Да, мать не поддержит. Кто же ей баню поставит и гортензии из самого большого садового центра подарит? Мать еще будет ходить и тыкать меня в то, что разведенка беременная с двумя детьми никому не нужна.

— Ну, что ты молчишь? — Валера подошел ко мне сзади и откинул волосы со спины, забросив мне их на плечо. По спине сразу выступили мурашки, которые тут же покрылись холодным потом от нервозности и горячего дыхания супруга. — Сама же знаешь, что глупости это все. Ну спалился. С кем не бывает? Или скажешь мне, что сама за эти пятнадцать лет брака ни на кого не западала?

— Тебя любила до потери рассудка, — горько произнесла я, вспоминая, как меня накрыло страхом, когда Валера влетел на машине на трассе в ограждение, и мне позвонил фельдшер скорой. Как неслась к нему с двумя детьми. Лидочка тогда совсем кроха была. Чуть больше полугода. Или как переживала, когда Валера вирус подхватил и уехал болеть в гостиницу, чтобы нас не заразить. И я как больная металась по квартире.

А может и не болел он. А к своей этой уезжал.

— Так люби дальше. Что ты себе нервы в клубки скатываешь? Что ты себя изводишь? Я, что ли, сказал, что ухожу? Или бросаю тебя? Что ты накручиваешь? — непонимающе спросил Валера, и я резко развернулась.

— Ты изменяешь! У тебя любовница-малолетка с амбициями стать женой. И это не ее фантазии. Это ты позволил ей так думать. Это ты не остановил ее. Это ты дал понять, что она может разрушить семью. И ты влюбился… — последнее я выдохнула, как будто только осознав весь масштаб предательства.

Валера не просто снял себе шлюху на вечер.

Он влюбился.

А как говорила моя мама: не страшно, когда мужик гуляет, страшно, когда любовь нашлась на стороне.

— И значит меня ты не любишь… — прошептала я, ощущая внутри как болью сдавило горло, как закаменела грудь, стараясь раздавить хрупкое малахитовое сердце и как застыли на часах минуты до страшного слова «развод».

Но Валера ничего этого не чувствовал. Он склонил голову к плечу и уточнил:

— А с чего ты решила, что моей любви не хватит на всех?

Моя рука взметнулась к лицу мужа быстрее, чем я успела сообразить, что делала.

Ни разу, ни в один из моментов нашего брака такого не происходило. Никогда я не хотела дать пощечину Валерию.

Но сейчас у меня словно салютами в голове взрывались нейронные узлы, и я не понимала, что творила.

Мои пальцы застыли в миллиметрах от лица мужа, остановленные его твердым движением.

Валера оскалился.

Показал зубы.

Растекся в такой пренебрежительной звериной ухмылке.

— Это было бы вполне заслуженно, — протянул Валера, и его губы растянулись в глумливой улыбке. — Но, думаю, мы еще не настолько готовы к финалу…

Моя рука обмякла словно кукольная, и муж, притянув ее к своим губам, мягко прошелся поцелуями по запястью, переместился на пальчики и посмотрел на меня исподлобья.

Этот взгляд.

Эти движения…

Муж хотел…

— Пусти меня, — хрипло выдохнула я и дернула руку на себя. Толкнула неумело Валеру в грудь и чуть не вывихнула запястье, упершись ладонью в его крепкие мышцы.

— Не зли меня, Рина… — пророкотал его голос, переливаясь урчащими нотами.

— Ты омерзителен… — выдохнула я, стараясь вырваться из капкана его рук, которые он поставил по обе стороны от меня. Я старалась отдалиться и почти прогнулась назад в пояснице, чтобы не соприкасаться телами, но Валера лишь улыбался.

Это чудовищное зрелище: улыбка и обжигающие холодом глаза.

— Ошибаешься… я тебе нравлюсь… — горячее дыхание, в противовес взгляду, обожгло открытые участки кожи. — Даже такой. Неправильный, порочный и насквозь прогнивший, я тебе нравлюсь. Ты не можешь скрыть реакции тела. Ни свой румянец на щеках, ни бешеное сердцебиение.

— Хватит! — выдала я, стараясь отодрать руку мужа от стола, чтобы выйти.

— Хватит будет, когда я скажу, а будешь дразнить, я тебя прямо на этом столе разложу и вытрахаю из тебя всю дурь, — Валера поднял руку и провел мне по шее пальцем, спустился ниже, поддевая ворот платья.

Я дернулась от него как от чумного, понимая, что он совсем ополоумел и чокнулся.

Он как будто был доводом во плоти.

Он был несдержанным.

— Ты чокнулся! Дети дома, а ты такое несешь! — зарычала я, хватая двумя руками ворот платья и стараясь его стянуть.

Валера запрокинул голову назад и тихо рассмеялся. Потом он провел ладонью по лицу, стирая следы усталости и, повернувшись ко мне, процедил:

— Вот, Карин, вот в этом все дерьмо, — заметил он зло и раздраженно, брови сошлись на переносице, а скулы еще ярче оказались прорисованы. — У тебя то дети дома, то не та фаза цикла, то мама в гости приехала, то луна в козероге имеет тельца… У тебя хренова туча причин, чтобы просто не спать со мной. Ты каждый раз так филигранно увиливаешь от постели со мной, что я даже пожаловаться не могу, что у моей жены голова болит, потому что каждый раз новые отмазки.

Я задохнулась обидой.

Никогда не было такого, чтобы я увиливала или оттягивала что-то.

— Не было такого. Ты просто сейчас вообще не к месту свое либидо проявляешь. У нас дети дома! — хрипло произнесла я, хватая раскаленный воздух губами. — И вообще…

— И вообще, Карин, у тебя вечно что-то не так, место, время, поза. Тебе вот самое нормальное — под одеялом в кроватке в темноте, но, черт возьми, я выбирал себе женственную, сексуальную женщину с яркими чертами, потому что знал, что мне всегда не хватает и, соответственно, даже спустя пятнадцать лет я хочу тебе юбку задирать в машине, на приеме, в примерочной с тебя стягивать трусики!

Последние слова Валера почти прорычал, и я затравленно посмотрела на коридор, чтобы дети не услышали ничего.

— Но ты знал, что я не такая! Ты брал, блин, девственницу! — не выдержала я, ощущая липкое, неприятное что-то внутри, словно бы меня стыдили. И стыд этот выступал на коже красными пятнами.

— Вот именно! — хлопнул по столу Валера. — Я брал девственницу, чтобы специально под себя все сделать, чтобы показать и сразу задать уровень желания и когда я понял, что все идеально, ты огорошила меня тем, что раз у нас теперь ребенок, то нельзя настолько много проявлять желание! Нельзя, блин? Ты где росла, что считаешь, будто бы муж, трахая свою жену, выказывает ей неуважение?

— Да ты озабоченный псих! — резко выдала я, совсем потеряв границы воспитанности и уважения. Мне сорвало все стопоры, и я поняла, что на моем языке говоря, Валера меня все равно не слышит. Я от обиды прикусила губы и шагнула к коридору.

— Куда ты? — нервно спросил Валера. Я отмахнулась, потому что разговор снова скатывался на упреки и обвинения. А я их и в первый раз услышала. Я просто оказалась для мужа фригидной клушей и все. И никакие нормы морали этому не были помехой. Видите ли, я просто недостаточно его хотела. А как хотеть? Когда ребенок грудной на руках, молоко это, чёртово, которого прорва и оно постоянно застаивается, потому что Тим мало кушал, когда съемная хата и соседка чокнутая, стучащая по батарее клюкой, когда мать над ухом все время брюзжит, что я совершила ошибку. Как в такой ситуации хотеть?

Да я сдохнуть хотела, а не секса!

Я влетела с спальню и подхватила с тумбочки свою сумку. Дернулась к шкафу и вытащила коробку с документами, выдернула оттуда все детские, а потом только свое. Комом запихнула в сумку и в этот момент в спальню вошел Валера.

— Ты что творишь? — спросил муж, похолодевшим голосом, в котором электрическими искрами звенело напряжение.

— Догадайся, — фыркнула я и, поставив сумку на столик, дернула из нижнего ящика чемодан.

— Ну-ка прекрати мне тут этот спектакль, — пригрозил Валера и подхватил сумочку. Резко вывернул ее на кровать, подхватил документы и замер.

Я тоже.

В куче косметики, ключей, блистеров с таблетками словно вишенкой на торте лежал проклятый тест на беременность.

Валера облизал губы.

Я сжала пальцы в кулаки.