— А какой пример ребенку может подать женщина, цепляющая в клубах случайных мужиков? — наклоняется еще ближе, буквально вдавливая меня в парту.

Я бы и рада сказать хоть что-то ответ, вот только слова застревают в горле. Смотрю на него и понимаю, что все-таки узнал.

— Ну так что, Марина Евгеньевна?

Я не знаю, что в этот момент происходит с моим телом, но я совершенно его не контролирую, а потому контейнер, трагикомично выпав из моих рук, проскальзывает между нашими телами и довольно мягко приземляется прямо на туфли Бурова.

— Твою мать, — отпрянув, он осматривает себя, оценивая масштабы катастрофы.

Я делаю то же самое и, к своему глубочайшему сожалению понимаю, что пострадала не только обувь мужчины, но и его рубашка, а на брюках так и вовсе хорошо отпечатались следы слизи и почвы.

Однако, вместо того, чтобы начать оправдываться и молить о прощении, я зачем-то опускаюсь на корточки и принимаюсь собирать вывалившиеся на пол живность и землю.

— Ты совсем долбанутая?

— Нет, только наполовину. Помочь не хотите?

— Юмор — это хорошо.

Качаю головой, смотрю на собирающую червей в пластиковый контейнер Марину Евгеньевну, потом осматриваю свою пострадавшую одежду и наконец туфли. На рубашке и брюках отчетливо виднеются следы грязи и слизи.

Отлично, именно так я представлял себе последствия моего решения прийти на этот чертов урок.

В принципе сам виноват, потерял контроль. Ее слова, обвинения, вызвали приступ гнева, который я просто не успел подавить. С племянником я не справляюсь, видите ли…

Любой другой на ее месте уже наматывал бы сопли на кулак, но только не она… Во-первых, женщин бить нельзя, даже если нарываются, во-вторых, конкретно эта женщина мне нравится.

Вздохнув, сажусь на корточки и принимаюсь помогать этой чокнутой. Впрочем, я видимо и сам недалеко ушел, раз всерьез этим занимаюсь.

Смотрю на нее, она даже не пытается скрыть удивления.

— Что?

Растерянность на ее лице меня забавляет. Не ожидала. В этом мы с ней похожи, я как-то тоже не предполагал, что буду собирать с пола земляных червей.

— Простите, я не нарочно это сделала, — наконец подает голос, когда последний червь оказывается в “домике”.

Не дожидаясь ответа, встает, подходит к учительскому столу, берет крышку и накрывает контейнер.

— Да что вы, прямо-таки ненарочно? — ловлю себя на мысли о том, что мне просто охренеть как нравится ее смущение.

Вглядываюсь в ее лицо, рассматриваю выступивший на щеках румянец, опускаю взгляд на губы.

Она, словно почувствовав неладное, делает несколько шагов в сторону. Правильно, конечно, но бессмысленно.

— Слушайте, — она как-то устало вздыхает, окидывает взглядом мою пострадавшую одежду и наконец решается посмотреть мне в глаза, — я не хотела, чтобы так вышло, это случайность.

Договаривает сбивчиво, опускает взгляд на руки, я проделываю то же самое, но со своими.

— Где у вас тут ближайший туалет?

Марина некоторое время молчит, хмурится, потом обходит свой стол, пальцами осторожно берет свою сумочку, открывает и достает из нее пачку влажных салфеток.

— Этого недостаточно будет, — произношу очевидное.

Она в ответ только поджимает губы, вынимает из пачки несколько салфеток и протирает руки.

Я все это время терпеливо наблюдаю за ее действиями, думая о том, в какой еще идиотской ситуации мне придется побывать. Нутром чую, что черви — отнюдь не последнее мое развлечение.

Однако, нельзя не признать, что талант привлекать внимание у нее определенно имеется.

— Вы обо мне не забыли? — напоминаю ей о своем присутствии.

— О вас забудешь, — отвечает моментально, скорее просто на автомате.

Правда, спохватившись, бросает на меня настороженный взгляд и добавляет, уже спокойнее:

— Я помню.

— Это хорошо, что помните, Марина Евгеньевна.

Она ничего не отвечает, только отводит взгляд, снова берет свою сумочку и достает из нее связку ключей, потом берет со стола ключ от класса и командует:

— Пойдемте.

Не дожидаясь, стуча каблуками, выходит из класса, ни разу не обернувшись.

— На втором этаже туалет для сотрудников, — объясняет, даже не убедившись в том, что я следую за ней.

Напротив, у меня складывается вполне обоснованное впечатление, что она очень старается как можно скорее от меня удрать.

— Я оставлю вам ключ, заприте потом.

Открыв для меня дверь учительского туалет, она снимает со связки один из ключей и протягивает его мне, причем на меня старается не смотреть. Ключ я, конечно, беру, но ее так просто отпускать не собираюсь.

— Помочь не хотите? — усмехаюсь, нарочно касаясь ее пальцев.

Отдав ключ, она тотчас же отдергивает руку.

— Думаю, вы и без меня отлично справитесь.

— А я вот так не думаю, Марина Евгеньевна, — намерено перекрываю ей путь к отступлению, двигаюсь на нее, заставляя переступить порог и зайти в уборную, сам вхожу следом и закрываю дверь.

Все-таки давать мне ключ было не очень предусмотрительно, если очень уж хотелось сбежать.

— Что вы делаете? — интересуется взволновано, немного даже заикаясь, когда я запираю дверь.

— Как что, отменяю ваш побег, очевидно.

— Откройте немедленно, — вот теперь к ней возвращается тон строгой училки, — что вы себе вообще позволяете?

— Я просто напомню, это вы на меня вывалили коробку червей и глины.

— Это вышло случайно! — восклицает возмущенно и озирается по сторонам.

— Ищете что-нибудь тяжелое? Сомневаюсь, что здесь найдется что-то тяжелее ершика.

Продолжаю говорить, а сам двигаюсь вперед, шаг за шагом оттесняя Марину от двери.

— П… послушайте, — она выставляет перед собой руки, упирается в мою грудь, — пошутили и хватит.

Заставляю ее пятиться до тех пор, пока она не упирается в мраморную плиту.

— Не сопротивляйся, Мариша Евгеньевна, вам все равно придется мне помочь.

— Не сопротивляйся, Мариша Евгеньевна, тебе все равно придется мне помочь.

Он буквально придавливает меня к мраморной столешнице, а мои попытки хоть немного оттолкнуть эту громадину проваливаются с треском.

Где я и где этот медведь?

Скорее мир перевернется, нежели я этого громилу с места сдвину.

Господи, ну что за черная полоса? Все же нормально было, жизнь даже наладилась… Почти.

Работа, дом, никаких мудаков в жизни, все как у всех.

И зачем я только согласилась на ту идиотскую вылазку в клуб?

Я ведь терпеть не могу ночные клубы! Никогда не любила, ни в годы студенчества, ни сейчас.

— Да отойдите вы, — вновь предпринимаю тщетную попытку оттолкнуть Бурова.

— Не ругайся, Марина Евгеньевна, еще ведь ничего не произошло, — словно издеваясь, он подается вперед, наклоняется к моему лице, шепчет, почти касаясь губами виска.

Я чувствую его теплое дыхание, твердая щетина царапает кожу.

— Михаил… — хватаюсь за его плечи, впиваюсь в них ногтями, но через ткань пиджака и рубашки, он едва ли чувствует даже давление.

— Чего так официально? — с его губ слетает смешок и я ненадолго получаю желанную свободу.

Он наконец отступает, правда, радость моя длится недолго. Не отрывая от меня взгляда, Буров снимает с себя пиджак, кладет на столешницу и принимается расстегивать пуговицы на рубашке.

— Что… что вы делаете? — слышу и не узнаю свой собственный голос, сейчас он больше напоминает противный дверной скрип.

— Раздеваюсь, конечно, а вы что подумали? — я вообще не думала, если бы думала, то никогда бы в подобной ситуации не оказалась.

Мне даже ответить нечего, потому я молча наблюдаю, как Буров, расстегнув все пуговицы, снимает с себя рубашку.

— Брюки тоже снимать планируете? — я вообще не знаю, зачем задаю этот вопрос, просто делаю все возможное, чтобы отвлечься от обнаженного мужского торса.