Я видела похожее выражение в глазах посторонних, когда те смотрели на моих родителей или говорили об их выдающихся достижениях, но никогда не испытывала по отношению к себе. Всю свою жизнь я простояла в тени родителей и их заслуженного величия. И вот теперь я впервые ощутила, что достойна величия сама.

Или, по крайней мере, способна на великие дела.

— Ты правда думаешь, что это пригодится? — спросила я.

— Дием, это одни из лучших разведданных, которые мы получали. Хранители очень давно пытались получить информацию о бизнесе Бенетта. И это не просто информация — этого может хватить, чтобы полностью его уничтожить.

Мои губы медленно изогнулись в улыбке.

— Правда?

— Правда. Если у Хранителей были какие-то сомнения относительно того, стоит ли тебя принимать, это положит им конец.

— Сомнения? — Моя радость померкла. — Откуда у них сомнения относительно меня?

Генри напрягся:

— Они крайне трепетно относятся к приему новых членов. А с учетом армейского прошлого твоего отца и так далее…

— Почему это вдруг важно? Брек служит в армии, и он Хранитель, так? Я видела у него татуировку.

— У нас много армейских, но все они солдаты или техники, а не старшие офицеры. Они не преданы Потомкам.

— Мой отец не предан Потомкам, Генри.

Несколько секунд он пристально меня разглядывал.

— Дием… — Он слегка наклонил голову, и его лицо смягчилось. — Он десятилетиями командовал батальонами. Знаешь, сколько повстанческих ячеек он атаковал? В поимке или гибели скольких Хранителей виновен? — Говорил он спокойно, но я заметила осуждение в его глазах.

Не то чтобы я об этом не знала — я уже слышала такие обвинения, недавно даже выдвигала их сама. Но я вдруг осознала, что, если вступлю в Хранители, отец станет мне врагом…

— Жизнь не всегда черно-белая, — возразила я, чувствуя, как сильно сводит живот. — Мой отец по-своему сопротивлялся. Порой приходится делать ненавистные тебе вещи, чтобы не случилось что-то еще более ужасное.

Я и сама не понимала, кого пытаюсь убедить — Генри или себя.

Когда Генри вместо ответа взглянул на меня с какой-то жалостью, создалось впечатление, что он задает себе тот же вопрос.

— Ты правда думаешь, что меня не примут из-за отца? — спросила я, тяжело вздохнув.

— После того, как ты раздобыла эти документы? Боги, Ди… они не только примут тебя — не удивлюсь, если тебе собственный отряд выделят. — Генри снова расплылся в радостной улыбке. — Ты станешь героиней.

Гордость переполнила меня, слова возражения замерли на языке.

Опасения у меня по-прежнему были — слишком много, если быть до конца честной, — но впервые в жизни у меня появилась цель. И смысл.

Этот путь я выбрала независимо от влияния семьи или ожиданий общества и, двигаясь по нему, могла помочь многим людям, а не только своим пациентам. Если вместе с Хранителями я одержу победу в этой войне, то помогу каждому смертному Эмариона и обеспечу мир будущим поколениям. Никакого больше насилия, никаких страданий — несомненно, это важнее тревог, кричавших из глубины моего сознания, важнее ведь?

Кроме того, я могу действовать и аккуратнее, меньше рисковать. Могу установить правила работы с Хранителями — очертить линии, которые переступать не собираюсь. И если, как считает Генри, я смогу стать командиром, то с помощью своего положения я прослежу, чтобы мы всегда воевали с честью, никогда не жертвуя одной невинной жизнью ради защиты другой.

Я могла бы сделать очень-очень много, а вот бездействовать не могла.

Я набрала полные легкие воздуха и кивнула:

— Ну хорошо. Пойдем знакомиться с Хранителями.

***

— Мы пришли сыграть в карты.

Мы с Генри стояли у неприметной двери на заднем фасаде убогой, обветшалой таверны. Вечерний воздух был сырым и прохладным, и мы оба закутались в толстые шерстяные накидки. Я не могла перестать поправлять капюшон на голове каждые несколько секунд, а взгляд мой безостановочно метался по сторонам в поиске любопытных глаз.

У двери, скрестив руки на груди, сидел здоровяк. Он прислонился к стене, широкополую шляпу опустил чуть ли не на глаза и, казалось, умирал со скуки.

— Сегодня ночь тихая, — заявил здоровяк.

Генри понизил голос до шепота:

— Но Древо продолжает гореть.

Здоровяк поправил шляпу и внимательно осмотрел нас обоих, задержав взгляд на мне.

— Сегодня здесь в карты не играют, — в итоге проговорил он, лениво затягиваясь трубкой.

— Да ладно тебе, брат, ты меня знаешь.

— В карты здесь не играют.

Оглянувшись, Генри распахнул накидку и задрал тунику сзади. Ткань поднялась, показалось изображение длинных тонких корней, выбитое на коже, — низ его татуировки Вечнопламени.

— Это тебя устроит? — прошипел Генри, опуская тунику. — Впусти нас.

— Я сказал, в карты здесь не играют. — Здоровяк дернул подбородком, показывая на меня. — Для нее сказал.

Я беспокойно переступила с ноги на ногу.

— Она новенькая, — пояснил Генри. — Отец устроил ей испытание, и она его уже прошла. А еще она несет подарок — и подарок шикарный.

— Да хоть ключи от гребаного королевского дворца пусть несет, мне плевать. Пока кто-то важный не скажет мне, что девушка с нами, она здесь в карты не играет.

— Мне просто нужно поговорить с ним и показать, что она принесла. Дай нам пять минут, Дар…

— Следи за словами! — рявкнул здоровяк, вскакивая. — Помни правила, не то и ты, брат, в карты играть не будешь.

Генри ощетинился:

— Прости, брат, но говорю тебе, Отцу захочется взглянуть на то, что она принесла.

Здоровяк поочередно посмотрел на нас, потом приблизился и встал передо мной. Без предупреждения он сдернул с меня капюшон, схватил меня за подбородок и притянул к себе.

Умница Дием, наверное, вспомнила бы, что нужно быть послушной и благожелательной, дабы эти люди поняли, что я человек достойный. Умница Дием наверняка позволила бы здоровяку чуток ее полапать, чтобы убедить его, что ничего дурного она не задумала.

Но я всегда была из девушек, которые сперва делают, потом думают.

Я стиснула запястье здоровяка, отвела его от своего лица, а кулаком другой руки ударила его в грудь, целясь в мягкую ткань под грудиной. Захрипев, он сложился пополам и застонал от боли.

— Дием, прекрати! — Генри обнял меня за талию, оттащил в сторону и зашипел на ухо: — Ты что творишь?!

Я зыркнула на него, словно спрашивая: «Разве не ты должен защищать мою честь?», но раскатистый хохот пригвоздил нас к месту.

Скрючившись, здоровяк хохотал так, что у него плечи дрожали.

— Вот женщина, понимающая, куда бить кулаком!

Он выпрямился и взглянул на меня с новым, пугающим блеском в глазах. Я не смогла определить, хочет он меня убить или трахнуть.

— Ты, — здоровяк показал на Генри, — войдешь и поговоришь с Отцом. — Он скривил губы. — А она останется со мной.

Генри начал протестовать, но я подтолкнула его вперед:

— Все в порядке, иди.

Он замялся:

— Ты уверена?

Я демонстративно сжала руку в кулак и ухмыльнулась в ответ лыбящемуся здоровяку.

— Не волнуйся, мы с Крохой станем лучшими друзьями.

Здоровяк улыбнулся еще шире.

Генри бросил на меня умоляющий взгляд, в котором паника мешалась с предостережением.

— Просто дай мне пару минут.

Я махнула рукой, и Генри исчез за дверью.

Тишина зазвенела от напряжения: мы со здоровяком пытались запугать друг друга одинаково злыми улыбками.

— Ты девчонка Беллатора, — проговорил он.

Я не ответила.

— Тебе здесь не место.

Страстно хотелось спросить почему, но я не собиралась доставлять ему подобного удовольствия.

— Как ребра? — спросила я вместо этого.

Здоровяк засмеялся, негромко и опасно:

— Так что за невероятный подарок ты принесла?

— Попробуй тронуть меня еще разок, и я тебе покажу.

— Слишком сильные слова для такой мелкой пигалицы, — фыркнул он.

— Уж побольше, чем твой маленький… — Я мельком глянула на его промежность и сочувственно цокнула языком.