ей право думать, что у нас что-то было.

— У вас что-то было, Валер, — тяжело сказала я и поняла, что я больше не вывожу, серьёзно. Я не могла больше выдерживать эти разговоры. Он оправдывался, он пытался донести до меня, что он не такой изменник, но мне казалось, это выглядело сущей пыткой для меня. — Валер, я не хочу продолжать этот разговор. Это очень мило, что ты хранишь какие-то памятные вещи нашей семьи. Действительно мило, но если ты считаешь, что это как-то могло повлиять на моё решение относительно беременности, развода, ты ошибаешься, родной, — мягко сказала я и провела кончиками пальцев мужу по щеке.

Валеру отшатнуло, словно бы я его ударила кнутом. Глаза залились тьмой.

— Карина. Не играй со мной.

— Я не играю с тобой, Валер. Я пытаюсь с тобой договориться о том, что мы подадим на развод и будем просто родителями, и все…

Валера ушёл от меня, взбешённый, нервный, злой. Ему не понравилось, как мы закончили разговор. Ему не понравилась моя позиция. Мне показалось, что он даже разочаровался в том, что я такая несговорчивая, но иначе поступить я просто не могла.

Я не понимала, как дальше жить с человеком, который предал настолько сильные чувства, поэтому с каждым проведённым часом в больнице я все сильнее и твёрже становилась в своём решении подать на развод. Другого выхода у нас не было.

Через два дня меня наконец-таки выписали из больницы. Встречать меня приехал Валера и дети. Я не понимала, для чего необходимо столько шума, когда могла сама вполне доехать до дома на такси, но когда муж встал в дверях недвижимой скалой, я поняла, что спорить в принципе бессмысленно.

— Мамочка, милая, я так рада, что хоть ты уже выздоровела, — пролепетала Лида и, подбежав ко мне, стала прыгать на одном месте, чтобы я взяла её на руки, но я не могла себе сейчас такого позволить, поэтому присела на корточки возле дочери и погладила её по волосам.

— Я тоже рада, милая, я очень по вам скучала — по тебе и по Тиму, — сделала специально жёсткий намёк на, что по поводу папы у меня нет никаких мыслей. Валера вскинул подбородок и сузил глаза.

Время в машине тянулось почти бесконечно. Я не знала, куда себя деть, сидя рядом с мужем на переднем сидении.

Когда мы почти доехали, я наконец-таки уточнила:

— Что с моей машиной?

— Это теперь твоя машина, — сказал холодно Валера.

— Нет. Мне интересно, что с моей машиной?

— Она в автосервисе, когда её подрихтуют, я её выставлю на продажу.

— Но это моя машина. Ты не имеешь права ничего продавать!

— А ты моя жена, я имею все права на все, — оскалился муж, и я поняла, что у меня в крови взбурлил адреналин, он опять делал то же самое. Он опять заставлял меня ощущать себя какой-то никчёмной.