Возвращаюсь к ее груди, сжимаю и кайфую, как подросток-девственник дорвавшийся одноклассницы.

— Ты… — замолкает, упрямо глядя мне в глаза.

— Гондон самоуверенный? — усмехаюсь и кусаю ее нижнюю губу, просто потому что хочется. — Но написала среди ночи ты мне, Мариша, и попросила приехать — меня. И будь у меня чуть меньше совести, утром бы ты проснулась в постели со мной, не с Костиком этим своим, а со мной.

Я, признаться, и сам охренел, когда от нее сообщение получил. Глазам не поверил, даже перепроверил номер. Правда, не ожидал увидеть ее нетрезвую, впрочем, будь иначе, вряд ли бы меня пригласили.

— Что ты несешь, Костик — мой друг! Просто друг.

В целом мне сейчас абсолютно плевать, кто такой Костик, потому что хочет она меня, хоть и не признается, но все равно приятно от того, что и этот момент прояснили.

— Услышал, — киваю серьезно.

— Отпусти меня и убери уже руки!

— Нет, — урчу довольный, теперь хочу ее еще сильнее, — я не обижу, Мариш.

Зарываюсь в ее волосы, надавливаю на затылок и целую. Ни черта у меня не получается тормозить, если бы морду мне расцарапала, может и остановился, а так…

Она со стоном сдается, размыкает зубы, впускает мой язык внутрь и отвечает. Сама…

Когда, вообще, меня так поцелуй вставлял?

Окончательно спустив мозги в трусы, тянусь к ее кофте и принимаюсь расстегивать пуговицы. Марина едва заметно напрягается, но не останавливает, только сильнее сжимает ладони на моих плечах.

— Красивая такая, Мариш…

Отрываюсь от ее губ, отодвигаю в сторону край кофты, обнажая грудь и буквально собственной слюной давлюсь. Наклоняюсь, чтобы коснуться ее губами, как вдруг откуда-то со стороны прихожей раздается телефонный звонок.

На Марину он действует отрезвляюще, она мгновенно меня отталкивает, спрыгивает со стола и, попутно застегивая пуговицы, почти бежит из кухни.

Честное слово, в этом состоянии я бы точно убил звонящего, кем бы он ни был.

Иду вслед за Мариной, настигаю ее в прихожей. Она уже успевает отыскать свой телефон, правда на звонок отвечать не торопится.

Растерянно пялится на экран и даже бледнеет, словно черта лысого встретила.

Наконец, бросив на меня взгляд, отвечает на звонок.

Марина

— Ал… ло, — заикаясь, произношу в трубку и задерживаю дыхание.

Даже не так, нет, просто не могу сделать вдох, словно легкие затвердели мгновенно и не могут раскрыться.

Как-то моментально напрягаюсь.

— Ну здравствуй, доченька, — звучит не без доли ядовитой иронии голос мамы.

— Привет… мам, — бросаю настороженный взгляд на вышедшего за мною следом Бурова.

Блин, ну зачем он вышел? Не мог остаться на кухне?

— Подожди секунду, — говорю тороплив в трубку.

Не хочу при нем говорить и ухожу в зал, демонстративно прошлепав мимо Михаила.

Вхожу в комнату и подхожу к окну.

— Я тебя слушаю, мам, — произношу без всякого энтузиазма.

— А чего так неприветливо? — начинается.

Закатываю глаза, сильнее сжимаю в руке телефон, уже пожалев, что вообще ответила на звонок.

— Мам…

— Не звонишь ни мне, ни отцу, на наши звонки не отвечаешь, — обрушивает на меня претензии.

— Неправда, я всегда отвечаю на твои звонки, а папа мне и вовсе не звонит, — знаю, что зря перечу, но не хочу снова слушать этот бред о том, какая я паршивая дочь.

— Конечно, ты даже не интересуешься его здоровьем, а у него между прочим сердце.

— А так и не скажешь, — выдыхаю в трубку и лишь спустя мгновение понимаю, что высказала мысль вслух.

— Смотри-ка, как мы заговорили…

— Мам, чего ты хочешь? — прерываю ее, потому что знаю практически наизусть ее давно заготовленную речь.

— Отцу нужны деньги на санаторий, по твоей милости, мы туда с прошлого года не ездим, — бросается обвинениями.

— По моей милости?

— А по чьей? Если бы ты не решила вильнуть хвостом и подать на развод…

— Стоп, мама, остановись…

— А что остановись? Вадим был прекрасным зятем, обходительный такой, вежливый, нас с отцом уважал…

— Да, и в санаторий отправлял, — перебиваю ее, не хочу слушать старую пластинку.

— Да отправлял, и еще два года после вашего с ним развода отправлял, путевки нам предоставлял, и…

— И поэтому вы встали на его сторону, когда я больше всего в вас нуждалась?

— Не говори глупости, ни на чью сторону мы не вставали, — повышает голос и и я морщусь от неприятных ощущений, — короче, Марина, я недавно его встретила случайно.

Напрягаюсь от ее слов.

— Так вот мы с ним побеседовали, выпили кофе, он сейчас один, никого нет у него и он, насколько я поняла, все еще неровно к тебе дышит…

— Ты сейчас к чему клонишь? — произношу резко, чувствуя, как внутри все сжимается.

— А к тому, Мариночка, — от этого ее ядовитого обращения к горлу подступает тошнота, — что если ты перестанешь вести себя как дура, то у вас еще может что-то получиться.

— Мама ты в своем уме? — не сдержавшись, срываюсь на крик, оборачиваюсь и тут же застываю на месте.

Буров стоит напротив меня, совсем близко, и смотрит внимательно.

— А почему ты на меня кричишь? — возмущается мама.

— Да потому что… — делаю вдох и заставляю себя успокоиться, — потому что я даже не знаю, как тебе такое в голову пришло. Тебе напомнить, почему мы развелись? — на последних словах значительно понижаю голос и кошусь на Бурова.

Он продолжает внимательно наблюдать за моим разговором с матерью.

— Не драматизируй, это был несчастный случай и ты сама была виновата.

Сглатываю противный ком, вставший посреди горла и заставляю себя дышать.

Несчастный случай.

Моя трагедия — это просто несчастный случай.

Против воли возвращаюсь в прошлое. Перед глазами мелькают белые стены частной клиники, капельницы, пикающие мониторы, медсестры, врачи.

Несчастный случай.

Он убедил всех: общих друзей, знакомых, даже моих родителей. Для всех мой муж был идеальным, пример для подражания, предмет для зависти. Каждый считал своим долгом дать мне понять, насколько мне повезло, что он выбрал меня.

И что он только во мне нашел?

В какой-то момент даже я в это поверила.

“Ты сама виновата” — до сих пор в голове звучат слова.

Только потеряв самое важно, я сумела вырваться из этой золотой клетки.

Уйти, не оглядываясь.

Я прервала связи со всем прошлым окружением, в том числе с собственными родителями. Ограничилась сухими поздравлениями по праздникам и клала трубку всякий раз, когда начинались манипуляции.

Сколько раз я говорила себе не отвечать, но всякий раз снова и снова я снимаю чертову трубку.

— Ты меня слышишь? — наверное, я слишком долго молчу, потому что мама начинает нервничать.

— Я тебя прекрасно слышу, мама, и даже не надейся, на санаторий вы вполне себе можете отложить… с пенсии.

— Марина, да как ты…

— Никогда этого не будет, запомни раз и навсегда…

— Неблагодарная…

Она говорит что-то еще, но мне не удается расслышать смысл сказанного, потому что у меня неожиданно вырывают из рук телефон.

— Что… — ошарашено смотрю на Бурова.

Что он себе позволяет?

Он, тем временем, выставляет одну ладонь вперед, а второй подносит телефон к уху.

— Добрый день, нет, это уже не Марина. Она занята. Я кто? — смотрит на меня. — Полагаю, ваш будущий зять

Что он несет? Тянусь к своему телефону, пытаюсь отобрать его у этого медведя, но он только отходит назад и выставляет передо мною руку, не давая мне даже приблизиться.

— Отдай, — произношу шепотом.

— Нет не шутка, какой зять? Самый настоящий, и нет, Марину я вам не дам, она занята и перезвонит, как-нибудь потом, когда освободится. Всего доброго.

И он просто сбрасывает звонок.

— Ты что себе позволяешь?

— Экономлю твое время.

— Да кто тебе разрешал!

Я не знаю, что на меня находит, но совершенно не думая о последствиях, я набрасываюсь на него с кулаками. Из глаз брызжут слезы и я почти ничего перед собой не вижу, но продолжаю колотить этого гада самоуверенного.