— Да я, похоже, в середине семейной драмы: жена, любовница…

— Валерик, милый!

Валера медленно, словно дикий зверь, готовящийся к прыжку, повернул голову к Асханову.

— Иди, жди ментов, — сказал он спокойно, — у себя в тачке. А я как-нибудь сам разберусь.

Асханов усмехнулся, поднял руки вверх и только покачал головой.

— Да вообще без вопросов, разбирайся в чем хочешь, — поймав мой взгляд, Асханов подмигнул и одними губами прошептал: — Я найду твой номер.

Я в непонимании покачала головой, в этот момент вклинилась Снежана.

— Видишь, видишь, это они все подстроили. Они знакомы. Они наверняка любовники. Видишь, вот ты весь такой хороший, а она тебе все равно изменяет, как бы ты не любил детей. Она вот такая вот.

В этот момент Валера резко, слишком неожиданно выпустил меня из рук. Я пошатнулась, а потом раздался звонкий хлопок. Я растерянно обернулась, увидела, как Снежана, прижимаясь к боку машины, зажала ладонью щеку.

— Я тебе что сказал, если ты ещё раз приблизишься к моей жене или к моим детям, я с тебя шкуру спущу. В машину села, заткнулась и ждёшь.

Он перехватил её за плечо и втолкнул в тачку, выдернул ключи из зажигания, хлопнул дверью и заблокировал ее. Снежана молча осталась сидеть, прижимая ладонь к щеке, а я неверяще покачала головой.

— Ты, ты…

— Тебе надо в больницу, Карин, — подошёл и мягким голосом сказал Валера. Я отшатнулась от него, как от прокаженного.

—Ты её ударил…

— Она не понимает слов, а я уже обещал, что если с твоей головы упадёт хоть волос, ей не поздоровится. Это ничто по сравнению с твоей разбитой губой, синяком на скуле и ударом подушки безопасности… — его голос был пропитан холодом, и от каждого слова у меня застывала кровь в жилах. Я только сглотнула и помотала головой. — Сядь в машину, в мою, детей сейчас пересажу. Тебе надо в больницу…

— Авария…

— Мне похер на аварию! Приедут комиссары, сами все разрулят. Уж поверь, тачку ещё одну я тебе купить в состоянии, чтобы сейчас из-за этого рисковать твоим здоровьем.

Я осталась стоять, не понимая, что мне надо делать, и с каждым его произнесённым словом я осознавала, насколько циничен был мой муж.

Ему было абсолютно наплевать на то, что хочу я, что хочет Тим. Он уже решил, что нам надо ехать в больницу, и все. Да, я сама тоже собиралась ехать именно туда, но не так, как он это предлагал сделать.

Я замотала головой, но у Валеры сдали нервы, и я бы не удивилась, если бы и мне выписали оплеуху, но Валера лишь шагнул ко мне, резко перехватил меня за талию, вторую руку подсунул мне под колени и поднял на руки.

Я взвизгнула.

— Тихо, тихо сейчас, сейчас.

Валера донёс меня до своего внедорожника и посадил на переднее сиденье. В этот момент у него завибрировал телефон, и он нервно ответил.

— Бугатов, приедь, здесь авария, мне надо срочно жену везти в больницу. Она пострадала. Ещё неизвестно, что с детьми, — Валера резко дёрнулся к моей тачке, открыл заднюю дверь. Лида, завизжав, тут же ему влетела в грудь, он перехватил её, как маленькую обезьянку, и дёрнулся ещё раз внутрь, но раздался резкий голос Тима:

— Да пошёл ты.

Сын, не стесняясь в выражениях, орал на Валеру, но тот, все равно наплевав на что-либо, просто дёрнул его за шиворот и вытащил из машины. Тим, упираясь, пыхтел, но Валере было достаточно двух шагов для того, чтобы пересадить сына в свою тачку.

Лида села сама и начала плакать о том, что «папочка, было все плохо, было все страшно, и мне вообще всегда было страшно, пока тебя не было».

Валера на все это кивал.

Я понимала, что мне становилось очень плохо.

Подъехав к машине Асханова, Валера приоткрыл окно и рявкнул:

— Сейчас приедет мой человечек, сам все разрулит, если ты не хочешь оставаться, просто кинь мне свой номер и разойдёмся по баблу.

Но Айдар покачал головой и махнул на Валеру рукой. Муж пожал плечами и газанул.

Когда мы оказались в больнице, я с трудом могла собрать себя по кусочкам, потому что у меня на коленях сидела плачущая Лида, а сбоку стоял Тим, который обнимал меня за плечи. Валера все это время разговаривал с врачами и с регистратурой, чтобы нас быстро приняли, а я сидела и не понимала, что осталось у меня теперь? Одна нелепая поездка лишила меня того, от чего я сама хотела избавиться, и это было ужасно, потому что, когда ты осознаешь что делаешь — это твой выбор, а когда происходит фатальная случайность, получается, тебя этого выбора лишили. И никто не может дать гарантию, что если бы в понедельник я оказалась в кабинете врача, я бы вышла оттуда без своей маленькой любви под сердцем, потому что тогда у меня оставался выбор. В понедельник без этой аварии у меня оставался выбор.

Сейчас меня лишили этого выбора. И от этого было больно. От этого было страшно, и меня всю затрясло при словах врача:

— Так, давайте вы — в смотровую, детишек отдадим няне, а маму нам надо обследовать, особенно с открывшимися обстоятельствами.

Лида кричала и плакала. Тим забрал её к себе на руки и пошёл за медсестрой в детскую комнату.

Валера остался со мной, он старался приблизиться, обнять меня, но я на каждое его движение реагировала шипением, и поэтому, когда мы остались в смотровом кабинете вдвоём, дожидаясь врача, Валера дрогнувшим от страха голосом произнёс:

— Карин, я не хотел, я не думал, что так все развернётся. Я порвал с ней, и ничего у нас не было. И Карин, наш ребёнок…

У меня нервы сдали, раздражало его лицемерие. Меня унижали его эти слова, которые были лживыми насквозь.

— Да с чего ты решил, что это наш ребёнок? Это мой ребёнок, а ты даже участия не принимал в его зачатии!

Лживые, обманчивые слова прозвенели и упали в бездну времени.

Валера ошарашенно замер.

Он глядел на меня, и в его глазах плясало пламя, я понимала, что не имела права так поступать, но мне так отчаянно было больно, что хотелось, чтобы он прочувствовал все это. Хотелось, чтобы он хотя бы на секунду поставил себя на моё место.

— Ты что такое говоришь, Карин? — зло немного, с шальной ухмылкой произнёс Валера и дёрнулся ко мне. Я обессиленно упала на смотровую кушетку и обняла себя руками. Внизу живота тянуло, а между ног было влажно. — В смысле я не принимал участия в его зачатии? Ты что сейчас такое говоришь?

Я смотрела в пол перед своими глазами. Старалась не поднимать их, чтобы муж не разглядел всю ложь.

— А ты что, считаешь, что ты один был недоволен нашим браком? Или, может быть, ты думаешь, что каждая женщина считает пределом своих мечтаний холодный, безэмоциональный, жёсткий секс?

Я врала так безбожно, как не врала никогда в жизни. Именно вот эта вот его животная страсть, его сводящие с ума руки, которые, казалось, охватывали каждый миллиметр моего тела, его пальцы, которые больно сжимали мои волосы, вот это все меня всегда сводило с ума. Как выяснилось, в недостаточной мере, чтобы ему этого хватило, и поэтому я решила бить по самому больному.

— Карин, ты сейчас издеваешься? — навис надо мной Валера здоровенной скалой.

— Нет, — произнесла я холодно. Я старалась, чтобы в моих глазах не проступило ни намёка на страх, ни намёка на раздумья. — Я не издеваюсь, я констатирую факт, что если ты считаешь, будто бы я холодная рыба в постели, и тебя эти два раза в неделю никогда не устраивали, то и я могу смело тебе заявить, что меня тоже эти два раза в неделю не устраивали, особенно с бесшабашным самцом. Меня не устраивало, как ты вёл себя со мной в постели. Меня жутко бесило, когда ты разворачивал меня к себе спиной, я ненавидела эту позу по той простой причине, что мне всегда в ней было больно.

Нет, мне не было больно. Это я узнала от одной из своих клиенток, которая на одной из примерок рассказывала про неудачное свидание, и я даже представить не могла, что в интимной жизни могут быть такие эмоции, потому что я всегда испытывала другие. Когда Валера разворачивал меня к себе спиной, я становилась словно ласковая кошка, переступала с ноги на ногу, чтобы быстрее толкнуться попой в его пах. Мне нравилась эта поза, мне нравилось то, как он проводил, надавливая больно на позвонки мне своими пальцами, я млела от того, как он прикусывал кожу у меня на шее, как он проходился шершавым языком мне до ключицы. Мне все это безумно нравилось, но сейчас ему об этом знать необязательно.