— Соскучился я, пиздец.

Стоим так по меньшей мере минуту. Не хочу ее отпускать. И меня дико ведет от того, что она не предпринимает попытки вырваться.

Не знаю, сколько бы мы еще так простояли, если бы не появившийся внезапно Саня.

— Марина Евгеньевна, там это, картошка, — звонкий голос племяша стремительно проносится по небольшой прихожей, — о, дядь Миш, а ты здесь как? — делает вид, что удивлен.

Артист.

— Там ужин, — Марина все же высвобождается из моих объятий, — раздевайся и руки помой, — бросает напоследок и исчезает за углом.

Смотрю ей вслед и улыбаюсь, как дебил последний. Только теперь замечаю витающий в воздухе запах чего-то жареного.

— И как это понимать? — перевожу взгляд на Санька.

— Что? — невинно.

— Выходку твою. Ты что здесь делаешь? — снимаю с себя куртку и обувь.

— Марина Евгеньевна на ужин пригласила, — отвечает не тушуюсь, и ведь даже грамма стыда не испытывает.

— Так уж и сама пригласила? — делаю к нему шаг.

— Ну это уже детали, я там салат не дорезал.

Санек исчезает из моего поля зрения так же быстро, как и хозяйка квартиры.

Нормально?

Помыв руки, иду на кухню. Ступаю на порог и замираю, даже дыхание сбивается. Есть что-то в наблюдаемой мною картине. Санек, усердно перемешивающий салат в стеклянной миске, Мариша, порхающая по кухне с лопаткой. Внутри как-будто что-то сжимается и возникает ощущение правильности происходящего.

И когда я вдруг стал сентиментальным?

Марина

Как ни стараюсь успокоиться, все никак не могу взять себя в руки. Пальцы дрожат, мысли путаются. И чего я так разволновалась, собственно?

Грохот собственного сердца отдается легкой болью в висках.

Все это как-то слишком и происходящее кажется уж больно нереальным.

Как так вышло, что на моей кухне вдруг оказалась вся медвежья семья?

В какой-то момент волнение достигает своего абсолютного предела и пластиковая лопатка, выскользнув из моих дрожащих рук, падает на пол.

Никогда не думала, что такая маленькая вещь может создать столько шума.

Или это у меня все органы чувств внезапно обострились?

Собираюсь уже наклониться, как краем глаза замечаю движение. Старший Буров каким-то совершенно волшебным образом оказывается совсем близко, поднимает лопатку, кладет ее в раковину, а потом делает то, чего в этот момент я ожидаю меньше всего — просто обнимает меня, снова.

По-хозяйски так, одним уверенными собственническим движением. Я только вздрагиваю от неожиданности и некоторой доли смущения, потому что его действия не остаются без внимания и Саша, до этого момента занятый исключительно салатом, теперь смотрит на нас в упор.

И я не знаю, как на это реагировать, опасаясь реакции ребенка.

А вот Бурова, кажется, мнение его подопечного сейчас не очень волнует.

— Расслабься, Мариш, — шепчет мне на ухо, а потом добавляет громче: — Давай я сам, ладно?

Я не спорю, только киваю, потому что собственное тело меня не слушается.

Молча наблюдаю за уверенными движениями Бурова. Разложив еду по приготовленным мною тарелкам, он ставит их на обеденный стол.

Саша тоже не теряется, помогает дяде.

В общем, истуканом стою только я одна.

Со стороны, наверное, все это выглядит забавно. Я вдруг ловлю себя на мысли, что мне происходящее даже нравится.

У меня редко бывают гости, точнее их почти не бывает.

Тоня — исключение, ее даже гостьей не назвать.

— Садись давай, — взъерошив племяннику волосы, Буров отдает приказ и кивает на стул, потом переводит взгляд на меня.

Через минуту мы трое сидим за столом, поглощая нехитрый ужин. На старшего медведя я не смотрю, зато наблюдаю за младшим.

Он выглядит вполне удовлетворенным, даже довольным. Ест себе с удовольствием, не обращая внимания ни на меня, ни на дядьку.

— А ну-ка, посмотри на меня, — последний, впрочем, внезапно нарушает возникшую идиллию.

Саша не сразу, но поворачивается лицом к дяде, а я только теперь понимаю, в чем дело и что именно заинтересовало Бурова старшего.

Отложив в сторону вилку, он пальцами обхватывает подбородок Сашки, вынуждая того повернуть к свету правую сторону лица.

— Это че такое? — басит недовольно.

Удивительно, что он не заметил ссадину раньше.

Впрочем, до этого момента Саше довольно хорошо удавалось прятать пострадавшую сторону своего лица от взгляда дяди.

— Упал на физре, — пожав плечами и не моргнув глазом, врет Саша.

Если бы я не знала правды, поверила бы, ни секунды не сомневаясь.

— Упал значит, — а вот Буров, видимо, зная своего племянника гораздо лучше, явно не очень верит в такое объяснение.

— Ну да, — продолжает стоять на своем Саня.

— Или подрался? — щурится подозрительно.

— Да ниче не дрался я, упал, Марина Евгеньевна, скажите ему, что я не дрался.

— Не дрался, — подтверждаю, сама не ожидая от себя такого уверенного спокойствия, — Миш, — не знаю, что на меня находит, но я зачем-то кладу свою ладонь поверх его, отвлекая тем самым внимание на себя.

И это срабатывает, подбородок Саши он отпускает.

— Ладно, — то ли делает вид, что верит, то ли действительно верит.

Я не успеваю отвести взгляд к тому моменту, когда он поворачивается лицом ко мне. Смотрит внимательно и у меня на душе вдруг так тепло становится.

Стушевавшись под его пристальным взором, улыбаюсь невольно и сосредотачиваю внимание на своей тарелке.

— Расскажешь, как ты здесь оказался? — наконец прекращает сверлить меня взглядом и снова обращается к племяннику.

— Марина Евгеньевна пригласила на ужин, я же сказал.

Я невольно выгибаю бровь в удивлении. Не пропадет этот шустрый мальчишка в этой жизни.

— Это я уже слышал, а правду сказать не хочешь?

— Так это правда.

— Да что ты, а если мы Марину Евгеньевну спросим? — продолжает давить Буров.

— Ну я Марину Евгеньевну к нам приглашал, она не согласилась без твоего разрешения, поэтому я предложил пригласить меня.

На этих словах я не сдерживаю смешок и даже давлюсь.

— То есть ты напросился?

— Ну не то чтобы я напросился, я просто предложил. Марина Евгеньевна, ну скажите ему, что это разные вещи.

Я, тем временем, прикрыв глаза ладонью, пытаюсь подавить в себе приступ смеха.

— Ты Марину Евгеньевну не впутывай.

— Ну а че? Паша готовить не умеет, ты — тоже, а Марина Евгеньевна умеет.

— Я тебе напомню, что всех, кто умел готовить, ты довел до ручки.

— Ну Марину Евгеньевну же не довел, — парирует Саша и переводит взгляд на меня, — котлеты, кстати, очень вкусные.

— Я рада, — улыбаюсь, наблюдая за их нелепым диалогом.

Безотчетно думаю о том, что сейчас мы выглядим, как вполне настоящая семья. Самая обычная, собравшаяся за столом к ужину.

Внутри меня что-то болезненно лопается, будто натянутая до предела струна внезапно разрывается. Я чувствую, как теряю самообладание, а на глаза практически наворачиваются слезы.

А ведь у меня могла бы быть семья, моя собственная, не будь я такой дурой.

— Все нормально? — Буров, конечно, улавливает мое изменившееся настроение, наверное, у меня на лице все написано.

Я не нахожу в себе сил издать хоть какой-нибудь членораздельный звук, а потому просто киваю и принимаюсь за еду.

Прилагаю огромные усилия, впихивая в себя кусок за куском, просто потому что надо.

Я хорошо готовлю, но сейчас еда мне кажется совершенно безвкусной.

В кухне повисает тишина.

— Доел? — молчание нарушает старший Бурова.

— Ага, — отзывается Саша и кивает вдобавок.

— Наелся?

— Да.

— Тогда иди давай, не знаю, телек посмотри, мне с Мариной Евгеньевной поговорить надо.

— Я Толяну позвоню тогда пойду, — с важным видом заявляет Саша, отодвигая стул, а потом с загадочной улыбкой на лице добавляет: — Разговаривайте.

Когда Саша встает и скрывается из нашего поля зрения, я не выдерживаю направленный на меня, слишком давящий взгляд Бурова.