У меня было горе, и я хотела, чтобы он черпал его ложкой.

— То есть ты все пятнадцать лет страдала от постели со мной? — Валера запустил пальцем волосы и отшагнул от меня чуть назад, прикусил губы и со всей силы ударил в стену напротив ладонью. — То есть ты все это время не могла мне ничего сказать?

Я молча прикусила губы и снова опустила взгляд. Я понимала, что с беременностью уже ничего хорошего не будет. Я все это прекрасно понимала. И когда я высказывала все Снежане, я лукавила, по ногам не текло, но я чувствовала, что нижнее белье было влажным, а это означало одно: у меня начало кровить, и, скорее всего, это будет выкидыш. И перед ним мне хотелось сделать неимоверно больно Валере за то, что он пропустил меня по всем кругам ада, за то, что он заставил меня усомниться в нерушимости наших клятв, за то, что он сотворил с нашей жизнью. Он её разрушил, оставил одни руины, и специально игнорируя меня все эти дни, он наказывал меня, как будто бы я была виновата в том, что он изменял. Но я не чувствовала за собой вины, я была хорошей женой.

— Я хотя бы это сказала, а ты просто взял и сходил налево, — произнесла я холодно.

— Так и ты выходит, взяла и сходила налево, — вызверился на меня Валера и, развернувшись, дёрнулся ко мне, сел на корточки, схватил за плечи и заставил меня посмотреть ему в глаза. — Кто он? Кто этот сморчок? Я не верю. Я, во-первых, не верю в то, что ты могла с кем-то переспать. С учётом того, что тебе и меня одного было много. Это раз. А во-вторых, я не верю, что это кто-то достойный по той простой причине, что ты должна была быть инициатором отношений, а ты бы не смогла подойти к мужику, который сильнее тебя, ты ко мне не могла подойти. Я за тобой ходил, это я тебя покорял. Это я делал выбор, а не ты.

— С чего ты взял, что ко мне не мог сам подойти такой же, как ты? — я склонила голову к плечу. И волосы упали мне на глаза. Валера оскалился, усмехаясь, дрожащими пальцами, отвёл мне прядь с глаз и выдохнул:

— Да это глупость какая-то. Я же прекрасно знаю тебя, я же знаю все, начиная от того, какой завтрак ты любишь и заканчивая твоим нижним бельём. Я, блять, все твоё нижнее белье знаю. Я знаю, что тебе безумно нравятся хлопковые простые трусики, и знаю, что ты бесишься от кружева. И поэтому нет, ты мне не изменяла. Я тебе просто не верю. Ты мне стараешься сделать больно, и правильно. Старайся сделать так больно, как только можешь. Ведь я это заслужил.

Я отшатнулась от мужа и посмотрела на него с лёгкой издёвкой.

— И что ты считаешь, что за твою заслуженную боль я тебя смогу простить? Ты понимаешь, что нас было трое в машине? А если бы она разогналась, долбанула сзади, там сидела Лидочка. А если бы она в бочину в правую шлёпнула, там сидел Тим, что бы тогда ты делал? Она твоих детей чуть не угробила.

— Ты больше о ней не услышишь и никогда не узнаешь, — холодно, глядя мне в глаза, произнёс Валера. Я почему-то была уверена, что он не бросал слов на ветер. Дверь кабинета открылась, и влетел врач с медсестрой. Они замерли, увидев нас в противоречивой позе, но потом быстро доктор сориентировался и тут же начал осмотр. Меня отправили на узи, меня отправили сдать анализы и спустя полтора часа, когда меня наконец-таки вернули в палату, где меня ждал Валера, прозвучал закономерный вопрос.

— А вы уже решили, что вы будете делать с беременностью?

На протяжении всего обследования, всего осмотра я не могла успокоиться, пока не услышала этот вопрос, потому что в кабинете гинеколога из-за того, что была авария, удар подушки безопасности, меня очень быстро осматривали, так, что практически не давали мне возможности задать никакие вопросы. Я даже не понимала, что происходило с моим организмом и как он отреагировал на аварию.

Только когда прозвучал вопрос доктора, какое-то глупое, нелепое, маненькое счастье взвизгнуло внутри меня, и да, не хотела я никогда делать этот аборт, просто голос разума, голос взрослой Карины говорил о том, что не выкарабкаюсь я одна с тремя детьми. Сначала будет беременность, и это не будет беременность как с Лидой. Это будет другая беременность, наполненная отчаянием, ощущением ненужности. Это будет та беременность, про которую говорят, что лучше бы её вообще не было. Потом первые несколько месяцев я не смогу никак работать по той простой причине, что на мне будут двое взрослых детей и грудничок. А даже когда малышу исполнится полгода, я все равно не смогу в полной мере обеспечивать себя, а жить содержанкой у бывшего мужа… Это такое себе счастье, потому что никогда не знаешь, когда случится тот момент, когда Валера вдруг решит, что я слишком много получаю, или когда женщина Валеры решит, что бывшая жена как-то зажралась. И поэтому как бы я не хотела сохранить эту беременность, как бы больно мне не было от осознания того, что авария могла послужить причиной выкидыша, я не могла решить этот вопрос самостоятельно.

— Правильно ли я понимаю… — холодно прозвучал голос мужа, который стоял возле кровати и демонстративно не обращал на меня никакого внимания, — что с ребёнком все в порядке?

— Мы пока не можем дать точного прогноза. Все-таки срок очень маленький, но в целом было небольшое кровянистое пятно, но на этом все. Плодное яйцо прикреплено к стенке матки достаточно хорошо. И вообще, ваша жена как будто бы в рубашке родилась, потому что лёгкое сотрясение и несколько ссадин — это многого стоит при ударе подушкой безопасности. Один раз к нам привезли мужчину, которому неплохо так прилетело, и у него село очень сильно зрение.

Валера стиснул челюсти так сильно, что у него заходили желваки.

Я только сглотнула.

— Когда уже можно будет узнать более точный прогноз по поводу беременности? — сквозь зубы процедил муж.

— По срокам сейчас примерно около пяти недель. Значит, где-то недели через три будет полное обследование, сдача анализов. Сейчас все равно на узи мало что видно. Но в целом уже сейчас можно сделать выводы, что с плодом все хорошо.

— А что по общему состоянию? — рубил короткими фразами Валера.

— Я бы рекомендовал сегодня остаться у нас в больнице. Мы назначили несколько капельниц и покой.

Это очень унизительно было находиться в таком состоянии, что кто-то что-то решал за взрослого человека. Мне было больно от того, как Валера себя вёл по той простой причине, что он вообще не имел права распоряжаться моей судьбой и моим телом в данный момент.

Я сидела и перебирала пальцы, смотрела в одну точку.

Когда врач вышел, Валера обернулся ко мне и тяжело задышал:

— Видишь, с беременностью все хорошо, — произнёс он холодно.

— Тебе какое дело до этого?

— Мне прямое дело до этого, Карин, хватит играть в эти нелепые игры. Хватит мне вешать лапшу на уши, что это не мой ребёнок. Я прекрасно знаю, что это мой ребёнок.

— Тебе первые два ребёнка не нужны никогда были. Что ты в третьего вцепился?

Валера поджал губы, запрокинул голову к потолку и с рыком выдохнул.

— Что ты со мной возишься? Езжай, там у тебя Снежана, она так переживает, что ты ей не звонишь…

— А может быть ты порадуешься, что я ей не звоню? — спросил зло муж, и у меня от ненависти сковало все тело. Казалось, каждую клеточку парализовало.

— Да, извини, забыла краковяк станцевать на радостях. Как же, он любовницу свою бросил, да все в угоду своей семье. Как же он вот такой вот весь смелый приехал, увёз меня в больничку сразу. А ничего, что по его вине я оказалась в больнице, а ничего, что по его вине дети пострадали.

— Я не контролирую её, она не на цепи сидит, и да, за этот случай она получит! — выдал с раком Валера, а я усмехнулась:

— Что, не так интенсивно её потрахаешь?

Мне, если честно, хотелось с ним разосраться в пух и прах. Мне хотелось, чтобы мы кричали, оскорбляли друг друга. Тогда бы у меня исчезло то противное чувство, что я делаю что-то неправильное. Я не хотела, чтобы Валера создавал ситуацию, когда я жалела о своём решении развестись.