Я слегка нахмурилась. Я не знала. Ни сам отец, ни мама об этом не рассказывали, да и Лютер ни разу не упомянул имени моего отца.
— Почти два десятилетия я работал с королем и его советниками, поддерживая мир у нас в Люмносе. Я помог ему остановить много повстанческих мятежей и выступал в его защиту, когда в Смертном городе возникали недовольства.
«Дием, твой отец принадлежит им. Он марионетка Потомков. Он делает все, что они ему велят».
— И за все это время меня не допускали дальше гостиной. Мне ни разу не предложили поужинать или воспользоваться прислугой. И уж тем более меня никогда, ни единого раза, не приглашали переночевать во дворце.
Я открыла рот, но отец поднял руку, прерывая меня, и достал из кармана рубашки конверт.
— Поэтому представь мое удивление, — продолжал он голосом, с каждой минутой звучащим громче и злее, — когда я получил письмо, собственноручно написанное принцем Лютером, о том, что моя дочь поправляется под его личным присмотром и получает — за чем он следит — лучшее лечение, которое доступно в Эмарионе.
— Он всего лишь проявил доброту…
— У Лютера Корбуа немало качеств, но доброта не из их числа.
Необъяснимый порыв защитить Лютера охватил меня, пришлось прикусить язык, чтобы слова не сорвались с губ.
— Может, королевская семья просто захотела отблагодарить тебя за служ…
— Я не закончил! — рявкнул отец, и я закрыла рот.
Он вытащил письмо из конверта, чтобы прочитать.
— Далее принц поблагодарил меня за то, что я вырастил дочь, как он изволил выразиться, «настолько отважную и самоотверженную, что она за считаные секунды до обрушения крыши забежала в горящее здание, дабы спасти жизнь двум стражам». — Отец бросил листок на стол и сжал кулаки. — Ты сказала, что собираешься лечить раненых.
— Так и есть, я лечила.
— Забежав на горящий склад? Что это за лечение такое?
Я не могла сказать отцу правду — что я спасала тех стражей не из храбрости, а из чувства вины. Что я чуть не сгорела вместе с ними по той же причине.
— Стражи были ранены, — быстро проговорила я. — Им надо было помочь выбраться.
— И ты единственная, кто мог им помочь? Смертная, которая могла погибнуть тысячей разных способов?
— Но я же в полном порядке, так?
Сузившиеся темно-ореховые глаза отца впились в меня.
— Если бы на этом письмо заканчивалось.
Страх понемногу сжимал меня в тисках. Я откашлялась, ерзая на стуле.
— Принц также упомянул, что он в неоплатном долгу перед тобой… — я закрыла глаза, зная, какой компромат сейчас услышу, — за спасение жизни Лилиан в ходе службы новой дворцовой целительницей.
Я прижала голову к твердой деревянной спинке стула.
«Лютер, дурачина ты эдакий!»
— Пламя пламенное, ты из ума выжила?! Даже не знаю, какими словами тебя ругать!
— Давай сложим их в шляпу, и ты вытянешь что-нибудь наугад, — пробормотала я.
Отец шарахнул кулаком по столу, и я подскочила.
— Дием, это не шутка.
Я открыла глаза и выпрямила спину:
— Нет, отец, это не шутка. Это моя жизнь. Моя, а не твоя.
— Все эти годы мы с твоей матерью шли на большие жертвы, чтобы защитить тебя от этих людей, а ты свела наши усилия на нет.
— Не надо было меня защищать. Почему меня щадили, пока все остальные смертные королевства страдают?
— Так ты желаешь страдать?
— Чего я желаю, так это прожить свою жизнь как считаю нужным. А тебе пора мне доверять: я сама решу, что для меня лучше.
Отец сжал кулаки так, что костяшки побелели от напряжения.
— Как давно ты работаешь во дворце?
— Несколько недель.
— Почему мне не сказала?
Я стиснула зубы:
— Конечно, ты же сейчас абсолютно спокоен, с чего я вообще решила, что ты расстро…
— Ты заменила мать в качестве дворцовой целительницы?
— Да.
— Зачем? Мне казалось, Мора прекрасно справляется.
— В то время я думала, что Теллер потеряет место в академии Потомков, если один из Беллаторов не выполнит условие соглашения.
— Какого соглашения?
— Соглашения, которое заключила мама: она служит во дворце, а Теллер поступает в академию.
На отцовском лице промелькнул целый калейдоскоп эмоций, но самым ярким было удивление. Я села ровнее, хмуро глядя на него. Он впрямь не знал о маминой договоренности?
— Ты сказала «в то время». Что это значит? Что изменилось?
— Сегодня утром Лютер сказал, что не настаивает на выполнении обязательств. Теллер может закончить учебу, даже если я не стану служить во дворце.
— С чего бы вдруг?
Провокационный вопрос.
Я взглянула на старый дубовый стол и кончиком пальца провела по его неровностям.
— Не знаю.
— Члены королевской семьи действуют исключительно в личных интересах. Какая выгода для принца?
— Ты же видел письмо. Он считает себя моим должником.
— Потомкам плевать на долги перед смертными. Они считают, что имеют полное право пользоваться нашими услугами просто так. Почему с тобой должно быть иначе?
— Ты же эксперт по Лютеру, ты мне и скажи, — пробурчала я.
Отец снова ударил кулаками по столу, напугав меня и заставив снова заглянуть ему в глаза.
— Кто такая Лилиан?
— Сестра Лютера, принцесса.
— Что с ней случилось?
— Во дворце случилась беда. Пострадало несколько детей, и нас с Морой позвали на помощь. Я лечила Лили…
Отец замер, и я тотчас поняла, что допустила большую-пребольшую ошибку.
— Сколько лет этой Лили? — тихо спросил он.
— Шестнадцать, — ответила я, морщась.
Лицо отца густо покраснело.
— Теллер! А ну, иди сюда! — заревел он.
Теллер прошмыгнул на кухню из коридора почти моментально — так быстро, что я догадалась: он незаметно для нас подслушивал где-то рядом. Судя по хмурому взгляду, брошенному на меня, он паниковал и считал меня предательницей.
Отец ткнул в него дрожащим пальцем:
— Сын, скажи мне, что это недоразумение. Скажи, что ты не ухаживаешь за гребаной Принцессой Люмносской!
— Он за ней не ухаживает…
— Я разговариваю с твоим братом! — зарычал отец. — А с тобой и с твоими поступками я разберусь чуть позднее.
«Борись!»
Нет. Нет, нет, нет, нет, нет.
Я тщетно пыталась заткнуть голос, пока отодвигала стул и вставала из-за стола.
— Оставь Теллера в покое, — запротестовала я. — Вчера вечером я лишь дразнила его. Они просто одноклассники, Теллер не сделал ничего плохого.
— Ты сказала, что пригласила ее к нам домой.
— Да, потому что так поступают с друзьями.
— Теллер не будет дружить с Принцессой Люмносской.
Я прищурилась:
— Он будет дружить с кем пожелает.
— Дием, я сам справлюсь, — вмешался Теллер.
Отец обошел вокруг стола и оказался лицом ко мне.
— Ты поощряла это безумие? Вообще-то ты должна быть для него примером для подражания.
«Борись!»
— Равно как и ты, — огрызнулась я. Мой крутой нрав вдруг зажил собственной жизнью, сливаясь с голосом, он извивался и раздувался, словно змея. — Скажи мне, отец, когда ты собирался сообщить нам, что возвращаешься в армию? Сегодня? На следующей неделе? Или покидая дом в следующем месяце?
Теллер отшатнулся, его недоуменный взгляд метался между между мной и отцом.
— Кто тебе об этом сказал?
— Лучше спросить, почему я изначально услышала об этом от другого человека.
— Это правда? — прошептал Теллер.
Отец помрачнел от чувства вины.
— Я хотел обсудить это с вами обоими вчера вечером, но помешали взрывы.
— Обсудить? — резко рассмеялась я. — Ты отправил согласие на прошлой неделе. Что мы могли обсудить вчера?
Мышцы, скрытые редеющей бородкой, заходили ходуном.
— Согласие было формальностью. Это не тот приказ, который хочешь — выполняешь, хочешь — нет.
— Плевать на приказы! — проорал Теллер. Я резко повернула голову в его сторону: в жизни не слышала, чтобы он кричал на отца; даже чтобы голос повышал, не слышала. — Мама пропала, а теперь и ты уезжаешь? Как ты мог так с нами поступить?!