Все это складывалось и складывалось в пирамиду, которую я поливал сверху алкоголем, и только ближе к полуночи я оказался снова в гостиничном номере, сидел в темноте и не отуплял нихрена.

Мне просто было больно.

Так больно, как будто бы сотни шрамов разом возникли на коже, каждый из них кровоточил. Каждый из них заставлял морщиться от жжения. И мобильный звенел над ухом так нервно и так настойчиво, что я в какой-то момент не совладал с собой, плюнул, схватил его и услышал протяжное:

— Котик, ну разберись, пожалуйста, почему меня таскают по ментовкам.

Да, я был самым настоящим чудовищем, предавшим все, и балансируя над пропастью, я понимал, что у меня теперь ничего нет вообще.

Я потерял детей и жену. Я потерял семью.

Онемевшие губы по слогам произнесли:

— При-ез-жай…

Валера

В дверь номера постучали игриво.

Я, пошатываясь, подошёл и резко дёрнул ручку на себя, дёрнул с такой силой, что вообще не удивился, если бы она осталась у меня в руке.

— Котик, я так рада, что ты сказал мне приехать, я так и знала, что у нас с тобой ничего не кончено, — пролепетала Снежана, и я понял, что сейчас, скорее всего, придушу её. Я сделал нетвёрдый шаг назад и дождался, когда она зайдёт в номер. — Котик. Ну, я так довольна. Правда, я до сих пор не знаю, что делать со следователями. Они меня до сих пор таскают на всякие дачи показаний и прочее.

— Ты же юрист, — произнёс я хмуро. — Как это ты не знаешь, что надо делать, что за глупости?

— Ой, давай только не играй со мной в строгого папика, котик, я же знаю, что ты просто устал. И на самом деле ты очень скучал по мне, — Снежана хлопнула глазами. Она посмотрела на меня тем возвышенным и немного дебиловатым взглядом, что у меня внутри все содрогнулось. Я поджал губы и только сглотнул, сделал шаг в сторону, к барной стойке, поднял с неё бокал, проглотил остатки виски. — Котик, а теперь мы будем вместе.

В общем, я не понимал, что творил, но у меня сорвало все тормоза.

Я резко взмахнул рукой и запустил в Снежану бокалом, она взвизгнула, и осколки рассыпались у неё за спиной по стене.

— Я тебя предупреждал, не называй меня котиком!

Она затравленно оглянулась и протянула.

— Ну зачем так грубо?

— А ты иначе не понимаешь.

Я нетрезво покачнулся и обошёл стойку, оттолкнулся от неё рукой.

— Если я тебе сказал о том, что все кончено, значит, все кончено, — твёрдо, как будто бы даже не пьяный, произнёс я. — Если я сказал, что ты для меня ничего не значишь, так оно и есть, поэтому звонки свои в жопу можешь засунуть.

— Ну, я не понимаю, зачем тогда ты мне сказал приехать? — Снежана скрестила руки на груди и заломила их, тонкие пальчики оказались стиснуты, и у меня дёрнулся глаз. Придушить хотелось. Я же все объяснил ей. Я же сказал, что между нами все кончено. Какого хрена она давила? Что, блин, за девка такая противная, что нихрена даже не было с ней, а проблем так, как будто бы я перетрахал половину города?

— А я сказал, чтобы ты приехала для того, чтобы объяснить тебе наглядно, что с тобой будет, если ты не прекратишь мне названивать, не прекратишь сталкерить. Не прекратишь жаловаться на то, что тебя там менты таскают. Тебя правильно менты таскают, потому что это ты виновата в аварии. Это из-за тебя пострадала моя жена и мои дети. Если ты сейчас будешь рассказывать мне о том, что все это не так, то я тебя просто прям здесь и придушу, и вынесу потом в ковре.

— Валер, ну ты такой грубый, ты такой злой. Она явно тебя довела.

Я, не глядя, подхватил бутылку с барной стойки и снова запустил в стену за Снежаной. Снежана взвизгнула, дёрнулась в сторону двери.

— Прекрати так себя вести!

— А я тебе ещё раз говорю, если между нами все кончено, значит, все кончено. Я не понимаю, нахрена ты мне звонишь. Я не понимаю, нахрена ты мне жалуешься, что тебя там менты таскают. Тебя еще больше будут таскать, если ты не заткнёшься, — холодно и зло выдавил я.

— Ты ещё пожалеешь об этом!

— Да? — заржал я. — Мне плевать! Как ты этого понять не можешь? Мне плевать на тебя. Мне плевать на твои дела. Мне не плевать только на то, что ты должна получить по счетам. Вот ровно сколько моя жена пострадала от твоей выходки, ровно столько ты и огребёшь.

— Фу, ты мужлан и предатель. Ты водил меня за нос. Заставил поверить в сказку.

— Ты дура, что ли? Какая, нахрен, сказка? — вызверился я. — Ты изначально не понимала, что происходит? Ты все прекрасно понимала. И ты приехала к моей жене, чтобы лишний раз доказать, что ты можешь кого-то обыграть. Но ты нихрена никого не можешь обыграть. Ты даже не знаешь, что делать с ментами. И да, если ты не перестанешь нарываться, ты сядешь. Поэтому сваливай нахрен отсюда. Сваливай из города. Усаживайся в какой-нибудь деревушке и сиди счастливая в этом ауле, радуйся, что тебя не посадили в тюрьму. И самое последнее, что тебе останется, это обслуживать охранников за то, чтобы тебя не грохнули посреди ночи.

— Нет, так не будет. Ты меня пугаешь просто.

— Да я тебя, нахрен, не пугаю. Я тебе говорю констатацию факта, потому что если ты не прекратишь своё сталкерство, если ты не прекратишь названивать и не прекратишь лезть в дела моей семьи, я реально устрою тебе зону.

Я дёрнулся вперёд, перехватил Снежану и резко вдавил её в стену, положил ладонь ей на шею и слегка сжал пальцы.

— Слушай сюда, игры кончились. Ты — проблема на моём пути, поэтому давай проваливай и успокаивайся. Никто никогда с тобой не будет. Все было кончено ровно в тот момент, как мне это надоело. А мне это надоело, когда моя жена пострадала от тебя, и страдать она начала с твоего появления. Так что всему виной только ты, а не кто-то оказался жестоким, не кто-то оказался упёртым, усекла? И да, менты от тебя не отцепятся, пока ты к чёртовой матери не исчезнешь из города.

— Козёл! —бросила сдавленно Снежана и дёрнулась. Я посильнее приложил её к стене и сдавил пальцы.

— Ты поняла меня?

Она зло посмотрела на меня снизу-вверх и, цыкнув, прохрипела.

— Да!

— Ну вот и отлично.

Я отпустил её, сделал шаг назад, и Снежана сдавила пальцы в кулачки.

— А знаешь, что… — начала она.

— Я считаю раз, два, три и вытаскиваю ремень, поняла?

У Снежаны дёрнулся глаз, и она, видимо, не поняла меня, поэтому я взмахнул рукой и схватился за пряжку ремня. Одним лёгким движением вытянул его на всю длину и, сложив вдвое, ударил по руке с таким свистом, что Снежана вздрогнула.

— Проваливай, я тебе ещё раз говорю, а вздумаешь путаться у меня под ногами или мешать моей семье, я за себя не ручаюсь. — Я сделал взмах и начал считать. — Раз…

Снежана дёрнулась в сторону, постаралась схватить ручку двери, но она у нее постоянно выскальзывала из пальцев.

— Два, — громче и злее произнёс я.

Снежана дёрнула на себя дверь и выскочила в коридор.

— Три, — усмехнулся я.

— Козёл! — провизжала она со стороны коридора, а я, выдохнув, покачал головой и толкнул дверь ногой. Медленно развернулся, прошёл к барной стойке и поднял свой мобильник. Набрал старый знакомый номер, хрипло произнёс:

— Женька, Женька Осипов, здорово!

— Ох ты, Валера, давно не слышались.

— Да, жаль, что у нас это бывает с тобой только по хреновым поводам.

— Что случилось? — тут же напрягся старый друг.

— Слушай, меня тут какая-то дрянь обобрала в гостиничном номере…

Старый коллега, который сейчас работал в органах, паскудно заржал, но я стерпел и это.

— Слушай, можешь как-нибудь решить эту тему? Ну там попугать девку или прижать её, а то, блин, оказался без кошелька, без цацок. Блин, даже часы утащила.

— Да вообще без проблем. Валер, заявление будешь писать?

— Ну, как тебе сказать, мне будет достаточно того, что она куда-нибудь свинтит из города…

— Без проблем. Тогда давай мне информацию.

Я вздохнул и продиктовал данные Снежаны.