— Марина Евгеньевна, я даже спрашивать боюсь, но… Это вообще что?

— Биологическое оружие, Петь.

— Чего? — таращится на меня, как на умалишенную.

— Против семиклашек, достали, — произношу серьезно, без намека на улыбку.

— Марина Евгеньевна, все шутите?

— Шучу, Петь, — улыбаюсь в ответ, — предмет сегодняшнего урока.

— Это? — он морщится и опять начинает вертеть набитый червями контейнер в руках. — Вы себе как представляете все это, я как буду Анне Николаевне и прочим вот это объяснять? — постукивает по крышке контейнера пальцем.

— Не переживай, я скажу, что тут во дворе их накопала.

— Вы же в курсе, что здесь везде камеры, да? — он все еще смотрит на меня так, будто перед ним душевнобольная стоит, не меньше.

— Да не переживай ты, Петь, все риски я возьму на себя.

Он некоторое думает, потом протягивает мне контейнер и добавляет:

— Все-таки вы странная, Марина Евгеньевна.

— Ты хотел сказать чокнутая? — мне становится смешно.

Бедный парень, кажется, все еще пребывает в шоке. Он, конечно, на этом посту многое повидал, но вряд ли кто-то до меня пытался пронести в школу контейнер, набитый земляными червями.

— А что это у них, вокруг, ну вы поняли?

— Поясок, Петь.

— А зачем?

— Правда хочешь знать?

— Вы знаете, пожалуй, не очень, — смеясь, он почесывает затылок и отходит в сторону, — ладно, я надеюсь нас с вами не уволят.

Я прощаюсь с Петей и быстрым шагом иду к зданию. И уж не знаю почему, но испытываю какой-то щенячий восторг, просто представляя лица учеников седьмого “А”.

Не нравился старый метод? Будет инновационный, блин.

Возвращаюсь в класс, бросаю взгляд на большие настенные часы. До момента, когда в кабинет ворвутся любимые семиклашки, остается чуть больше пятнадцати минут.

Еще раз осматриваю парты на предмет наличия на них всего необходимого для сегодняшнего урока, а именно: распечатанные мною иллюстрации к уроку, одноразовые бумажные тарелочки, деревянные палочки, резиновые перчатки и пластмассовые ванночки, наполненные небольшим количеством почвы.

Контейнер ставлю на учительский стол, потом запускаю компьютер и открываю список доставшихся мне кровопийц.

Нет, в принципе ребята они неплохие, просто упрямые. В их возрасте это даже нормально. В целом управляемые

— Здрасте, Марина Евгеньевна.

— Здрасте…

В течение нескольких минут до меня доносятся еще с десяток таких вот “здрасте”.

— А это что? — звонкий узнаваемый голос Егоровой заставляет меня оторвать взгляд от экрана компьютера.

— А вы как думаете, Егорова? — улыбаюсь девчонке.

На втором уроке я выяснила, что именно Егорова является старостой класса, что, в общем-то, меня совсем не удивило.

— Ээээ… — она растерянно рассматривает разложенные на столе предметы, — нууу, похоже на землю, — наконец выдает свой вердикт.

— В точку, Егорова.

— Марина Евгеньевна, а зачем нам земля? — подает голос отличница Мурашова.

Девочка она обычно тихая и скромная, говорит мало и в основном по делу.

— Начнем урок, узнаете, — улыбаюсь, снова перевожу взгляд на нахмурившуюся Егорову.

Вздохнув, девочки занимают свои места. Постепенно подтягивается вся бригада, именуемая седьмым “А”.

На лице каждого я замечаю растерянность, непонимание и даже намек на интерес.

После звонка дожидаюсь, пока все рассядутся по своим местам и притихнут.

По крайней мере ребята относительно тихие, упертые, но криками и прыжками по головам уроки не срывают.

Окидываю взглядом учеников, прохожусь внимательно по рядам.

— Егорова, я так понимаю, отсутствующих нет? — обращаюсь к старосте.

Девочка тут же поднимается с места и гордо заявляет:

— Нет, Марина Евгеньевна, все здесь.

— Хорошо, садитесь, пожалуйста, — она, конечно, пытается скрыть улыбку, но я все равно замечаю довольное выражение на ее лице.

Ей, безусловно, нравится такое вот обращение. Впрочем, я уже успела заметить, что не только ей. Так или иначе, в классе почти каждый гордо вытягивает шею и вздергивает носик всякий раз, когда я обращаюсь к кому-либо со своим подчеркнутым “вы”.

— Ну что же, — встаю со своего стула и беру в руки контейнер, на который вплоть до этого самого момента совершенно никто не обращал никакого внимания, — в таком случае, полагаю, начнем урок.

Обхожу свой учительский стол и встаю так, чтобы всем меня было видно.

Не без удовлетворения отмечаю про себя, что теперь взгляды учеников постепенно устремляются на прозрачный контейнер, набитый шевелящейся в ней живностью.

— Марина Евгеньевна, — обращаясь ко мне, Данилов Олег вытягивает руку.

— Слушаю вас, Данилов.

Мальчик встает — по крайней мере этому я их научила — хмурится, и наконец задает вопрос.

— А что это у вас там? В коробочке? — кивает Олег на заветный контейнер.

Поднимаю контейнер, рассматриваю его и снова перевожу взгляд на ученика.

— Ваши предположения, Олег? — интересуюсь, улыбаясь.

Он некоторое время морщится, почему-то не решаясь ответить.

— Да черви у нее там, че непонятного, — доносится с другого конца класса.

— Буров, сколько еще раз мне нужно объяснить правила поведения на моих уроках, и не только моих, чтобы вы их усвоили?

Мальчишка недовольно откидывается на спинку стула и даже глаза закатывает.

— Встаньте, пожалуйста, Олег, а вы садитесь, — обращаюсь к Данилову.

Саша Буров тем временем, недовольно вздохнув, тяжело поднимается из-за парты.

— Полагаю, вы хотите нам что-то сказать? — все свое внимание я сосредотачиваю на Бурове.

Смотрю на мальчишку и мысленно возвращаюсь к неожиданной встрече в буфете с его, чтоб его, дядей. Я до сих пор не смирилась с этой мыслью. Однако Буров старший больше не появлялся в поле моего зрения, а потому я просто надеялась, что он меня все-таки не узнал.

Очень надеялась.

— Да я все сказал, — пожимает плечами Саша, старательно пытаясь показать свою незаинтересованность, однако взгляд мальчика то и дело падает на контейнер, — там земляные черви, — добавляет уже громче.

В классе сразу же становится шумно.

— Фууууу… — заключают дети, корча рожицы.

Потом начинаются перешептывания, кое-кто поглядывает на меня с сомнением, кто-то откровенно пялится во все глаза. Ну что сказать, план по привлечению внимания отлично сработал.

Отличный трюк, можно повторить, наверное. Если вдруг найду разные стадии головастиков.

Позволяю детям вдоволь пошептаться и когда они наконец затихают, произношу:

— Верно, Александр, в контейнере земляные черви, ровно двадцать четыре взрослые половозрелые особи.

По классу разносится очередное ожидаемое “фуууу”.

— Садитесь, Саша, если, конечно, вам больше нечего сказать.

Буров плюхается на свой стул, а я продолжаю:

— Итак, добровольцу вызвавшемуся раздать всем по одной особи, исправлю три двойки, желающие?

Ожидаемо желающих оказывается не много, среди девочек их и вовсе нет.

— Данилов, ну вперед.

Мальчишка поднимается с места и уверено направляется ко мне.

— Я бы советовала вам захватить перчатку, Олег.

— Да я не боюсь.

— Я не сомневаюсь, но заданный мною материал все же нужно читать, а не игнорировать.

— В смысле? — он тупит взгляд.

— Возьмите перчатку, Данилов.

— Да писает он всем телом! — в классе снова раздается голос Бурова.

— Фууууу… — ожидаемо гудит класс.

— Буров!

— А что Буров, это же правда.

— Во-первых, вы снова проигнорировали правила поведения на уроке, Саша, — говорю строго, а саму на смех пробивает, — а во-вторых, дождевые черви не писают, а выделяют жидкие продукты обмена веществ и не всей поверхностью тела.

— Угу, да там поди разбери, где у него брюхо, — на этот раз Саша поднимается с места.

Я бесшумно выдыхаю и поджимаю губы просто, чтобы не рассмеяться в голос. Надо же, кто мог подумать, что этот мальчишка прочитает материал, хоть и поверхностно.