— Карина, вы точно уверены?

Я не была ни в чем уверена. Поэтому просто без слов кивнула, чтобы она не увидела мои глаза, полные слез.

Я не хотела делать аборт, я очень сильно не хотела этого. Но я понимала, что, ну не смогу, я не вытащу, не вывезу, себя прокляну, ребёнка возненавижу. Но не вывезу. В живой природе ведь так происходит. Для выживания остальных детёнышей, слабых выбрасывают.

Меня провели в палату для осмотров, померили давление. Взяли кровь. Принесли медицинский халат на завязках.

— Кстати я вас направила к очень хорошему врачу. Все должно пройти без сучка и задоринки. У нас будет эпидуральная анестезия, поэтому вы будете в сознании, и ничего опасного не должно случиться, — сказала мне врач, я только кивнула головой, сдерживая злые слезы отчаяния, сдерживая всю свою боль.

В какой-то момент я снова осталась одна, приложила ладонь к низу живота.

— Прости, прости меня, — прошептала я, упираясь рукой в подоконник. Природа так создала людей, чтобы мать любила своего ребёнка, даже когда он ещё размером с семечку. За это отвечал гормон окситоцин, у меня его было очень много и, может быть, не в гормонах было дело, а в том, что это его ребёнок.

Ребёнок мужчины, которого я любила сильнее всего в жизни. И зная, что этот ребёнок — плод моей любви к мужу, расстаться с ним было невыносимо.

Это было очень страшно, страшно шагать в неизвестность, страшно шагать на неправильную тропку. А убийство собственного ребёнка — это то, за что потом люди горят в аду.

Когда появилась медсестра, я уже не могла сдержать слез.

— Вы готовы? — тихо спросила она.

Понимая, что нихрена я ни к чему не готова, понимая, что не хотела я этого аборта, я стиснула зубы, шмыгнула носом и призналась:

— Я готова.

— Тогда пройдёмте в операционную…

Валера

Я зажал пальцами переносицу и тяжело задышал, дёрнул рукой в сторону телефона, снова набрал тёщу.

— Зайди в спальню, — произнёс я резко, — у неё должен лежать ежедневник на тумбе.

— Валера, что происходит? Почему вы водите меня вокруг пальца? Это ненормально.

Я поджал губы и чуть не заорал, хотелось выматериться. И послать к чертям любимую мать супруги.

Я просто не знал, где сейчас принимал врач Карины. Она была у меня очень дотошной и за своим доктором ходила по нескольким клиникам. Последний раз я привозил её куда-то в северный район и боялся, что просто тупо не соображу, где сейчас принимает врач.

— Я тебя прошу, пройди в спальню и возьми её ежедневник. Открой и в адресах поищи адрес гинеколога.

— Так, Валера, все, я теряю терпение. Это ни в какие ворота не лезет. Сколько это может продолжаться? Что вы из меня дуру делаете? У вас что-то случилось? Карина чем-то заболела, и поэтому все такие?

Я тяжело задышал и бросил трубку, нашёл в контактах номер сына и стал звонить.

Умолял только, чтобы он взял, но Тим не брал с ни первого раза, со второго, с третьего. Я уже думал звонить Лидии, чтобы она отнесла ему мобильник, но на четвертый раз Тим принял звонок и хрипло уточнил:

— Ну что тебе?

— Открой ноут матери, найди переписку в мессенджере с её врачом. Отмотай до адреса.

— Ты что решил? Я просто так сейчас пойду и буду шпионить за матерью? — зло выдохнул сын. Я чуть не придушил его.

— Тим, я умоляю тебя. Ты можешь меня ненавидеть. Ты можешь меня посылать. Ты можешь со мной не общаться. Можешь со мной не разговаривать. Но сейчас, будь добр, засунь свои обиды, между прочим, правильные и нормальные, очень глубоко, потому что мне нужна твоя помощь. Помощь нужна твоей матери в первую очередь, потому что если она сделает то, что задумала, то будет плохо всем. Поэтому я тебя прошу. Давай мы сейчас с тобой заключим временное перемирие, и ты сходишь и найдёшь контакты её врача в переписке.

Сын тяжело задышал. Я понял, что нельзя было так обращаться с ним, нельзя было так рычать на него, но у меня нервы сдали. Я понимал, что если Карина рискнёт сделать последний шаг, то её потом ничего не удержит на краю, а я не хотел, чтобы она себя в чем-то винила, потому что винить в этой ситуации надо только меня.

— Ну же, Тим, — рыкнул я. — Я тебя прошу. Я тебя умоляю. Ты можешь со мной не общаться. Можешь меня не любить, ненавидеть меня. Но сейчас не дай матери совершить ошибку.

— Я не понимаю, о каких ошибках ты говоришь. Ошибаешься у нас в семье один ты…

— И ты прав. Я ошибся. И вместо того чтобы мне заплатить цену этой ошибки, её сейчас заплатит мать, поэтому бегом.

Тим тяжело задышал, и у меня в трубке раздались шаги, он налетел на тёщу, которая даже сквозь его мобильник умудрилась что-то нелицеприятное высказать мне.

— Что искать? — выдохнул Тим.

— Не знаю. Открой переписку, там должна быть какая-нибудь Лиза, врач Маша, врач что-то такое.

— Анастасия Георгиевна, врач, — мягко сказал Тим, — эту переписку открываем?

— Открывай, ищи по поиску адрес, новый адрес.

Тим застучал клавишами. А я понял, что время на исходе, если Карина уехала хоть за час до моего звонка, то уже все должно было быть предрешено. У меня оставалось, даже если она уехала за час, не больше чем полчаса на поездку и на возможность её остановить.

— Красногвардейская двенадцать, — произнёс мягко Тим. Я только сглотнул.

— Спасибо, родной, спасибо, любимый, — сказал я и отключил звонок, сдёрнулся с места. Выскочил из кабинета и, наплевав на все встречи, на все переговоры, которые были на сегодня запланированы, выскочил в коридор. Пробежал к лифту, вызвал его, не дожидаясь, сиганул по лестнице, быстро пересёк несколько пролётов, выскочил в холл, запыхался, пробежал до стеклянных дверей, вылетел наружу, кликнул брелоком, прыгнул в машину.

Все отдам ей, только бы чтобы родила ребёнка, пусть ненавидит меня. Пусть разводится со мной, но если она сделает аборт, это в первую очередь убьёт её саму. А убивать должны меня, это я во всем виноват.

Я тяжело задышал и понял, что сердце отчаянно рвалось из груди, давление било по глазам, и я постоянно растирал их пальцами.

В обеденное время машины сновали, из-за этого я рисковал попасть в пробку, бесило, хотелось быстрее доехать. От меня до адреса клиники было примерно пятнадцать минут по пустому городу, а по пробкам я мог застрять на час и больше, но психанув я вырулил на объездную и, потеряв пять минут драгоценного времени, все же через пятнадцать, припарковался у подъезда к клинике.

Я выскочил из машины. В голове все шумело, дребезжало, звенело.

Карина не должна так поступать. У неё не хватит сил пережить такую потерю, и в этом буду виноват только я. И пусть все, что угодно делает, все, что хочет я ей отдам, только чтобы родила ребёнка. Дети — это её. У неё чудесно получается воспитывать их. Это со мной, с моими замашками гопника, дети росли бы золотой молодёжью, нифига не ставящими ничего в центр. Но у Карины был природный дар растить чудесных детей, воспитывать хороших людей. Если она избавится от ребёнка, это в первую очередь принесёт боль одной лишь ей.

Я дёрнулся вперёд, пролетел несколько ступеней, даже не заметив, что их была целая вереница, схватился за ручку стеклянной двери, дёрнул на себя, ничего не поддалось, замок пискнул, я резко оглянулся, посмотрел, увидел датчик со звонком, нажал и стал нервно ожидать.

— Вы записаны? — раздался мелодичный голос администратора.

— Нет, у меня жена у вас, — рявкнул я на всю улицу. Девушка ничего не ответила, только сработала мелодия, говорящая о том, что двери открылись, я дёрнул на себя ручку и чуть вместе с мясом не выдрал из петель дверь. Пролетел холл, подался вперёд, развернулся, оглянулся на ресепшен, пытаясь сообразить, как узнать, в каком кабинете принимает лечащий врач моей жены, но в этот момент двери лифта раскрылись, и в них показалась заплаканная Карина.

Наплевав на все, я дёрнулся вперёд. Наплевав на все, я только успел, что упасть перед ней на колени. Схватить её, прижать к себе, уткнуться лицом в живот и прошептать: