Снежана нахмурилась, поджала губы.

— Я прошу прощения, — как будто бы сделав всем одолжение, произнесла Снежана, не глядя в камеру. — Это было с моей стороны, очень глупо и некрасиво, заявляться и требовать расставания. Я не должна была так себя по-хамски вести. Доволен?

Через секунду спросила Снежана, и я увидела, как в камере отразилось её лицо.

— Нет, конечно, — произнёс хмуро Валера. — Ну, с тебя и этого хватит.

Камера задвигалась, зашуршала, я прикусила губы.

— Валер, ну как ты можешь? Ты что, просто так уйдёшь?

— Да, я просто так уйду, — произнёс мой муж.

— Ну как же мы…

— Нет никаких нас. Ты должна это понимать.

— Валер, ну то, что мы с тобой не спали, это всего лишь стечение обстоятельств. Я уверена, если бы ты ушёл от жены…

— Заруби себе носу, — картинка в камере вся поблёкла, и экран залился полностью черным. Мне слышался только приглушённый голос мужа. — От жены я никуда не уйду, жену я люблю, а тебе лучше знать своё место.

Снежана захныкала, и в этот момент Валера тяжело выдохнул. Началось какое-то движение, какие-то трески, шумы. Я прикусил губу.

— Валера, ну что мне сделать, чтобы ты перестал злиться?

— Не приближайся к моей жене.

Снежана ничего не ответила, но снова раздались шорохи, потом скрипнула дверь. Я услышала опять капризный голос Снежаны.

— Ладно, хорошо. Значит, все в порядке? Котик, ну пожалуйста, ну не злись на меня, я поняла все. Я буду очень послушной.

— Посмотрим, — отозвался муж.

— Ну котик… Пожалуйста, не злись больше. Я понимаю, что поступила неправильно, но ты должен меня понять. У нас все так неопределённо, так неясно, и я же вижу, как тебе хорошо со мной.

— Мне кажется, у тебя близорукость, проверь зрение.

— Ты мне ещё позвонишь?

— Я же сказал уже. Посмотрим, — нервно отозвался голос мужа.

— Я, правда, больше так не буду, честное слово, котик, не обижайся, пожалуйста.

Видео оборвалось, точнее, звук оборвался, когда снова скрипнула дверь, и Валера оказался, походу, в машине. Потом появилась кнопка нового воспроизведения, я покачала головой, опустила глаза на мужа.

— Но, Валер, ты же ей не сказал, что у вас все кончено, — произнесла я, склонив голову к плечу. И все же немного успокоившись, муж посмотрел на меня растерянным взглядом. — А самое смешное, Валер, что ты врёшь по той простой причине, что, когда ты увидел тест на беременность, ты поехал к ней. Ты с ней спал?

— Нет, Карин, нет! — Валера взмахнул руками, пытаясь снова схватить меня в объятия. — Я с ней не спал, а к ней я поехал с этим тестом, чтобы его засунуть ей в одно место по той простой причине, что девка совсем обнаглела. У меня в голове это крутилось так, что какого хрена она припёрлась к тебе с тестом на беременность, если мы не спали, то есть это высшая какая-то наглость, а по поводу того, что я не сказал о том, что все кончено… Я этого не сделал, потому что на тот момент даже не думал об этом. Мне казалось, что то, с каким состоянием я приехал к ней, уже говорило само за себя и то, что я заставил её извиняться, уже говорило о том, что у нас все кончено. Ну ты сама вдумайся, какой нормальный мужик, будучи с любовницей, будет подвергать её таким унижениям? Он явно псих, и я не могу понять, как, почему нормальная женщина, точнее, любая нормальная женщина, после такого в шею бы не гнала. И было логично, что после всей этой дряни, чтобы я не сказал, все равно все кончено. Это нелогично…

— Валера, ты этого не произнёс.

Я сделала шаг в сторону, пытаясь уйти, и Валера взвыл раненым зверем:

— Карин, да что ты от меня хочешь? Не изменял я тебе. Ну чем мне поклясться? Душой своей бессмертной поклянусь! Детьми не могу клясться, жизнью ребёнка не могу клясться, потому что я должен клясться только тем, что принадлежит мне. Я все что угодно сделаю, Карин, я тебя умоляю. Да, я понимаю, что если сейчас ты ничего не сделала, и я все-таки успел, то ты это сделаешь позднее. Но я тебя умоляю. Не делай этого! Все, что хочешь бери, все, что можешь взять — бери. Я не буду ни против чего. Запретишь общаться с детьми, даже не покажешь мне новорождённого. Хорошо, я буду нести этот крест, потому что я сам его выбрал, оступившись, ступив на неправильную дорогу. Я готов нести эти наказания. Карина…

Валера дёргался за мной, пытаясь поймать меня в объятия. Но я то отступала назад, то делала шаг вбок.

— Все, что хочешь отдам, Карина! Деньги, имущество, квартиру, бизнес. Все-все! Останусь в одной рубашке, но тебе все отдам, потому что ты — мать моих детей, ты женщина, с которой я прожил офигительно долгое время, самое чудесное время. Но почему-то я идиот, такой нарцисс самовлюблённый, который забыл об этом, посчитал, что это ничего не значит, что ты все проглотишь, но я на самом деле не знал. Точнее, забыл, сколько всего ты сделала ради нас. Все, что хочешь, Карин, только прошу тебя, оставь этого ребёнка. Все, что решишь, приму все, что потребуешь — отдам, но не отбирай ребёнка у нас. Я молю тебя…

На глазах закипели слезы, молил он….

Вспомнила себя в операционной, когда я металась с криками.

Я выдохнула.

И, посмотрев пристально в глаза мужу, утонув в его чёрном золоте, хрипло произнесла:

— Все отдашь, говоришь? Так отдавай, Валера прямо сейчас…

— Так и ещё три квартиры, — хрипло произнёс Валера и медленно встал из-за стола. Мы были в ближайшей нотариальной конторе и заключали с мужем соглашение. — Так и пропишите, что я обязуюсь в течение последнего года приобрести три квартиры в количество детей…

— Но у вас двое детей…

— Будет трое, — поправил Валера и встал сбоку от помощника нотариуса. — Так, содержание прописали.

Я туго сглотнула и обняла себя руками.

Да, все отдаёт: квартира, которая есть, дом, все остаётся за мной, машина, содержание на каждого ребёнка в отдельности и меня. Три квартиры, сберегательный фонд.

— Карин, — мягко позвал меня Валера, и я резко подняла на него заплаканные глаза. — По бизнесу что?

Я не знала, что по бизнесу. Я один черт ничего не понимала в военном представительстве. Для меня это была какая-то абракадабра. И да, я такая сильная выходила из больницы, но почему-то, когда оказалась в кабинете нотариуса, когда Валера начал все перечислять, я ощутила какую-то липкую неприязнь к самой к себе, как будто бы я все это получаю не потому, что Валера готов это отдать, а потому что я его вынудила. Такая террористическая акция. Ведь я ему так и не сказала, что это я не смогла избавиться от ребёнка.

Ладони, помимо воли легли мне на живот, и я прерывисто вздохнула. Валера цыкнул и обратился к нотариусу.

— Так, давайте мы сейчас с бизнесом решим такую тему, он будет принадлежать супруге, но директором по-прежнему остаюсь я, по той простой причине, что жена не разбирается в этом деле никак, а так у неё будет гарант, что если ей что-то не понравится, она в любой момент сможет либо перепродать, либо назначить нового директора.

По коже побежали мурашки. Где-то на уровне горла стоял такой комок, что я не могла проглотить даже собственные слюни, поэтому, медленно отодвинув стул, я пристала.

— Рин, ты куда?

— Мне надо воды попить, — отозвалась я тихо и вышла в коридор, встала возле кулера и трясущимися пальцами перехватила пластиковый стаканчик, который тут же помялся. Вода была с привкусом железа, но мне на самом деле это просто казалось, она ничем не пахла и на вкус была простой. Но моё искалеченное сознание сейчас воспринимало все немножечко иначе.

Спустя пару минут Валера выглянул из кабинета и тихо позвал:

— Нам надо все подписать.

Я растерянно кивнула и, бросив истерзанный стаканчик в мусорку, сделала несколько нетвёрдых шагов в сторону кабинета нотариуса, подняла глаза на Валеру.

Я не понимала, как я буду жить без него. Самое страшное в предательстве, что ты простить не можешь и любовь никуда не уходит, не отворачивает человека предательство молниеносно от любви. Не бывает так. Любить ещё будешь годами, десятками лет, просто потому, что это самое сильное чувство.