Вздыхаю, нажимаю кнопку и поворачиваюсь к нему лицом.

— Не обидел, не сделал, но наверняка сделаешь.

— Зашибись логика.

Просто опыт.

Вслух я, конечно, ничего подобного не произношу.

— Почему ты сбежала в то утро? — неожиданно переводит тему.

— А надо было остаться на завтрак? — спрашиваю раздраженно.

— Как вариант, по крайней мере мне не пришлось бы тебя разыскивать.

Я замираю с кружкой кофе в руках.

Это еще что значит?

— В каком смысле?

— В прямом, Марин, в прямом, и я уже вижу, какая хрень творится в твоей милой головке, поэтому остановись и послушай: нет, я не маньяк преследователь, мне просто было интересно. Ну и что уж, мне понравилось.

— Ты…

— Давай ты успокоишься, ладно? И вообще, я завтрак заказал, он остыл уже.

— Какой к черту завтрак, ты только что признался, что следил за мной!

— Вкусный, Марин, и я не так сказал.

Михаил

Я молча наблюдаю за тем, как она ест свою порцию завтрака. Пожалуй, это неприлично, вот так пялиться на человека, который ест, но я ни черта не могу с собой поделать. Мне просто нравится на нее смотреть.

— У меня между зубов что-то застряло? — Мариша нарушает затянувшееся молчание, не скрывая раздражения.

— Да нет, вроде, щас поближе рассмотрю, — нарочно подаюсь вперед и демонстративно щурюсь, будто действительно пытаюсь разглядеть что-то у нее во рту.

— Очень смешно, — все так же недовольно, — может, прекратишь на меня глазеть, или хочешь, чтобы я подавилась?

— Нет, этого я точно не хочу, ты уж постарайся не давиться.

Вероятно, я слегка умом тронулся, потому что кайфую от ее эмоций.

На мою попытку спровоцировать очередную словесную перепалку Марина больше не реагирует, продолжает есть.

Впрочем, и на том спасибо. По крайней мере она не стала демонстративно вываливать заботливо доставленный завтрак в мусорное ведро.

Ну и как эта женщина может не нравиться?

Пока я мысленно восхищаюсь, она доедает свою порцию и собирается встать.

— Сиди, я сам, — торможу ее и, собрав со стола посуду, иду к раковине.

Марина мои действия никак не комментирует, но я хорошо чувствую на себе ее пристальный взгляд. Ощущение, будто спину прожигают лазерным лучом из Санькиной видеоигрушки.

Мою посуду и складываю ее на сушилку.

Слышу за спиной скрип отодвигаемого стула и оборачиваюсь. Марина встает спиной к столу, складывает руки на груди и выжидающе смотрит на меня.

— Что-то не так? — спрашиваю, вытирая руки полотенцем.

— Ну мы позавтракали, как ты и хотел, а теперь, может, объяснишь, что значит тебе пришлось меня разыскивать?

Судя по вновь появившейся собранности и уверенности, Мариша Евгеньевна наконец пришла в себя.

Такая она мне нравится значительно больше. Подхожу к ней, она не двигается с места, только взгляд выдает мимолетную растерянность и секундное желание отступить.

— То и значит, пришлось разыскивать, друга просить, чтобы старые связи в органах напряг.

— Ч… чего? — заикается, глаза свои красивые округляет. — Ты что, еще и информацию на меня собрал? — шипит злобно.

Ну вот так-то лучше, давай Мариша, уж лучше злись, так по крайней мере все понятно.

— Собрал, — отвечаю честно, не собираясь юлить.

— Да ты… — она резко толкает меня в грудь, от неожиданности я даже пошатываюсь. — Кто тебе дал право рыться в моей жизни!

Я не очень понимаю, что именно ее так разозлило: сам факт того, что я под нее копал, или содержание полученной мною информации?

— Я не рылся в твоей жизни, — отвечаю спокойно и перехватываю ее руки, не потому что она способна нанести мне хоть сколько-нибудь значимый удар, а потому что не хочу, чтобы эта дурочка сама себе навредила.

— Ты только что сказал…

— Я сказал, что собрал некоторую информацию: кто ты, чем занимаешься, где живешь.

О том, что мне известен факт ее развода предпочитаю пока промолчать. Есть у меня некоторые подозрения, что вот эта чрезмерно бурная реакция связана именно с прошлым замужеством.

По ее глазам вижу, что в своих предположениях не ошибаюсь, Марина явно успокаивается, поняв, что поиски мои были довольно поверхностны. И, если честно, это меня совсем не радует, значит была в прошлом какая-то нехорошая история. Хочется, конечно, снова напрячь Глеба, и накопать все, что есть, но я временно отметаю эту мысль.

Сама расскажет, со временем. Я на это надеюсь по крайней мере.

Мариша молчит, хмурится, думает о чем-то.

— То есть когда ты пришел в школу… — говорит себе под нос, — ты уже знал, что я там работаю, да? Ну, конечно, Господи, конечно ты знал, иначе с чего бы тебе заваливаться на мой урок.

— Знал, — киваю согласно, не видя смысла отрицать очевидное.

— И чего ты этим добивался? Поиздеваться хотелось? Показать, насколько крут, отомстить за уязвленное самолюбие? Ну? — выдает с хорошо читаемой претензией.

— Так, тормози, Мариш. Все не так было.

— А как?

— Как? — ухмыляюсь довольно и, неожиданно для нее, подхватываю Марину на руки и усаживаю на стол.

Она только вскрикивает и инстинктивно цепляется за мои плечи.

— Нравишься ты мне, Марина Евгеньевна, считай, я влюбился после той незабываемой ночи. И нет, я не собирался издеваться, разве что чуть-чуть подразнить, по-доброму, и уж точно у меня нет привычки мстить женщине, самолюбие ты мое задела, не спорю, женщины после секса от меня еще не сбегали, я, можно сказать, почти девственности лишился, но не настолько я был уязвлен, чтобы опускаться до нелепой мести.

— Что ты несешь, — бессмысленно пытается оттолкнуть, — мы были пьяны, какая к черту незабываемая ночь, — продолжает сопротивляться, не понимая, что только сильнее меня заводит.

— И я помню каждую деталь, Мариш, — усмехаюсь, обхватываю ее затылок и прижимаюсь к губам, от одного вида которых у меня бессовестно встает.

Она, не ожидая, испуганно открывает рот, тем самым давая мне зеленый свет.

Головой понимаю, что надо тормознуть, только мозги от всего происходящего в трусы стекают, и вместо того, чтобы понизить градус, я ныряю ладонью по кофту и сжимаю грудь, воспроизводя в памяти картину той ночи.

— Охренеть, — шепчу и снова набрасываюсь на ее губы.

И на этом, конечно, все самое интересное заканчивается, потому что Мариша Евгеньевна снова не вовремя приходит в себя и начинает думать там, где надо чувствовать.

— Хватит, — шипит, дергается, взглядом меня убить готова.

Выглядит шикарно.

Дышу тяжело, упираюсь лбом в ее, держу крепко, потому что знаю: чуть дам слабину, она сразу вырываться начнет.

— Нельзя так, Мариша, нельзя издеваться над мужиком, — смеюсь, осознавая трезво, что сейчас мне мало что светит, — жестокая ты женщина, Марина Евгеньевна, у меня секса с той самой ночи не было, а ты…

— А я в этом не виновата, — цедит злобно и намерено вонзает ногти в мои плечи.

— А кто тогда?

— Не помню, чтобы запрещала тебе трахаться, — шипит язвительно, напоминая мне котенка, загнанного в угол, но упорно сопротивляющегося, — нашел бы кого, при твоих вводных наверняка не проблема.

— При моих вводных? — довольный, смещаюсь к ее уху, языком провожу по мочке. — Все мои вводные, Мариш, с некоторых пор реагируют только на тебя, ты их, можно сказать, по самые не хочу зажала.

— Ничего я не зажимала.

— Еще как зажала, так что я благодаря тебе теперь на самообслуживании, — спускаюсь к шее, целую, вдыхаю запах и понимаю, что меня хорошо так ведет.

— Не надо, — отталкивает, но уже не так уверено.

— Почему? — отстраняюсь, смотрю ей в глаза.

Она взгляд отводит.

— Что не так, Мариш? Мы взрослые люди, ты мне нравишься и это точно взаимно, просто не хочешь признавать, или, что вероятнее, боишься признаться, причем не мне, а себе.

— Ты всегда такой самоуверенный?

— Нет обычно я просто — хамло обыкновенное, но тебе я нравлюсь, иначе бы ты постаралась как минимум выцарапать мне глаза, ну или разревелась на крайняк, а вместо этого ты позволяешь мне тебя лапать во время словесной перепалки.