— Ну, рассказывай.

Я сделала нарочито медленный глоток, насладилась теплом, растекшимся по горлу, и немного подумала о том, стоит ли потянуть время настолько, чтобы отец потерял интерес, или напиться, чтобы не помнить этот разговор.

— Что рассказывать?

— По какой такой причине ты мешкаешь с ответом, мучая парня?

Я вскинула брови:

— А ты не думаешь, что такое решение я должна принимать без спешки?

— Конечно, без спешки. Но ведь вы двое неразлучны уже много лет. И тебе ли не знать, хочешь ты за него замуж или нет.

Я колупала царапину на столе, ногтем выскребывая древесное крошево. Напротив меня Теллер залпом осушил свой стакан и тут же закашлялся. Я уже открыла рот, чтобы подразнить братишку, но отец прочистил горло, снова привлекая мое внимание. Разок взглянув на его лицо, я прикусила язык.

Я повращала жидкость в стакане, сделала еще один неторопливый глоток, надеясь на храбрость во хмелю.

— Как ты понял? — спросила я. — Когда встретил маму… как ты понял, что она та самая?

Отец внимательно глянул на меня, затем поднял графин и снова наполнил мой стакан.

— Ответ тебе не понравится.

— Долгого знакомства не было, да? — спросил Теллер. — Мама говорила, что до свадьбы вы встречались только месяц.

Папа слабо улыбнулся:

— Я знал о ней задолго до того, как мы начали встречаться. В армии Орели очень уважали, и я частенько слышал, что ее приглашают на важные задания. Многие хвалили ее ум и храбрость. Она даже Потомков изумляла.

Меня не удивило, что моя потрясающая мать очаровывала каждого встречного, но показалось странным, что ум и храбрость подметили в целительнице, пусть даже служившей в армии Эмариона. Мне всегда казалось, что целители приходят, когда слава битвы меркнет и остается жесткая реальность кровопролития.

— Мы встречались лишь несколько раз. Разумеется, я считал ее красавицей — я в жизни не видел женщины красивее, но ее харизма… — Отец погрузился в воспоминания, его глаза затянулись поволокой. — Даже в армии, среди солдат, опасного оружия и еще более опасного самомнения, Орели становилась главной в любой комнате, в которую входила. Чистая стихия, моя Орели. — Буквально на секунду голос у отца сорвался, пелена ностальгии спала с его глаз. Он выпрямил спину и сделал большой глоток из стакана. — Я многажды думал пригласить ее на свидание, но постоянно себя отговаривал. Я твердил себе, что предан службе, а о женщине и семье думать некогда.

— Что изменилось? — спросила я.

— Орели отправили на длительное задание. Она отсутствовала целый год. Информация хранилась в строжайшем секрете, меня в подробности не посвящали, а само задание… само задание было из тех, с которых часто не возвращаются. Я не знал, увижу ли ее снова, и весь тот год думал лишь о том, что передо мной была невероятная женщина и я ее упустил. Я пообещал себе, что, если Орели вернется, я подойду к ней и сразу же признаюсь в своих чувствах.

— И ты признался? — спросил Теллер.

— Нет, — улыбаясь, ответила я за отца. — Эту часть мама мне рассказала. Ты только глянул на нее и сбежал.

Отец робко улыбнулся:

— Мне в жизни не было так страшно. Какой только опасности я себя не подвергал, но перспектива ухаживать за вашей матерью… это был самый настоящий ужас. Я чуть ли не месяц ее избегал.

— Могучего Андрея Беллатора в итоге одолела хорошенькая девушка! — подначила я.

Мы с отцом засмеялись, а вот сидевший напротив Теллер глубоко задумался.

— Откуда же у тебя взялась смелость признаться? — спросил он. — Откуда ты знал, что мама тебя не отвергнет?

— Я и не знал. Но в конце концов решил, что шансы услышать «да» стоят риска услышать «нет». Называть ее своей девушкой — это стоило любого риска.

Теллер кивнул и, хмуро уставившись в свой пустой стакан, стал обводить пальцем кромку.

— Ты предложил ей встречаться… и что дальше? — не унималась я.

— Сначала все шло нормально. Я ухаживал за Орели, как любой мужчина ухаживает за любой женщиной. Водил ее в город на ужин, покупал конфеты и цветы. Я влюбился в нее по уши, но чувствовал, что она себя сдерживает. Я догадывался, что она хочет о чем-то мне рассказать, но пока не готова.

Я сухо, саркастически рассмеялась:

— Наша мама хранила секреты? Вот так сюрприз.

Отец хитро улыбнулся:

— Орели всегда была скрытной, даже тогда. Особенно тогда. Наверное, именно поэтому мы с ней так хорошо поладили. Я всегда знал: если она что-то скрывает от меня, то по веской причине, и это меня устраивало. Я с радостью владел той ее частью, которую она хотела мне отдать. Если честно, то же самое касалось и меня. Большинству женщин нравилось слушать истории о войне и битвах, в которых я участвовал… — По лицу отца скользнула тень. — Но я не желал заново переживать те моменты, и ваша мать не возражала. И постоянно признаваться друг другу в любви нам не требовалось.

Я с трудом проглотила жгучий комок, вставший в горле.

— Ты сказал, что мама себя сдерживала. Что ж привело вас друг к другу?

— Ты привела. — Отец посмотрел на меня блестящими глазами. — Однажды Орели появилась на пороге моего дома с красивой малышкой на руках. Она призналась, что забеременела и родила, пока выполняла задание. Орели решила оставить службу в армии и поселиться с тобой в каком-нибудь другом месте. Она была сильно расстроена, но даже в слезах источала уверенность. Я знал, что никакими словами не заставлю ее передумать и остаться.

— Мама попросила тебя уехать с ней? — спросил Теллер.

— Нет, наоборот. Орели собиралась уехать, ничего не сказав, но в последнюю минуту решила, что не сможет, не попрощавшись со мной. — Отец засмеялся негромко и невесело. — Ваша милая, начисто лишенная эгоизма мать… хотела, чтобы я закрыл тему и жил дальше без нее. И внутри у меня что-то щелкнуло. Я понял, что готов на любые жертвы, лишь бы удержать вас обеих в своей жизни.

Я попыталась сморгнуть горячую влагу, жгущую мне глаза, но почувствовала, что слезы уже текут по щекам. Отец потянулся через стол, оторвал мою ладонь от стакана и зажал в своих ладонях.

— Милая Дием, ты спросила, как я понял, что твоя мать — та самая? На самом деле я просто знал. Решение даже принимать не пришлось. Любой путь, которым шла Орели, был доро́гой, которой шел и я. Вместе с ней и с тобой. Все остальные варианты были немыслимы.

Живот словно свинцом налился. Отцовские слова звучали так красиво. Именно так должен говорить влюбленный. Именно такие чувства испытывать.

— Но тебе же пришлось все бросить? — спросила я. — Свою карьеру, свою жизнь в Фортосе, все свои цели — ты не боялся от всего этого отказываться?

— Нет, — ответил он без колебаний. — Пугала лишь перспектива жить без нее. В сравнении с этим все остальное казалось пустяком.

— И ты знал ее лишь месяц, — тихо сказала я, скорее утверждая, чем спрашивая.

Отец похлопал меня по руке:

— Каждая история любви неповторима. Возможно, вам с Генри нужно… — Он умолк и отвел взгляд.

Тишина и невысказанные слова повисли в воздухе. Я осмелилась посмотреть на Теллера, но мысли брата были где-то далеко, а взгляд затуманен собственным сложным решением.

Внезапно отец выпрямил спину. Лицо его озарила лучезарная, хоть и натужная улыбка.

— Я о том, что торопиться с решением не нужно. Подожди и поговори со своей матерью, когда она вернется. У нее точно будет мудрое мнение на этот счет.

Мы с Теллером как по команде замерли. Наши взгляды на миг встретились, потом обратились к отцу.

— В каком смысле — когда она вернется? — спросила я.

— Когда она вернется домой, — просто сказал отец, словно такого ответа было достаточно. Он встал из-за стола с графином в руке и, повернувшись к нам спиной, начал возиться с кухонной утварью.

Мы с Теллером снова переглянулись. Брат поднял брови, вытаращив глаза в безмолвном вопросе. Я покачала головой в молчаливом ответе.

— Ты знаешь, где она? — Мои слова звучали мучительно медленно, каждое — неуверенно и робко.